Любовь и голуби Валерий Гаркалин

ГОЛУБКИНА: Здравствуйте,  Валерий Борисович Гаркалин.

ГАРКАЛИН: Здравствуйте, дорогие друзья.

ГОЛУБКИНА: Это Маргарита Михайловна Митрофановна, вы знакомы, нет?

ГАРКАЛИН:  Нет, не знаком. Очень приятно.

МИТРОФАНОВА:  Мы с Машкой тут дружим.

ГАРКАЛИН:  А вы почему по имени и отчеству?  Вы  выглядите запросто без чинов.

ГОЛУБКИНА:  Да? Валер, я вас всю жизнь называла Валерий Борисович.

ГАРКАЛИН:  Конечно, всегда, потому что ты моей была ученицей всегда, ты была рядом, как ученица. Я не знаю, почему ты со мной выкала, я-то ведь, давай перейдем на «ты» вот так в эфире.

ГОЛУБКИНА:  Это у Валерия Борисовича звонит телефон. О Валерии Борисовиче надо сказать вводное. Мы когда-то репетируем с Валерием Борисовичем, и я никак не могу слово сказать, потому что Валерий Борисович начинает играть, я поворачиваюсь и начинаю ржать. Он говорит: Маш, ну, чего ты, ты же меня давно знаешь. Я говорю: не могу, больно рожа смешная.

МИТРОФАНОВА: Это, как когда снимают какие-то сцены, это называется колется, да, когда должен дочитать свой монолог или роль, а засмеялся, значит, раскололся.

ГАРКАЛИН:  Нет, все дело в том, что это свойство Маши и меня, мы вдвоем…

ГОЛУБКИНА: Умирали со смеху.

ГАРКАЛИН:  Когда-то много лет назад работали в одном здании, то есть, в одном театре, Театре Сатиры. Представляете, название Театр Сатиры. И вот мы два очень смеющихся человека…

ГОЛУБКИНА:  А вас выгнали из Театра Сатиры, кстати, за хулиганство. Рассказать, какое хулиганство было?

ГАРКАЛИН:  Ну…

МИТРОФАНОВА: Пусть тогда Валера сам расскажет.

ГОЛУБКИНА:  А, нет, не за пьянку. За обман.

ГАРКАЛИН:  Я к тому времени совсем не пил. Да, мне пришлось обмануть руководство театра, уйти, вернее, отказаться от спектакля, который шел в текущем репертуаре, прикинуться больным,  чтоне могу по физическим данным выйти на сцену…

ГОЛУБКИНА:  Да, на сцену сегодня вечером.

ГАРКАЛИН:  Но в этот же вечер я вышел на сцену другого театра.

ГОЛУБКИНА:  За штуку, как говорится.

МИТРОФАНОВА:  Это месть какая-то, или больше денег дали?

ГОЛУБКИНА:  Нет, больше денег дали.

ГАРКАЛИН:  Конечно, нет, там немножко была угроза другая.

ГОЛУБКИНА: Это был спектакль «Золото»?

ГАРКАЛИН:  Нет, не «Золото».

ГОЛУБКИНА:  «Ботинки на толстой…»

ГАРКАЛИН:  Нет, нет, с Таней Васильевой вдвоем. Мы играли, но все, все…

ГОЛУБКИНА:  То, что Рома Козак поставил?

ГАРКАЛИН:  Нет, то, что поставил Валера Ахадов. У тебя такие разнящиеся сведения. Но не важно, важно другое совсем, просто кому-то понадобилось от меня избавиться в театре, и вот таким образом это сделали, и все.

МИТРОФАНОВА:  Нас тоже заставляли с Ольгой Шелест объяснительные писать, почему мы хотели улучшить эфир, а люди посчитали, что ухудшить. Но, кстати, у нас был гость, который посчитал, что с начальством как-то все равно ссориться и бороться нельзя.

ГОЛУБКИНА: Либо уходи, либо чего бороться.  Как нам сказал  наш начальник один, он нам сказал, когда мы там чего-то: вот мы там… Он говорит: значит, так, девочки, кого здесь нельзя поменять? Маргариту Михайловну спросил он. Маргарита Михайловна говорит: вас. Он говорит: ответ правильный. Вот так, и все. И мы поняли, чего толку-то, ну, выгонят тебя. Ну, или либо ты будешь работать, либо сиди дома.

МИТРОФАНОВА: А как же творческая личность, как же особый подход? Я понимаю, если люди армейские, какие-то уставы?

ГАРКАЛИН: А все дело в том, что, когда, здесь уже вступает мысль главная, из-за чего, зачем, главный вопрос бытия.

МИТРОФАНОВА:  Зачем?

ГАРКАЛИН: Если что-то делается или совершается, то всегда нужно понять, а во имя чего это делать? Только тогда ты или это будешь делать, или ты откажешься от этого. Ну, вот руководство театра тогда  ставило перед собой цель: не важно, кто играет…

ГОЛУБКИНА: Это еще было при Валентине Плучеке, по-моему?

ГАРКАЛИН:  Нет, Плучек уже был уволен, он уже был, он еще был жив, Валентин Николаевич был жив, но, к сожалению, его вывели из театра.

ГОЛУБКИНА:  Простите нас, мы по-свойски.

МИТРОФАНОВА:  Нет, отлично, на самом деле.

ГАРКАЛИН:  Нет, все дело в том, что однажды на последней репетиции Валентин Николаевич позволил себе потрясающую вещь, он сказал…

МИТРОФАНОВА:  А можно мы об этом узнаем после новостей?

ГАРКАЛИН:  Конечно.

МИТРОФАНОВА:  Друзья, в эфире в меру эротическое и примерно в такой же мере соотносим с интеллектуальностью шоу «Любовь и голуби». Сегодня великолепный гость, Валерий Гаркалин.

ГОЛУБКИНА:  Просто Борисыч.

МИТРОФАНОВА:  За Голубкиной и Гаркалиным, я посмотрела на них,  они как будто реально вместе в армии служили, причем в Морфлоте три года и вообще не выходили на поверхность.

ГАРКАЛИН:  Без увольнительных.

МИТРОФАНОВА: Да, да, где-то в подводной лодке, и притом дембельский альбом они листают, и говорят: а давай про челюсть расскажем. - Нет, не надо. -А давай тогда про погоны. - Ну, давай.

ГОЛУБКИНА: Я говорю: Валерий Борисович, давай расскажем историю, чего не сделали за штуку.

ГАРКАЛИН: Да, это потрясающая история. Мне ее рассказывать?

ГОЛУБКИНА:  Да. Вы же мне ее рассказывали, я смеялась, вы рассказывали. Давайте.

ГАРКАЛИН:  Их несколько, ты, давай, напомни, какая из них.

ГОЛУБКИНА:  Ну, когда вы, то в автобусе ехали, то в самолете летели падающем.

ГАРКАЛИН:  Еще раз?

ГОЛУБКИНА:  Чего не сделаешь за штуку с Ицыкович.

ГАРКАЛИН:  А, все дело в том, что мы должны были вылететь с Васильевой и вылетели с Васильевой в город Иркутск. Но не было прямого рейса. Вернее, он был, но билетов там не было. А мы должны были кровь из носа туда вылететь, в Иркутск.

ГОЛУБКИНА: А надо сказать, им тогда платили…

МИТРОФАНОВА:  Это когда было?

ГАРКАЛИН: Это было лет 20-ть назад.

ГОЛУБКИНА:  Им платили по тысяче долларов.

МИТРОФАНОВА:  В 90-е.

ГАРКАЛИН:  По тысяче долларов, мы были очень дорогостоящие.

ГОЛУБКИНА:  И они, да,  они  прям, знаешь, хотели заработать, и такие, у-а-а…

ГАРКАЛИН:  Нет, мы всегда мчались туда, где платили.

МИТРОФАНОВА:  Да, я люблю такие истории.

ГАРКАЛИН:  А билетов на нормальные комфортабельные самолеты не оказалось. И нам, если, давайте так сделаем, мы долетим до какого-то города, а там потом мелкими перебежками и долетим до Иркутска. Как это выглядело?  Это выглядело так, мы долетели до Улан-Удэ, приземлились там, потом нас под белые руки  посадили в какой-то жуткий такой военный УАЗик, ГАЗик, шмазик.

МИТРОФАНОВА: Автомобиль.

ГАРКАЛИН: И повезли в какой-то отдаленный аэропорт города Улан-Удэ, посадили туда в самолет, который, знаете, как…

МИТРОФАНОВА:  Без кресел, что ли? Кукурузник, что ли?

ГАРКАЛИН:  Хуже! Ну, не важно, там что-то страшное было, там было только одно сиденье, нет, два было сиденья, где можно было сесть.

МИТРОФАНОВА: Для капитана?

ГАРКАЛИН: А капитан был впереди, пилоты были там. Они говорят: сейчас взлетаем, не волнуемся. И вот, значит, Васильева сидит с термосом и с распухшими ногами, потому что…

МИТРОФАНОВА:  Отекли от дороги.

ГАРКАЛИН:  Да, потому что она все время сидела, и там было два кресла, и какой-то генерал сидел там.

МИТРОФАНОВА:  То есть, военный самолет.

ГАРКАЛИН:  Военный самолет. И несколько солдат сбрасывали по мере того, как приземлялись, сбрасывали аккумуляторы и опять мы взлетали. Мы сделали 10 взлетов и 10 посадок. Генерал не мог понять, куда он попал, потому что, с одной стороны, ему видно народную артистку с термосом, с другой стороны, он сопровождает аккумуляторы.

МИТРОФАНОВА:  А генерал был трезвый?

ГАРКАЛИН:  Нормальный.

МИТРОФАНОВА:  То есть, пьяный.

ГОЛУБКИНА:  Да все были трезвые.

ГАРКАЛИН:  Весь ужас в том, что такие вещи делаются в трезвом состоянии, потому что в пьяном виде люди не делают такие вещи.

МИТРОФАНОВА:  Действительно. Как говорил один мой знакомый: был бы трезвый, вообще погиб бы.

ГАРКАЛИН: Да, да.

ГОЛУБКИНА: В итоге, как вы поворачиваетесь и говорите ей?

ГАРКАЛИН:  Я говорю, Таня, поворачиваюсь к ней, за что все это? Имея в виду вообще эта жизнь и эти полеты над Даурскими степями, взлеты, посадки,  ведь это все стоило… И что сказала Васильева, гениально, она сказала: что не сделаешь за штуку. Она это не сказала, а пропела.

ГОЛУБКИНА:  Потом она то же самое пела в Ташкенте на 50-градусной жаре в автобусе в потном, когда они проезжали мимо собственной огромной афиши, и она с головной болью там лежала в этом автобусе, и пел уже Валерий Борисович: что не сделаешь за штуку.

ГАРКАЛИН:  Птица счастья завтрашнего дня, ты летела деньгами звеня.

МИТРОФАНОВА: Значит, артисты циничные такие вот люди, даже оскорблять не буду…

ГОЛУБКИНА:  Не правда.

ГАРКАЛИН: Нет, нет, это только часть нашей жизни, только часть, потому что все остальное, конечно же, любовь к зрителю, любовь к драматургии,  выбор, все это существует в профессии.

ГОЛУБКИНА: Ну, без зрителя…

ГАРКАЛИН: Просто она сопровождается вот таким страшным бредом.

ГОЛУБКИНА:  Как говорил наш с вами коллега, коллега, потому что мы работали в одном театре, просто потом после него Папанов.

ГАРКАЛИН:  Анатолий Дмитриевич.

ГОЛУБКИНА:  Да, Анатолий Дмитриевич Папанов говорил, что наша профессия самая лучшая, если бы только не было спектаклей и репетиций.

МИТРОФАНОВА:  Действительно.

ГАРКАЛИН:  Кстати, Анатолию Дмитриевичу Папанову принадлежит фраза, которую мне сам лично поведал Армен Борисович Джигарханян, они вдвоем еще на заре перестроечных каких-то моментов, ну, это давно действительно было, когда они попали в какой-то международный кинопроект, и снимались там вдвоем. Естественно, жили в одном номере вдвоем. А тогда…

МИТРОФАНОВА:  Вообще-то я эндокринолог, помните?

ГАРКАЛИН:  Да, да. Советские артисты, знаете,  выезжая за границу, экономили на всем, лишь бы привезти маечку, зажигалочку, жвачечку.

МИТРОФАНОВА:  Да, да, Данелия особенно подробно это описал.

ГАРКАЛИН:  Да, да, естественно, и они тоже не избежали этой участи. И они вдвоем ночью перед съемочным днем заваривают эти рыбные консервы, и вдруг Анатолий Дмитриевич, он вообще был очень мудрым человеком, не поверите, играя всяких быдл, он был интеллигентнейшим человеком. И вот он говорит Армену: Армен, вот сейчас мы едим эти консервы, а ведь эти консервы завтра будут в наших глазах.

МИТРОФАНОВА:  Килька в томате - целое поколение!

ГАРКАЛИН:  Потому что это психологически, конечно, переходит. Как ты живешь, так ты… Это такая профессия.

ГОЛУБКИНА:  Абсолютно. И нельзя, плохой артист, это, как правило, и человек не хороший.

ГАРКАЛИН:  Абсолютно верно. Прямая связь.

МИТРОФАНОВА:  Да, ну, а так мы, мы сегодня спорили и защищали Ганса Христиана Андерсена, извините за грубость, потому что наша коллега одна предположила и высказала мысль, что он не любил детей.

ГОЛУБКИНА:  Любят ли артисты детей?

МИТРОФАНОВА:  Да нет, ну, в том, что ты говоришь, что если плохой человек, то плохой артист.  А подождите, а тут людей не любил, а сказки хорошие писал.

ГАРКАЛИН:  Это, знаете, это досужие домыслы по поводу Ганса Христиана  Андерсена.

МИТРОФАНОВА:  Да?

ГОЛУБКИНА:  Конечно.

МИТРОФАНОВА:  В защиту.

ГАРКАЛИН:  Все дело в том, что я там был недалеко, где он жил и родился, и я очень много о нем читал, я снимался в картине Рязанова, который  мне глубоко интересен, изучал жизнь. Он был непростым человеком, безусловно, у него было очень много комплексов, гомосексуалист, и так далее.  Нет, но дело не в этом, а ведь тогда, в ту пору это…

ГОЛУБКИНА:  Так это он испортил Людвига Баварского.

МИТРОФАНОВА:  И чуть ли ни Оскара Уайльда.

ГАРКАЛИН:  Да, и многих других. Дело не в этом, друзья мои, он был удивительно художественным, сильной личностью необыкновенно. Его сказки до сих пор живут.

МИТРОФАНОВА:  А Сталин знал, что что-то тут не то?

ГАРКАЛИН:  Его тысячу лет назад не стало, а сказки его будут жить в веках.

МИТРОФАНОВА:  То есть не обязательно вот такая связь  между сложным человеком и его произведением?

ГАРКАЛИН:  Нет, в литературном творчестве уж точно.

МИТРОФАНОВА:  Валерий Борисович, из Красноярского края написали: «Валерий,  вам только за «Ширли-Мырли» памятник поставить». Это Роман. Из Ростовской области сказали…

ГАРКАЛИН:  Памятник убрать.

ГОЛУБКИНА:  Написали: «Извините за вольность, но Валерий Гаркалин отличный парень. Николай. Ростов».

ГАРКАЛИН:  Спасибо.

МИТРОФАНОВА:  А, если актер закрытый? Знаете, такой, вот мы обсуждали, пока вы чуть-чуть из-за нас опаздывали, мы говорили о том, что все время смотришь какие-то истории об актерах, актрисах, они жалуются, а, может, и не жалуются, так журналисты их поворачивают. И вот думаешь, ну, вот, а зачем, может, лучше и не надо, не знать бы про это. А, если человек закрытый, не дает интервью, это тоже, наверное, не очень хорошо, ну, зрители же хотят.

ГАРКАЛИН: Я тоже считаю, что работая в этой публичной, как мы знаем все, профессии и оставаться закрытым и нелюдимым человеком крайне трудно, лучше выбрать…

ГОЛУБКИНА:  Другую профессию.

ГАРКАЛИН:  Конечно! Да, и сиди себе клерком, мало, кому известным человеком. А, если ты все-таки вошел в эту стезю и ты, хочешь ты этого или не хочешь, существуешь там, ты должен соответствовать этим вещам. И поэтому я никогда не лукавлю и не говорю, что вот, знаете, я так не люблю, когда ко мне пристают. Вот сказали сейчас какие хорошие слова, знаете, как было приятно.

МИТРОФАНОВА: Согласна.

ГАРКАЛИН: Приятно, приятно, я даже прям, большая благодарность всем, кто сказал, что мне надо памятник. Я считаю, что не один, в каждом городе можно поставить.

ГОЛУБКИНА: А мы заменим, у нас акция будет такая.

МИТРОФАНОВА: Городу по памятнику.

ГОЛУБКИНА: Замени 10 памятников Ленину на памятник Гаркалину и выиграй  билеты на хард-рок фестиваль 2 мая.

МИТРОФАНОВА:  Оззи Осборна. Ну, и вот, подожди, у меня вопрос был, а сейчас ты меня сбила.

ГОЛУБКИНА:  А, а я тебя сбила.

МИТРОФАНОВА:  Сейчас, ну, ты, секунду, сейчас я спрошу.

ГОЛУБКИНА:  Ты про актеров.

ГАРКАЛИН:  Про актеров, да, открытость и закрытость.

МИТРОФАНОВА:  Это мы обсудили, что надо, раз ты идешь, хорошо. А вот, как быть с тем, что вас, актеров, все женщины любят, особенно симпатичных?

ГАРКАЛИН: Да такого не бывает.

МИТРОФАНОВА: Подождите, все хотят с вами переспать.

ГОЛУБКИНА: Ну, не все, а многие.

МИТРОФАНОВА:  Ну, многие, да.

ГАРКАЛИН: А, вот это?

МИТРОФАНОВА: Да. И как жене? Ведь есть жена же, вот эта бедолага.

ГАРКАЛИН:  Вы  об этом?

МИТРОФАНОВА:  Конечно. Потому что я все-таки, общаясь с музыкантами, в больше степени, я все время говорю: боже мой, ну, вот как, даже с женатым же встречаться нельзя. Но, если бы Пол Маккартни на меня посмотрел, я бы обязательно изменила и своему мужу, и его жене…

ГАРКАЛИН:  И его женам.

МИТРОФАНОВА:  То есть, как определяться,  как эту систему координат вам устанавливать, ведь сколько историй?

ГАРКАЛИН:  Мне кажется, вопрос личной морали, он всегда остается вопрос только личной морали. Это глубоко личная история. Вот, если, вы можете рассказывать о порядочности или, не имея никаких представлений об этой морали или об этой порядочности, но жить по порядочным законам и по самым высоким моральным законам это…

МИТРОФАНОВА:  Вот мне кажется, у Солженицына не было мысли жене изменить? А у Евстигнеева было. 

ГАРКАЛИН: И, вы знаете, что и у Солженицына эти мысли приходили в голову, потому что он живой человек, просто мы об этом ничего не знаем. И правильно, что мы ничего об этом не узнали.

ГОЛУБКИНА: Да, нет, ну, мысли всякие бывают, конечно. А я вот думаю…

ГАРКАЛИН: Мне кажется, нет, у меня такой был, я же преподаю…

МИТРОФАНОВА: Вот студентки, они же вообще кишат.

ГАРКАЛИН: У меня замечательные студенты. Вот у меня два студенты,  девочка и мальчик, показали замечательный этюд однажды, я его помню и привожу в пример всем моим последующим ученикам. Это называется этюд на фантазию. Есть такой  раздел в высшей театральной школе. Когда особенно по законам психологического театра надо пройти эту фантастическую природу искусства, что является вымыслом, выдумать, вымысел.

МИТРОФАНОВА:  То есть, даже Леша Макаров проходил эти этюды?

ГАРКАЛИН:  Да, все, конечно. Над вымыслом слезами обольюсь,  - говорил Пушкин.

МИТРОФАНОВА:  Надо к людям получше относиться.

ГАРКАЛИН:  Вот над вымыслом, работа над вымыслом. И они показали замечательный этюд, якобы, это зал какой-то из галерей картинных, и там бродят любители живописи юноша и девушка. И вот что же в наших головах, когда мы соприкасаемся с прекрасным. И вдруг в какую-то секунду я вижу, они раздеваются догола и начинают вступать в какие-то взаимоотношения, быстренько одеваются, опять встают и рассматривают, отдаляясь от шедевра,  потом опять раздеваются и что-то такое,  и там еще прибегает много-много женщин, и вдруг какие-то, и опять. Вы знаете, я думал, что мне это снится, потому что это потрясающе, они материализовали то, что в наших головах действительно существует, без лукавства и без вранья, без приукрашивания. Вот, когда так, это правда.

МИТРОФАНОВА:  Это, как ко мне перед церковью подошел мужик и спрашивает: шубы дешевые нужны? Я  Голубкиной говорю, слушай, я только просветление ждала, а ко мне дядька подходит. Это вообще цирк бесплатный.

ГАРКАЛИН:  Так оно и пришло просветление.

МИТРОФАНОВА:  А Голубкина так посмотрела, проанализировала за несколько секунд и говорит: а ты всегда о хорошем думаешь?

ГАРКАЛИН:  А, знаете, когда три священника играют в карты?

ГОЛУБКИНА:  Нет.

ГАРКАЛИН:  Ой,  замечательно, играют в карты, и вдруг врывается полиция.

МИТРОФАНОВА:  Нам придется прерваться через 60 секунд.

ГАРКАЛИН:  Жалко.

МИТРОФАНОВА:  Нет, ну, вернемся опять.

ГАРКАЛИН:  Да? Ну, тогда все.

МИТРОФАНОВА:  Нет, ну, как все, еще 20 секунд.

ГАРКАЛИН:  Тогда расскажу быстренько анекдот. Они играют в карты, и врывается полиция нравов. И они говорят: «Ты играл в карты?» Ксендз говорит: «Вот на этой Библии клянусь - никогда». «А ты, священник, православный?»  - «Никогда». И к еврею, к раввину: «А ты?» Он говорит: «С кем?»

МИТРОФАНОВА:  Вот, да, вот, видите, и успели за 20 секунд.

ГАРКАЛИН:  Успел.

ГОЛУБКИНА:  Разница философий.

МИТРОФАНОВА:  Мастерство-то какое. Дембельский альбом мы откроем вновь буквально через пару мгновений. У нас в гостях актер театра и кино Валерий Гаркалин. Без отчества. Я вот что думаю. Мы, люди простые, сибирские девушки, ходим редко в театр. Ну, не получается. И редко, когда слышим. Ну, если вдруг на канал "Культура" с бодуна не наткнешься, то есть анонсы, интересное. Что-то вас самого заинтересовало? Или вдруг вы принимаете участие в том, что вам самому нравится. Ну, бывает такое.

ГАРКАЛИН: Да.

МИТРОФАНОВА: Вот! Может быть, вы нам расскажите. Потому что сейчас (я точно знаю) гремели три спектакля режиссера Боголюбова?

ГАРКАЛИН: Да.

МИТРОФАНОВА: Во МХАТе. И прям вся Москва…

ГОЛУБКИНА: Богомолова.

МИТРОФАНОВА: Прости. Это я за спиной так.

ГАРКАЛИН: Фамилии очень похожи. Я тоже путаю. Тоже, кстати, Боголюбов есть такой режиссер, есть такой руководитель Щепкинского училища.

МИТРОФАНОВА: Тем более. Ему еще и привет.

ГОЛУБКИНА: Папа, между прочим, Оскара Кучеры.

МИТРОФАНОВА: Так вот, и Богомолов потряс воображение всех. Но мы с Голубкиной пререкаемся. Она говорит, что он, вроде как, поставил  режиссера выше актера и его мастерства. Вот вы что по этому поводу думаете?

ГАРКАЛИН: Я не видел этих спектаклей. Но я знаю. И мнением Маши я очень дорожу. И я считаю, что Маша очень умный и вдумчивый художник. И она справедливо может говорить о каких-то художественных достоинствах того или иного произведения. Но мне кажется, что эти люди, которые вызывают такое раздражение -  это и есть те, кто движет художественное дело вперед. Вот эту махину вперед.

ГОЛУБКИНА: Тоже интересная мысль.

МИТРОФАНОВА: А вас что заинтересовало как профессионала и как любителя?

ГАРКАЛИН: В том, где я участвую. К сожалению, я не все могу увидеть, другие работы. Мне "Демон" очень понравился.

ГОЛУБКИНА: А "Демон" чей?

ГАРКАЛИН: Работа Землянского в театре Ермоловой. Посмотрите. Это такой красоты спектакль! Он переполнен красотой.

МИТРОФАНОВА: Он даже красивей, чем соседний отель.

ГАРКАЛИН: Он даже красивей, чем сам демон. Замечательная работа, где я играю, у Крымова со своим учеником.

ГОЛУБКИНА: Крымова, да. Пошли! Точно!

МИТРОФАНОВА: А как называется?

ГАРКАЛИН: Называется "Сон в летнюю  ночь".

МИТРОФАНОВА: Это даже понятно, кто написал.

ГАРКАЛИН: Написал это Шекспир.

МИТРОФАНОВА: Ну, естественно.

ГОЛУБКИНА:  Собираюсь уже столько лет посетить и вообще прям моя мечта-мечта!

ГАРКАЛИН: Дело в том, то они сейчас уезжают с другим спектаклем по странам Европы. И этот спектакль играться будет только осенью. Но все равно помните: есть такой спектакль, где играет Алла Борисовна Покровская.

ГОЛУБКИНА: Это вообще гений! Это Мишкина мама.

МИТРОФАНОВА: Точно!

ГОЛУБКИНА: А Мишкина мама - гений! Ты думаешь, откуда вот это все, Миша-то?

МИТРОФАНОВА: Думаешь Олег? Папа же все-таки.

ГАРКАЛИН: Но Олег тоже гений.

ГОЛУБКИНА: Олег тоже гений, но и мама-то Мишкина!

ГАРКАЛИН: А мама вообще это дочка Бориса Покровского, крупного оперного режиссера.

ГОЛУБКИНА: Который умер за сто лет уже.

МИТРОФАНОВА: У Мишки шесть детей. Я даже боюсь думать, какие умные они будут.

ГАРКАЛИН: Все они будут гении.

ГОЛУБКИНА: Да! Что делать? Гений на гения дают гения.

МИТРОФАНОВА: А если папа инженер?

ГАРКАЛИН: Мама - инженер, будет гений. Гений-инженер.

ГОЛУБКИНА: Но гением же можно быть в любой  области. Правильно? Не обязательно только актер-гений. Можно и медсестрой быть гением.

ГАРКАЛИН: Абсолютно верно. Творческим человеком можно быть всюду.

МИТРОФАНОВА: То есть вы рекомендуете эти три спектакля для тех, кто… А вот региональная какая ситуация? Может быть есть Саратовский ТЮЗ или…?

ГАРКАЛИН: Безусловно, все театры  существуют, работают. Они просто выживают. Там  немножко другая ситуация. Потому что они не могут поставить спектакль…

МИТРОФАНОВА: Просто страна большая, "Маяк" слушают во многих  городах.

ГАРКАЛИН: Дело даже не в этом. У них ситуация  очень грустная, потому то они поставят спектакль и выпустит город два-три раза. Потом вынуждены этот спектакль снять и поставить новый. Поэтому в году у них по 5-6 должно быть премьер.

МИТРОФАНОВА: А, скучно, мол! Тяжело.

ГАРКАЛИН: Это невыносимая ситуация.

МИТРОФАНОВА: Может, вы еще из дембельского альбома что-то вспомните?

ГОЛУБКИНА: Новосибирская область вам пишет: "Валерий Борисович, жму руку и говорю огромное спасибо". Александр из Новосибирска. Мы не будем уже Марселя Пруста трогать? Мы сегодня уже были с Марселем Прустом. Давайте лучше вспомним вчерашние наши истории, когда мы играли в театре Пушкина.

ГАРКАЛИН: Это был замечательный период! Маша была тогда артисткой театра Пушкина, а Рома Козак руководил театром, ныне ушедший от нас. Один из любимых нами человек. Человечище! Он, правда, не сам ставил этот спектакль, а ставил его Бычков.

ГОЛУБКИНА: Михаил Владимирович Бычков, любимый мной, обожаемый режиссер, с которым я до этого выпускала…

ГАРКАЛИН: У которого Маша…

ГОЛУБКИНА: Играла "Грозу". И я его уже знала. А эти два - Валерий Борисович и Боря Дьяченко они его не знали, они его не понимали. И Михаила Владимировича чего-то не шло, он дико мучился, много курил.

ГАРКАЛИН: А мы его не понимали при этом.

ГОЛУБКИНА: Они не понимали, да. А ему возила кардиомонитор, думала: сейчас помрет. Потому что он от нашей плохой игры переживал. И он ругал нас.

ГАРКАЛИН: И не плохой игры, а просто незнание текста. Играли-то мы хорошо. Просто текста не знали.

ГОЛУБКИНА: Да, у нас такой способ.

МИТРОФАНОВА: Такое бывает на экзаменах.

ГОЛУБКИНА: И мы такие расслабленные, мы СМСки посылаем. Валерий Борисович, за что бы ни взялся, все делает максимально. И он кому-то писал СМСки, он стесал клавиатуру полностью. И она была без букв. А Бычков: "Вот, что это такое? Хватит! Все! Вы надоели!" Я терплю, я его понимаю. Потому что ты терпишь всегда, когда ты человека понимаешь, ты никогда на него не обидишься. А эти не понимают. И взрослые мужики, они на него обиделись! Иду мимо гримерок и вдруг слышу: "Боречка, ты знаешь, ты такой хороший актер! Ты так хорошо играешь! Ты знаешь, особенно вот в этом месте так прекрасно играешь!" - "Валерочка, ты знаешь, а ты какой хороший! Ты знаешь, какой ты талантливый! Вот здесь мне тоже очень нравится вот этот кусок!" А играем комедию при этом. Я захожу и говорю: "Мужики, вы чего,  обалдели, что ли?" Они: "Да! А чего он там на нас все время орет! Нас же хвалить надо!" Вот такие.

ГАРКАЛИН: Конечно! Надо с похвалы многое взять. Вот мне кажется, надо хвалить артиста. Всегда хвалить. Тогда будет и результат.

МИТРОФАНОВА: Но человек, который учится на артиста… Вот Ефремов на вашем же месте был и говорил о том, что жестко очень воспитывает. Потому что сейчас хлюпики и какой-то сразу бомонд растет. В казармы их! Он говорил так.

ГАРКАЛИН: Нет, кто-то требует особого подхода. Жесткий, конечно. Потому что он тогда расплывается и мстит бездельем и леностью. Это правильно.

ГОЛУБКИНА: К дисциплине надо приучать обязательно.

ГАРКАЛИН: Но в  результате, когда человек что-то делает… Вот знаете… У вас вообще говорят такие слова нехорошие?

ГОЛУБКИНА: Матом  нельзя.

МИТРОФАНОВА: Матом - точно! А на какую букву вы можете?

ГАРКАЛИН: Не важно. Был такой замечательный актер, киноактер, выдающийся деятель Эраст Павлович Гарин. Он был один из лучших, любимейших артистов Всеволода Эмильевича Мейерхольда. И он тоже потом ставил спектакли в Студии киноактера. Я был свидетелем разговора с артистами. Он очень любил актеров. Он ненавидел все службы, которые вокруг, как Бычков. Орал на любого реквизитора или осветителя просто благим матом. Но артистов он обожал. Он даже ругал их с такой нежностью, вы даже представить себе не можете!

МИТРОФАНОВА: Матом, да?

ГАРКАЛИН: Не матом. Вот однажды он говорит артисту: "Иди, только не насри! Иди!" И он ушел играть. Играет. Ну, как, говорят: "Ну, насрал".

МИТРОФАНОВА: Да простит нас…

ГОЛУБКИНА: Люди. Все люди простите нас, пожалуйста.

МИТРОФАНОВА: Но это было очень яркое замечание.

ГОЛУБКИНА: У Ефремова-то не два сына, оказывается, а три. Три сына, три  дочки.

МИТРОФАНОВА: А почему мы считаем сейчас детей Ефремова? А не Гаркалина?

ГАРКАЛИН: У меня одна дочь. И внук Тимофей, которому исполнилось 29 марта ровно два года. Он тоже юбиляр.

МИТРОФАНОВА: Да. Мы поздравляем всю вашу семью. Спасибо, что пришли.