Алексей Андрианов: Я делал кино со сдвигом

- Алексей, про вашу экранизацию "Шпионского романа" ходят странные слухи: будто фильм получается необычный. Каких только определений я уже не слышала! И футуристический боевик, и постмодернистский кинокомикс… Вы сами-то какое кино делали?

- Я делал кино со сдвигом…

- Со сдвигом? Час от часу не легче! Объяснить можете?

- Могу, и даже подробно. Все началось с того, что продюсер "Шпиона" Сергей Леонидович Шумаков, размышляя об экранизации "Шпионского романа", захотел увидеть на экране не просто реалистическую историю, а некий мир со сдвигом. Мир нереальный, но при этом не совсем фантастический, а такой, в котором все находится как бы на грани между "было" и "не было". Исходя из этой концепции в фильме "Шпион" должна была появиться, например, Москва с недостроенными проектами сталинских времен, такими как небоскреб Дома Советов со статуей Ленина, возвышающейся где-то за облаками. Вопрос состоял лишь в том, захотим ли мы сделать из нашего фильма нечто вроде "Метрополиса" (футуристический фильм Ф. Ланга 1927 года, классика мирового кино - прим. ред.) или нам достаточно будет создать у зрителя ощущение, что в предвоенной Москве все это действительно стояло, а может быть, даже и сейчас стоит, просто мы этого не замечаем. Самым сложным для меня было найти баланс между этими "было" и "не было". К счастью, кроме меня за этим следили и продюсер Сергей Шумакова, и оператор-постановщик Денис Аларкон, и художник-постановщик Виктор Петров, и концепт-дизайнер Кирилл Мурзин. Все мы пытались выдержать придуманную Шумаковым стилистику легкого "сдвига".

- Но зачем нужен был этот сдвиг? Почему нельзя было, наоборот, рассказать эту историю в документальной манере, создав на экране портрет реальной предвоенной Москвы?

- Ну, хотя бы потому, что такой реалистический подход был неуместен в отношении литературного источника нашего фильма. У Акунина в его "Шпионском романе" реальные исторические персонажи помещены в рамки некой игровой реальности, опять-таки, не совсем фантастической, а, скажем так, с неким домыслом. Если сюжет "Шпионского романа" перенести на пленку прямолинейно, всерьез, у зрителей создастся впечатление, что мы их дурим, берем исторические факты и перевираем им. Чтобы этого не случилось, нам нужно было сразу показать зрителям: перед вами не реальная предвоенная Москва, перед вами некая параллельная (или альтернативная) реальность всем известного 1941 года. Такое решение, кстати, сильно развязало нам руки, мы могли, к примеру, собирать в кадре предметы, которые существовали плюс-минус 5-10 лет до и после 1941 года. Это весьма обогатило изобразительный ряд фильма, его вещный мир. Например, у нас там есть приборы ночного видения, телевизоры, автомобили выпуска 1946 года, в кадре появляется высотка на Котельнической набережной, которая была построена уже после войны. Все это сразу дает возможность зрителю понять, в какую игру мы играем.

- Я слышала, что, приступив к работе над картиной, вы первым делом переделали уже готовый сценарий? Зачем?

- Да, пришлось кое-что в сценарии изменить. Дело в том, что это был сценарий, написанный взрослыми людьми для таких же взрослых людей, интересующихся советской историей, предвоенной европейской политикой и психологией.

- То есть вы, как я понимаю, себя к взрослым людям пока не относите?

- Во всяком случае, кино я делаю для людей не взрослых. Это пока не мое. И поэтому, прочитав замечательный и серьезный сценарий Владимира Валуцкого, я сразу понял, что мне сейчас будет очень тяжело его поставить. Я задумался: почему книги Акунина нравятся людям разного возраста, образования, культуры? Да потому, что они многослойные, в них есть место и историческим сведениям, и философии, и шуткам, и перестрелкам. И тогда я решил перечитать "Шпионский роман", чтобы найти в нем свой слой, тот, который мне хотелось бы сделать в фильме основным. Когда я его нашел, мы со сценаристом Николаем Куликовым убрали из сценария все, что было непонятно и малоинтересно нам в силу нашего возраста, и добавили то, что было нам интересно – легкость, динамику, иронию. Сделали из серьезного сценария комикс.

- Комикс? Вы хотите сказать, что ваш "Шпион" будет сделан в стиле голливудских кинокомиксов?

- Нет, речь идет совсем не о том, что это будет кино в духе Тима Бертона или братьев Вачовски. Такую задачу мы перед собой не ставили. Мы не собирались кому-то подражать или на кого-то ссылаться. Употребив термин "кинокомикс", я имел в виду лишь то, что мир в нашем фильме не совсем реальный, что наши герои, к примеру, ходят не совсем в той одежде, в которой ходили в 1941 году, да и ведут они себя не совсем реально, и актеры играют их тоже не совсем реалистично…

- Со сдвигом?

- Со сдвигом. То есть чуть-чуть с пережимом. Зрителю не придется вникать в тонкую психологическую игру, он сможет спокойно есть свой поп-корн, пить пиво и при этом все понимать без напряга.

- Ну, что ж, тут вы тоже не отступили от книги. "Шпионский роман" - вещь легкая, к тому же сознательно стилизованная под второсортную советскую литературу про шпионов и разведчиков… Кстати, общеизвестно, что Акунин, работая над своими книгами, всегда перелопачивает массу архивных документов и исследований, относящихся ко времени действия задуманного романа. А как вы изучали эпоху, о которой рассказываете в фильме?

- К моменту моего прихода на проект уже было подготовлено огромное количество самой разной информации, которая, несомненно, мне очень помогла. Я не столько читал, сколько смотрел – документальные ленты, предвоенную хронику. Мне было интересно, как вели себя Гитлер, Сталин, да и обычные люди того времени – какими они были? Как двигались, как улыбались, как носили шляпы, как обнимали женщин? Что казалось им привлекательным, во что они верили, чему смеялись? В хронике очень много интересного, любая запомнившаяся сцена, как только ты начинаешь ее разбирать, сразу тянет за собой огромный исторический пласт! Разобраться во всем мне помогали члены съемочной группы и продюсеры. Сергей Леонидович Шумаков – человек энциклопедических знаний, к тому же у него огромный жизненный опыт. Леонида Эмильевича Верещагина можно было попросить буквально обо всем, для него нет ничего невозможного! А еще мне страшно повезло с художником-постановщиком Виктором Валентиновичем Петровым. На любой свой даже самый мелкий вопрос я всегда получал у него развернутый ответ с десятком советов и предложений. Недаром Виктор Валентинович сделал "Иди и смотри" с Элемом Климовым, "Вора" с Павлом Чухраем (я называю в данном случае только фильмы, действие которых разворачивается примерно в те же годы, что и действие нашего "Шпиона"), понятно, что эту эпоху он изучил досконально.

- Ох, боюсь, ему вряд ли могла прийтись по душе ваша идея "кино со сдвигом"…

- Наоборот! Ему как раз очень понравилось, что на этот раз он совсем не обязан строго следовать историческим фактам. Нашу идею "кино со сдвигом" Петров воплотил в великолепных декорациях, вы увидите их в фильме. А какие у нас работали художники по костюмам! Сергей Стручев и Мария Юреско (перед этим они сделали фильм Никиты Михалкова "Утомленные солнцем-2"). Они шили такие платья – это были откровенно дизайнерские, авторские модели! Но при этом им удавалось добиться ощущения, что сшиты они модельерами 1941 года. Они создавали костюмы, проникнувшись мироощущением своих коллег семидесятилетней давности. 
 
- Снимал фильм молодой оператор Денис Аларкон. Кстати, вы ведь в прошлом оператор-постановщик, не возникало у вас порой желания самому встать за камеру?

- Ни разу. К счастью, у нас с Денисом полностью совпало стилистическое видение фильма. К тому же, если честно, я сам никогда особо не любил стоять за камерой и когда снимал свои последние фильмы как оператор, пользовался услугами камерамена, а сам занимался светом и композицией. Денис в этом смысле совершенно другой человек, он весь фильм – от первого до последнего кадра – просидел, обнявшись с камерой. Если мы целый день снимали на ручную камеру, то он целый день стоял и снимал на ручную камеру. Он выдерживал на площадке по четырнадцать-пятнадцать часов и при этом нигде ни разу не схалтурил, каждый кадр вылизывал и по свету, и по характеру, и по цвету, и по композиции. К тому же Денису принадлежит огромный процент стилистических решений. Часто он приходил ко мне с ноутбуком, чтобы показать целые тома нарытого им материала: советская архитектура, советская эстетика. Без него "Шпион" в том стиле, в котором он был задуман, просто не мог бы осуществиться. Денис выдерживал стиль "кино со сдвигом" на протяжении девяноста трех смен. А девяносто три смены, скажу я вам, это очень долго! Конечно, у нас были с ним рабочие споры на площадке, то я ему уступал, то он мне, мы искали и находили оптимальное решение.

- Поговорим об актерах? Как вам работалось со звездами? Например, с Федором Бондарчуком.

- Интересно работалось. Федор Бондарчук играет в нашем фильме Октябрьского. Роль Октябрьского сильная, а Бондарчук ее усилил. Усилил настолько, насколько сам Октябрьский усилил Бондарчука. Прибавьте к необычной органике и харизме Бондарчука поразительный характер, иронию и шутки-прибаутки Октябрьского, и получится сумасшедше сильный человек, на которого хочется смотреть и смотреть. Федор Сергеевич обладает огромной харизмой, он как магнит, как зажигалка, собирает вокруг себя людей и заряжает их своей позитивной энергией. Это актер с огромным диапазоном и, к счастью, в нашей картине ему было где этот диапазон применить. Во всяком случае, я еще не видел Бондарчука в таких штуках, какие он делал в нашем фильме. Я думаю, что зрителям будет очень интересно посмотреть на совершенно другого, пока еще неизвестного им Бондарчука.

- Да, ничего не скажешь, о Бондарчуке вы говорите, как о мэтре… Ну, а что скажете о Даниле Козловском? Кстати, внешне он ведь совсем не похож на того Дорина, каким его рисует в своей книге Акунин.

- Да, не похож. Но это не помешало ему полностью сжиться с образом Дорина. С момента утверждения на роль Даня Козловский не расставался с книгой "Шпионский роман", он с ней спал, ездил в машине, она постоянно была у него в руках. И когда мне вдруг зачем-то оказывалась нужна книга, я по рации спрашивал: "А Даня Козловский далеко?". Я думаю, он перечитал эту книгу раз сто, знал наизусть каждую строчку. И это, кстати, точно отражает его характер и его подход к работе. Потому что Даня отдается своей роли на сто двадцать процентов. Он дарит режиссеру всего себя: лепи из него, как из пластилина, что хочешь. И что ты из него ни лепи, он всегда органичен, как кошка…

- А что скажете о Владимире Епифанцеве?

- Несколько лет назад мне показывали пробы с участием Володи Епифанцева. Честное слово, я их запомнил на всю жизнь. Это была некая сцена общения персонажа Епифанцева с Господом Богом. И в какой-то момент у меня возникло ощущение, что артист, играя в этой сцене, вышел за грань реальности: казалось, он действительно общался с Богом, а не работал на камеру. Состояние, в котором он находился, не было похоже ни на состояние опьянения, ни на состояние человека под наркотиками, это был выход за границы реальности на другом уровне. Причем энергетически это было абсолютно позитивно. В "Шпионском романе" есть сцена допроса Вассера – он там находится под воздействием сыворотки правды, которая заставляет человека не просто говорить правду, но получать от правды наслаждение, так что его просто прет. Когда я читал эту сцену, мне сразу вспомнились те пробы Епифанцева. Мы позвали его на роль Вассера и не ошиблись. На площадке Володя делал нереальные вещи, его игра никого не оставляла равнодушным. Да  и он сам, приезжая на съемки, буквально горел своей ролью, после каждого дубля подбегал ко мне, смотрел отснятый материал и удивлялся: "Неужели это я? Ничего себе!".