Воскресный папа Виктор Ямпольский
Персоны
ТИХОМИРОВ: Уважаемые друзья, конечно, редко до нас долетают вот такие птицы. Режиссеры, актеры, певички – да, конечно, это частые гости в нашей студии. Но чтобы в этой студии появился живой пианист... Знаете, вас даже хочется пощупать, ущипнуть.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Живой я или нет?
ТИХОМИРОВ: Да. Вы только поближе к микрофону. У нас в гостях пианист Виктор Ямпольский – руководитель Трио имени Рахманинова. И сегодня у нас состоится разговор о музыке. И я очень надеюсь, Виктор, на вас, что этот разговор будет интересен нашим слушателям. Потому что, как ни странно, классическая музыка для большинства жителей нашей страны, в принципе даже для меня, все-таки, вы знаете, как бы это вам сказать, не как звезда на небе, но... Она вроде есть, да, но она нам не мешает ни жить, ни спать, ни рожать, понимаете?
ЯМПОЛЬСКИЙ: Пока не мешает, да.
ТИХОМИРОВ: Да, пока не мешает. И в принципе для меня классическая музыка долгое время... нет, хотя иногда она меня напрягала, иногда.
ЯМПОЛЬСКИЙ: У вас за стеной кто-то занимался?
ТИХОМИРОВ: Да, это была засада. Пум-пум-пум-пум... Ну ладно, Виктор, начнем с самого главного. Глядя в ваши хитрые глаза, мне не кажется, что вы сумасшедший. Но вот вы учились в консерватории по классу фортепьяно…
ЯМПОЛЬСКИЙ: Так.
ТИХОМИРОВ: И я думаю, ну посмотрите на оркестр, да? Сколько скрипачей, сколько трубачей, даже барабанщики есть, а пианист, солист, всегда один.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Ну да.
ТИХОМИРОВ: Вы понимаете, на что вы себя обрекали, когда пошли учиться на пианиста?
ЯМПОЛЬСКИЙ: Конечно, нет. Конечно, не понимал.
ТИХОМИРОВ: Как не понимали?
ЯМПОЛЬСКИЙ: Ну а как я мог понять? Мне нравилась музыка, я в каком-то возрасте понял, что мне надо этим заниматься. И потом как бы занимался-занимался, а на что себя обрекаю, понял, только когда закончил консерваторию, понял, что как бы теперь надо с этим что-то делать...
ТИХОМИРОВ: Работы нет... Нет, понимаете в чем дело, у нас выпускают огромное количество актеров, у нас есть четыре, по-моему, профессиональных вуза, еще огромное количество студий, и каждый год выпускается там триста, пятьсот, тысяча человек, которые становятся актерами. Из них, безусловно, пробиваются единицы.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Так же и у нас.
ТИХОМИРОВ: Нет, но они пробиваются, у них все-таки, скажем так, размах побольше. Снимаются сериалы, фильмы, театры опять-таки. А для пианистов где набрать столько оркестров?
ЯМПОЛЬСКИЙ: Нет-нет, ну пианисты же не только с оркестрами играют. Они еще аккомпанируют тем же певцам, скрипачам там, виолончелистам, балалаечникам.
ТИХОМИРОВ: Вот-вот-вот, я про это и говорю.
ЯМПОЛЬСКИЙ: И дальше по списку. Потом, они детей учат этому же самому, да.
ТИХОМИРОВ: Вот! Понимаете, а готовились-то они стать солистами.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Ну, не все, не все.
ТИХОМИРОВ: Ну как не все? Я считаю, что любой... У нас даже уборщица ходит, например, по ВГТРК...
ЯМПОЛЬСКИЙ: И хочет быть солисткой?
ТИХОМИРОВ: Нет, они приходят сюда в эфир и говорят: ой, а можно с вами посидеть? Они думают: а вдруг им дадут слово? Понимаете? Нет, это нормальное состояние, я считаю, это правильно.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Ну да.
ТИХОМИРОВ: Я просто думаю о том, что по большому счету консерваторию надо закрыть. Знаете почему? Она плодит неудовлетворенных людей.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Вы Жванецкого наслушались? Что в консерватории что-то не так?
ТИХОМИРОВ: Да, что-то не так. Ну а все-таки, как вам кажется?
ЯМПОЛЬСКИЙ: Мне кажется, что, когда человек выбирает себе вообще любую свободную профессию, есть такое понятие "свободная профессия", он выбирает не только профессию, но и свободу.
ТИХОМИРОВ: Да.
ЯМПОЛЬСКИЙ: А свобода – это значит, что ты никому ничего не должен, но и тебе тоже никто ничего не должен, вот тогда свобода.
ТИХОМИРОВ: Классно! Интересно, с женой у вас такие же взаимоотношения и в семье?
ЯМПОЛЬСКИЙ: Я с женой не выбирал свободу.
ТИХОМИРОВ: Да, вы абсолютно правы. Возвращаясь все-таки к классической музыке, вы понимаете в чем дело, всем понятно, что классические произведения, театральные постановки, музыка действительно облагораживают человека. Но как сделать так, чтобы вот, например, современного...
ЯМПОЛЬСКИЙ: А какого человека?
ТИХОМИРОВ: А любого человека.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Который участвует в постановках или который...
ТИХОМИРОВ: Нет, который слушает. Говорят, даже если коровам, например, все время Шестую симфонию, но, правда, не Шостаковича, а Рахманинова ставить, то рано или поздно они начинают давать больше молока.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Правда? Потому что нет Шестой симфонии у Рахманинова.
ТИХОМИРОВ: Я знаю. Я решил вас проверить на грамотность...
ЯМПОЛЬСКИЙ: Если бы была, она бы давала меньше, я думаю вот так.
ТИХОМИРОВ: И все-таки, возвращаясь к классической музыке, а как сделать так, чтобы она была современной, то есть чтобы она была популярна, интересна современным людям, современной молодежи той же самой?
ЯМПОЛЬСКИЙ: Знаете как, у меня на этот вопрос есть ответ. Значит, количество людей, которые интересуются поэзией, например, классической музыкой, это примерно одни и те же люди, их очень мало, всегда было.
ТИХОМИРОВ: Ну да, их немного.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Но их меньше не становится.
ТИХОМИРОВ: Это да, не вымирают.
ЯМПОЛЬСКИЙ: И больше не становится. То есть это тот процент, который достаточен для того, чтобы общество не деградировало. Вот если их не будет совсем, то общество начнет деградировать, понимаете? А если их будет слишком много, то общество начнет сходить с ума.
ТИХОМИРОВ: Почему?
ЯМПОЛЬСКИЙ: Потому что, как говорил Моцарт словами Пушкина, "нас мало, избранных..." Я не помню там точно, но как бы – кто будет заботиться о реальной жизни?
ТИХОМИРОВ: Как интересно! Вы знаете, я впервые в жизни задумался о том, что, действительно, много – это тоже плохо.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Конечно, слишком много тоже плохо. Поэтому я против популяризации классической музыки любой ценой. Не нужно этого делать, есть достаточный процент людей, которые этим и так интересуются, и им попса не нужна, в смысле на базе классической музыки.
ТИХОМИРОВ: Ну да.
ЯМПОЛЬСКИЙ: А когда им предлагают попсу, они от нее отворачиваются, говорят: мы не этого хотели.
ТИХОМИРОВ: Виктор, знаете, вы мне сейчас всё больше и больше начинаете нравиться. Почему, я объясню вам. Я думал, что вы сейчас начнете говорить: классическая музыка – это самое лучшее, что может быть в жизни. А вы говорите: нет, ребяточки, старики, хотите – слушайте, хотите – не слушайте.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Конечно, хотите – не слушайте, конечно. Я бы так сказал: не хотите – и не слушайте.
ТИХОМИРОВ: Да. Возникает следующий вопрос. У меня есть приятель, он оперный певец, при этом востребованный оперный певец, он гастролировал по всему миру.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Так.
ТИХОМИРОВ: Иногда он показывает свои записи, значит, он там то в Сантьяго, то в Вене. И я смотрю: зал там биток. И при этом, вы знаете, не просто биток, а первый ряд – такое ощущение, что как будто какое-то мерцание, потому что все в бриллиантах. И это действительно, скажем так, элитарное искусство. Но самое главное, вот он недавно был, по-моему, в Сантьяго, это был стадион практически, это Кремлевский Дворец съездов, и он биток, и они играют 30 спектаклей в месяц, и это люди смотрят. Я думаю: а может быть, это тоже тренд определенный, мода, модно слушать?
ЯМПОЛЬСКИЙ: Ну, когда биток на стадионе – мода, знаешь почему? Потому что на стадионе – значит под микрофоны.
ТИХОМИРОВ: Я думаю, что да.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Под микрофоны – значит, это уже не то совсем, что должно быть.
ТИХОМИРОВ: А почему? Что микрофоны, они что, нарушают какую-то связь?
ЯМПОЛЬСКИЙ: Они всё нарушают, конечно. Музыка – это как бы натуральное искусство. Вот там должна быть акустика в помещении, должен быть натуральный звук, он должен сливаться, он должен не с помощью ручек пульта сливаться, а с помощью ушей тех, кто играет.
ТИХОМИРОВ: А что, а какая разница, как музыка льется?
ЯМПОЛЬСКИЙ: Огромная разница, огромная разница.
ТИХОМИРОВ: А в чем, вот в чем разница?
ЯМПОЛЬСКИЙ: Ну, я даже не знаю, какую аналогию найти, мне только неприличная приходит на ум.
ТИХОМИРОВ: Да, я понял, да. Нет, я просто к тому, что, видимо, ассоциативный ряд... то есть не ассоциативный ряд... нет, я слышал о том, что...
ЯМПОЛЬСКИЙ: Знаешь, я приведу простой пример. Вот я как-то включил телевизор, причем где-то мы были в Европе, я включил телевизор. Передают, значит, концерт в Берлине, в каком-то парке сидит, не знаю, там 10 тысяч человек на траве, жуют сэндвичи, пьют пиво. А на сцене сидит оркестр Берлинской филармонии, и знаменитый пианист играет концерт Чайковского. Я возненавидел этих людей всех!
ТИХОМИРОВ: Почему?
ЯМПОЛЬСКИЙ: Просто Чайковский бы повесился, если бы он эту картину увидел. Он писал-то не для этого, чтобы жрать пиво и жрать хот-доги, и чтобы в микрофоны непонятно каким звуком всё это разносилось. Потому что это абсолютное извращение.
ТИХОМИРОВ: О, Виктор, а вы эстет, оказывается...
ЯМПОЛЬСКИЙ: Да, а как же иначе?
ТИХОМИРОВ: Нет, вы знаете, нам приходится тоже работать иногда в ресторанах, особенно когда ведешь корпоративы или еще что-то. Я понимаю, что в какой-то момент мне тоже становится немножечко не по себе…
ЯМПОЛЬСКИЙ: Ну просто это извращение, потому что это меняет как бы заданные условия. Это должно воздействовать на человека с разных заданных форматов. Есть формат акустики, формат реального звучания. Когда это парк, ветер разносит какие-то звуки непонятно куда, люди же чавкают, и пианист знаменитый, как свинья, шарашит по клавишам, потому что он себя не слышит в этих условиях. И потом сидит звукорежиссер, там пытается это всё как-то свести.
ТИХОМИРОВ: Рулит, называется.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Да. Это только для денег. Но зарабатывать деньги можно не обязательно вот этой продажной... продажным образом.
ТИХОМИРОВ: Вот этой дискотекой под пианино...
ЯМПОЛЬСКИЙ: Да, да, я бы сказал, продажным способом вот этим, не обязательно. Не буду в эфире произносить более жесткие выражения. Если так хочется денег, иди заработай по-другому.
ТИХОМИРОВ: Интересно... Слушайте, Виктор, я знаю, что вы очень часто гастролируете и по России.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Да.
ТИХОМИРОВ: А скажите, в нашей глубинной России есть слушатели?
ЯМПОЛЬСКИЙ: Конечно.
ТИХОМИРОВ: И что они, скажем так, они же вам передают свои эмоции?
ЯМПОЛЬСКИЙ: Я вам скажу так, в нашей глубинной России чистота людей, чистота их внутреннего мира и чистота их восприятия, она на порядок выше, чем где-либо. Может быть, потому что они живут тяжелей. Когда человек живет тяжело, у него только главное остается в голове, а неглавное уходит. Вот. Поэтому у нас много проектов, связанных с провинциальными городами, и мы для них кое-что стараемся делать, мы привозим туда выдающихся исполнителей зарубежных консерваторий, они там дают мастер-классы вместе с нами.
ТИХОМИРОВ: Друзья, напоминаю, что в студии находится пианист Виктор Ямпольский, мы говорим о музыке, о классической музыке, ну и, как ни странно, вдруг начинаем говорить о жизни. Скажите, пожалуйста, Виктор, вы же знакомы со многими композиторами? Ну, не столько с композиторами, сколько с их произведениями, наверное.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Не только, я и с композиторами знаком.
ТИХОМИРОВ: Да? А скажите, то, что они пишут, и то, что происходит в их жизни, насколько оно сопоставимо, конгруэнтно?
ЯМПОЛЬСКИЙ: Знаете, я так скажу, это зависит от времени, от эпохи, вот от эпохи зависит. Например, скажем, по музыке Чайковского можно абсолютно точно проследить его жизненные сложности и вообще его трагическую судьбу. Например, по музыке Моцарта о его биографии сказать почти ничего нельзя. Вот. А по музыке Баха – вообще ничего нельзя.
ТИХОМИРОВ: А почему? С чем это связано, это такая закрытость?
ЯМПОЛЬСКИЙ: Связано с эстетикой... Нет, почему, просто люди в разные эпохи говорят и думают о разном, то есть предметом искусства становятся разные вещи. Скажем, во времена Баха предметом искусства было служение Господу.
ТИХОМИРОВ: Да.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Вот. И тут как бы его личность никакого значения не имела, только мастерство имело значение. Во времена Чайковского, уже в эпоху романтизма, это была как бы исповедь героя, вот самого автора. И в эту исповедь, естественно, попадали все его жизненные обстоятельства, хочешь не хочешь. Не только они, но и они тоже. Вот. А, скажем, современные композиторы, такие как Эдисон Денисов, Шнитке...
ТИХОМИРОВ: Да, вот Губайдулина...
ЯМПОЛЬСКИЙ: По их музыке вообще об их жизни... это вообще другого порядка как бы уже эстетика, это больше интеллектуальное творчество такое как бы.
ТИХОМИРОВ: А вот скажите мне, все-таки как вы считаете, потому что вы играете и классическую музыку, и современную, и авангардную музыку, людям что важнее – интеллектуальная музыка, в которой надо разбираться, или та, которая дергает сердце?
ЯМПОЛЬСКИЙ: Ну, люди все разные. Кому что.
ТИХОМИРОВ: Да, люди действительно все разные.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Да, кому что важнее. Кто-то обожает, например, авангардную современную музыку, а классику считает скучной.
ТИХОМИРОВ: Вы знаете, мне, например, очень горько и обидно, что в последнее время так мало говорят о Шостаковиче.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Да? Мало разве?
ТИХОМИРОВ: Ну, я не знаю, в последнее время... По крайней мере, на популярных радиостанциях я не слышу...
ЯМПОЛЬСКИЙ: Вот, это хорошее добавление. На популярных вообще мало чего говорят о музыке.
ТИХОМИРОВ: А я вот всё время думаю: а как, например, в этом человеке (я слышал несколько историй о его бытовой жизни), вот как в нем сочеталась такая внутренняя мощь музыкальная и такое... я все хочу найти слово... ну, скажем так, и такая бытовая жизнь?
ЯМПОЛЬСКИЙ: А тут, мне кажется, нет никакого противоречия. Он человек внутренней жизни в принципе, человек внутренней жизни. Внутри себя он все время противостоял вот этому ужасу, который творился в то время в мире, не только в нашей стране.
ТИХОМИРОВ: Да, во всем мире.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Да, во всем мире. Вот. И в музыке он как художник противостоял и описывал вот эту трагедию мировую. И поэтому его музыка, она всегда будет ценная, потому что она как документ эпохи, наиболее мощный такой документ, который вот эту трагедию человечества, не человека отдельного, а человечества, прямо отобразил. А как человек бытовой… для него вообще, мне кажется, бытовая жизнь была не так важна.
ТИХОМИРОВ: В том-то и дело.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Да. И потом, например, плюс к этому в условиях тогдашней жизни ему приходилось идти даже иногда на компромиссы с властью, потому что страшно было реально.
ТИХОМИРОВ: Ну, естественно, да.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Он в музыке никаких компромиссов не допускал, а в жизни, я считаю, это не зазорно. Если это никому не наносит вреда, ну чего, головой об стену биться тоже неправильно.
ТИХОМИРОВ: Тоже верно.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Да.
ТИХОМИРОВ: Ну а теперь, Виктор, перейдем непосредственно к вашему личному творчеству. Вот вы пианист.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Я пианист.
ТИХОМИРОВ: Знаете, для меня долгое время пианист – это было как... ну, простите мне это неприличное слово, но как бы прокладка между инструментом и зрителями.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Прокладка между стулом и роялем.
ТИХОМИРОВ: А, да, да... черт, вы копнули глубже. Но я все-таки думал: как же так происходит… Знаете, например, бывает, сидят два человека, курят одни и те же сигареты, один вдыхает дым и выпускает его, и ты думаешь: черт, как вкусно курит! А другой – думаешь, что он там за солому курит?
ЯМПОЛЬСКИЙ: Ну да.
ТИХОМИРОВ: Вот так и с музыкой. Почему один пианист правильно ударяет по клавишам, смотрит ноты, и это просто ни о чем. А другой вдруг играет, и ты понимаешь, что он играет для тебя и играет про тебя. Вот что это такое?
ЯМПОЛЬСКИЙ: Ну, что это такое? Это значит, что один, видимо, не выспался...
ТИХОМИРОВ: Если бы всё было так легко...
ЯМПОЛЬСКИЙ: Да. Или невкусно пообедал... Нет, ну люди все разные. Да, не всегда люди занимаются своим делом, скажем так, к сожалению, во всех профессиях.
ТИХОМИРОВ: Скажите, когда вы играете музыку, вот того же Рахманинова, что вы ощущаете? Вы переживаете, вы волнуетесь, вы потеете, сердце ваше бьется?
ЯМПОЛЬСКИЙ: Так, сердце пока бьется.
ТИХОМИРОВ: Отлично.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Потеть тоже приходится, да. Волноваться вроде бы как...
ТИХОМИРОВ: Но о чем вы думаете, когда вы играете музыку? Или вы просто думаете: а, нотки заканчиваются – надо перевернуть страничку...
ЯМПОЛЬСКИЙ: Нет-нет-нет. Знаете, можно с чем сравнить? Когда человек исполняет музыку, это то же самое, что актер исполняет роль... даже не актер, а вот как режиссер, который исполняет много ролей. Он не волнуется, он их исполняет.
ТИХОМИРОВ: А скажите, вы какой-то внутренний месседж закладываете, когда исполняете музыку?
ЯМПОЛЬСКИЙ: Ну, естественно, когда человек работает над произведением, он осмысливает его по-своему.
ТИХОМИРОВ: Ну вот, например, смотрите, мы читаем Чехова, там есть огромная многоплановость в ролях…
ЯМПОЛЬСКИЙ: Да, и в музыке то же самое.
ТИХОМИРОВ: Например, там Аркадина говорит, а мы можем это трактовать так, а можем трактовать этак. А в музыке что?
ЯМПОЛЬСКИЙ: В музыке то же самое. Музыка – это такое же искусство, которое имеет много смыслов и как бы доходит не только через интеллект, но и через сердце. Вы правильно сказали: одного чувствуешь, а другого не чувствуешь. Вот. Поэтому один человек музыку воспринимает вот на таком градусе эмоциональности и понимания, а другой – немножко пониже. Это нормально, люди все разные.
ТИХОМИРОВ: Но публика от этого страдает.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Публика страдает, но потом она идет на того, кто ей нравится.
ТИХОМИРОВ: Скажите, а национальность, зависит от того...
ЯМПОЛЬСКИЙ: Вы намекаете...
ТИХОМИРОВ: Нет-нет-нет, еще в этом меня обвинить не хватало! Нет.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Конечно, зависит. Известно, что самые лучшие скрипачи – евреи, это все говорят, да?
ТИХОМИРОВ: Да. Нет, но все равно...
ЯМПОЛЬСКИЙ: Ну, это шутка, конечно. Но в принципе национальность...
ТИХОМИРОВ: А почему это? Потому что, может быть, эта нация прошла через такую сильную боль?
ЯМПОЛЬСКИЙ: Я не могу сказать. Но есть в разных, во всех европейских странах великие исполнители, и разной национальности, поэтому...
ТИХОМИРОВ: Условно говоря, вы можете определить на слух, что это играет венгр, а это француз?
ЯМПОЛЬСКИЙ: Нет, я скорее на слух могу определить конкретного исполнителя.
ТИХОМИРОВ: А, даже так, да?
ЯМПОЛЬСКИЙ: Ну конечно, если он известен.
ТИХОМИРОВ: Мы послушаем вашу музыку, в вашем исполнении.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Да? Отлично.
ТИХОМИРОВ: Да, нельзя же все время говорить, надо что-то и показывать, что-то делать.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Да, да-да.
ТИХОМИРОВ: А, кстати, я так понимаю, что если вы трио имени Рахманинова, то Рахманинов – ваш любимый композитор номер один. А за что?
ЯМПОЛЬСКИЙ: За что Рахманинов? Это очень часто задают вопрос, и у меня есть на него ответ готовый. Я так скажу. Рахманинов для нас не только великий композитор, великий, но он еще великий человек. Потому что его моральные качества как человека, они для нас являются таким императивом моральным.
ТИХОМИРОВ: Вот вы сейчас хорошо сказали... Мне надо это пережить, Виктор.
Дорогие друзья, я на всякий случай вам напоминаю, что у нас в студии находится пианист Виктор Ямпольский, и как раз звучит музыка в исполнении Трио имени Рахманинова. А кто композитор?
ЯМПОЛЬСКИЙ: Это Моцарт.
ТИХОМИРОВ: Виктор, я смотрю на вас, вы выглядите как такой преуспевающий бизнесмен.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Спасибо.
ТИХОМИРОВ: А где вы спрятали того хрупкого юношу, который играет эту замечательную музыку? Я вдруг поймал себя на мысли, что как будто бы первые робкие шаги у человека в этой жизни, где нас ждет и радость, и любовь…
ЯМПОЛЬСКИЙ: Ну, видите как, это раздвоение личности.
ТИХОМИРОВ: Нет, это на самом деле так, действительно. Я просто все время думаю, что, когда мы слушаем музыку, мы даже иногда не отдаем себе отчета, что происходит с нами. И, кстати, вообще, конечно, поразительна музыка Моцарта.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Ну да. Это знаменитое адажио из концерта ля мажор.
ТИХОМИРОВ: Я просто знаете о чем подумал? Что, наверное, надо почаще ставить классическую музыку людям хотя бы в таких небольших, гомеопатических дозах. Я ни с того ни с сего вдруг поймал себя на мысли, что я начал волноваться. Я начал волноваться, что-то в душе моей вдруг встрепенулось, знаете, как это раньше писали в тургеневских романах.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Ну да.
ТИХОМИРОВ: Но ведь вы обманщик?
ЯМПОЛЬСКИЙ: Да нет, я не специально.
ТИХОМИРОВ: Не специально?
ЯМПОЛЬСКИЙ: Нет. Ну представьте, я бы в обычной жизни был таким.
ТИХОМИРОВ: Ну да, в принципе, это была бы странноватая история… Вот на кухне есть такое понятие, что есть продукты несовместимые. А, например, в оркестре, или в трио, или в квартете есть несовместимые инструменты?
ЯМПОЛЬСКИЙ: Что значит инструменты – есть люди несовместимые. Очень много коллективов распадается.
ТИХОМИРОВ: А почему?
ЯМПОЛЬСКИЙ: Потому что люди, которые вместе все время работают, у них начинаются конфликты, недопонимание, зависть и прочие всякие вещи. А вот мы в трио работаем уже 20 лет в нашем составе.
ТИХОМИРОВ: Как? Я просто думаю о том, насколько вы должны быть, во-первых, слаженны, во-вторых, насколько вам должно быть нескучно.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Нам весело даже, наоборот.
ТИХОМИРОВ: Весело?
ЯМПОЛЬСКИЙ: Мы иногда спорим, иногда ругаемся даже, мы же очень разные люди, но в целом вот это взаимодополнение, оно приносит хороший результат.
ТИХОМИРОВ: А скажите, вот такая стабильность в творчестве… Вы знаете, ведь нам часто говорят психологи о том, что надо каждые 5-7 лет менять работу и так далее, жен.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Вот так вот, да, психологи говорят?
ТИХОМИРОВ: Психологи в последнее время, знаете, чего только не говорят, чтобы только нашу жизнь немножко сделать повеселее. А 20 лет вместе?
ЯМПОЛЬСКИЙ: Нормально. Мы же не все время вместе и не все время вместе играем, то есть мы играем не только вместе, у нас есть свои интересы, но совместное творчество – это самое большое удовольствие. Когда есть единомышленники, да, и ты не только один такой, а еще у тебя есть друзья, это здорово.
ТИХОМИРОВ: Да, это хорошо. И, конечно, меня радует, что музыка действительно может вызывать слезы и радость.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Да, она должна это делать.
ТИХОМИРОВ: Я, кстати, вы знаете, долгое время не понимал, что такое фортепианная музыка, пока не побывал на концерте, это было еще на заре туманной юности, в Зале Чайковского, по-моему, это был американский пианист, и я вдруг удивился, что фортепиано – это действительно огромный оркестр, который прячется в этой лакированной коробочке.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Ну, фортепиано может быть чем угодно. Это такой универсальный инструмент, который может имитировать разные другие инструменты, и оркестр, ну и если уж совсем хороший пианист, то даже и человеческий голос. Вот когда Рахманинов играет серенаду Шуберта на рояле…
ТИХОМИРОВ: А он был замечательный пианист.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Он был самым лучшим пианистом всех времен. И ты ловишь себя на мысли, что певец так не споет, так здорово, как он играл.
ТИХОМИРОВ: Кстати, вы знаете, я замечал, что, когда талантливый пианист, иногда он затмевает вокалиста.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Бывает такое, да.
ТИХОМИРОВ: И я думаю, наверное, это не очень хорошо и не очень прилично.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Ну, он же не специально.
ТИХОМИРОВ: Ну да, он просто талантливый. Скажите мне, Виктор, – я думаю, что сейчас, наверное, слушают нас многие начинающие молодые пианисты, – а как пробиться в этой профессии, как стать первым, есть какое-то технолоджи?
ЯМПОЛЬСКИЙ: Ну, во-первых, мало кто себе ставит задачу стать первым или пробиться. Если такую задачу ставишь, то вряд ли пробьешься.
ТИХОМИРОВ: Да ладно?
ЯМПОЛЬСКИЙ: Ну конечно, надо своим делом заниматься, надо учиться, надо думать, надо совершенствоваться, надо жить.
ТИХОМИРОВ: А что делать дальше?
ЯМПОЛЬСКИЙ: Ну, знаете, есть… я глубоко верю в то, что есть какие-то высшие силы, которые все-таки достойным людям помогают. То есть, конечно, есть всякие механизмы привычные, скажем, общественные: знакомства… Но все равно как бы на финальном этаже всё становится на свои места.
ТИХОМИРОВ: То есть все-таки вот это есть…
ЯМПОЛЬСКИЙ: Да, все равно человек не может как бы по блату стать великим художником, исполнителем, дальше по списку: инженером, конструктором, – ну не может. По блату не получится. По блату можно должность занять, но стать – невозможно. Да, на каком-то уровне, может быть, очень часто люди, которые пробиваются вот таким путем, социальным, скажем так, они более богаты, более успешны, более знамениты даже, но реально все равно на самом высоком уровне они никуда не попадают. На высокий уровень они не попадают. То есть они могут быть богаче, чем великий исполнитель, который рядом, но они великими не станут. Их можно назначить, можно называть, можно даже рекламировать и там вкладывать деньги, но в конечном итоге не обманешь.
ТИХОМИРОВ: Еще одна такая тема в искусстве. Вы знаете, наверное, к фортепианной музыке не было бы такого пристального внимания в последнее время, если бы не этот… Я-то на самом деле посмотрел только после того, как Майкл Дуглас после тяжелой операции вернулся в профессию и снялся в мини-сериале «Либераче». И я посмотрел отрывок из фильма: нормально, хорошо. А потом я решил посмотреть, кто такой вообще Либераче, и увидел его мегашоу, когда он укладывал классическое произведение в 5-минутный такой скетч на фортепиано, эти хрустальные, эти золотые рояли и всё остальное, и я подумал: а ведь можно на самом деле взять и классическую музыку сделать реальным шоу, на котором можно зарабатывать просто миллионы долларов.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Ну, это уже будет не классическая музыка, это будет материал, она будет служить материалом для зарабатывания денег.
ТИХОМИРОВ: Но ведь американцы воспринимали его, они любили его, прощали ему всё.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Мало ли что воспринимают американцы, мы же с вами видим, они всё что угодно воспринимают.
ТИХОМИРОВ: Да, с мозгами… ничего личного, извините.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Нет, зарабатывать деньги никто не запрещает. Да, вот есть такой проект «Три тенора», ну был. Три великих певца, действительно великих, пошли на компромисс сами с собой и решили заработать денег. Ну и на здоровье.
ТИХОМИРОВ: Срубили бабло.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Да, а почему нет.
ТИХОМИРОВ: По большому счету да. Скажите мне, вы так давно в музыке, а вам не скучно бывает? Потому что композиторов не так много хороших, музыку они…
ЯМПОЛЬСКИЙ: Да ладно.
ТИХОМИРОВ: Неужели много?
ЯМПОЛЬСКИЙ: Больше, чем я могу переиграть.
ТИХОМИРОВ: Слушайте, а вы всё это на память, всю музыку, или работаете по нотам?
ЯМПОЛЬСКИЙ: Есть правило: если ты выходишь на сцену один или с оркестром, то ты играешь на память, а если ты играешь камерную музыку, вот как мы в трио играем, то ты играешь по нотам.
ТИХОМИРОВ: То есть возможен и такой, и такой вариант.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Это не то что возможно, а это так надо. То есть камерная музыка исполняется по нотам.
ТИХОМИРОВ: А с чем это связано?
ЯМПОЛЬСКИЙ: Потому что там несколько солистов одновременно, и как бы они должны иметь перед собой ноты. А если ты играешь как солист один, то тебе ноты не нужны. Или, например, с оркестром, ты там такой герой, ты должен быть вооружен.
ТИХОМИРОВ: Скажите мне, вот эти эмоциональные затраты, которые происходят с пианистом во время выступления, как вы их компенсируете?
ЯМПОЛЬСКИЙ: Всё перечислять?
ТИХОМИРОВ: Ну, некоторые можно опустить, если жена вас слушает.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Ну, сначала надо выпить рюмочку…
ТИХОМИРОВ: Вы серьезно сейчас?
ЯМПОЛЬСКИЙ: После концерта, после концерта. Выпить, закусить, пообщаться с друзьями, и всё, на следующий день можно опять.
ТИХОМИРОВ: Слушайте, вы мне нравитесь, знаете почему? Потому что у нас, говорю, у нас вокруг классической музыки существует такой пиетет. Не знаю, это может быть связано еще с советским временем, что всё, что классическое – это настоящее.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Ну да, это правда.
ТИХОМИРОВ: Нет, это правда, но ведь нормальные люди сидят за пианино, нормальные люди сочиняют эту музыку…
ЯМПОЛЬСКИЙ: Нормальные. Вообще среди классических исполнителей очень много людей, которые, скажем, очень нормальные люди.
ТИХОМИРОВ: Просто очень нормальные люди.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Да, абсолютно нормальные. Даже был такой, если я не ошибаюсь, скрипач по фамилии Шеринг, который просто любил выпить перед концертом.
ТИХОМИРОВ: Ну, тоже неплохо.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Да, говорил: меня это расслабляет.
ТИХОМИРОВ: Ну что ж, самое главное, чтобы это не мешало музыке.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Ну да, потому что это правилами дорожного движения не запрещено как бы.
ТИХОМИРОВ: Да, музыкальными правилами дорожного движения.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Это мне напомнило анекдот. Приходит казак в трактир придорожный, весь уставший, потный, говорит: «Пожалуйста, налейте моей лошади ведро водки». Ну, они наливают лошади ведро водки, говорят: «А вам?» – «Вы что? Мне ехать».
ТИХОМИРОВ: Скажите мне, Виктор Ямпольский, пианист, а почему все-таки великие пианисты, величайшие пианисты были все-таки мужчины, и очень мало женщин, которые могли овладеть этим инструментом?
ЯМПОЛЬСКИЙ: Тяжелая работа.
ТИХОМИРОВ: Нет, я серьезно спрашиваю.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Серьезно. Требует физической силы, выносливости. Есть какие-то даже, по-моему, выкладки, такие исследования, что по затратам энергии пианист к шахтеру приравнивается во время концерта.
ТИХОМИРОВ: Ничего себе!
ЯМПОЛЬСКИЙ: Да, потому что действительно это требует огромного напряжения. Не то что напряжения, но затрат, затратная профессия.
ТИХОМИРОВ: А вот вы играете современных композиторов, у нас есть вообще какое-то музыкальное будущее?
ЯМПОЛЬСКИЙ: Знаете, это серьезный разговор, у нас с вами такая шутливая передача. Я не могу пошутить на эту тему, к сожалению, не получается. Но могу в двух словах сказать так, что состояние вообще культуры это не социальная проблема, это проблема времени. Сегодняшний этап развития культуры, развития в широком смысле, на мой взгляд, не оставляет места вот таким жанрам искусства, как были совсем недавно. Сейчас вообще как бы активность человечества, она немножко поменялась. И современная музыка в том числе, она стала другой, она не рассчитана на широкого слушателя, вообще иногда не рассчитана на слушателя, это чисто интеллектуальное творчество во многом. Я бы назвал это поиском. Когда человек активно что-то ищет, у него нет возможности что-то собирать. То есть достаточно найти два слова новых – это уже достижение, да. А чтобы писать романы, нужно пользоваться тысячами слов. Поэтому современное интеллектуальное состояние и такое, я бы сказал даже, мировоззренческое состояние человечества, оно, скажем так, не дает людям творить в традиционном смысле. Но творчество уходит в другие какие-то жанры…
ТИХОМИРОВ: А с другой стороны, посмотрите, многие популярные композиторы хотят перейти в разряд классических музыкантов. Ну вот, например, есть один крутой композитор, вы знаете, взял и написал…
ЯМПОЛЬСКИЙ: Очень крутой?
ТИХОМИРОВ: Ну очень крутой. Написал цикл для, например, Хворостовского. Я послушал это…
ЯМПОЛЬСКИЙ: И что?
ТИХОМИРОВ: Как бы вам сказать, ну не знаю, может быть, у меня испорчен вкус, может быть, я чего-то не понимаю в музыке или в нотной грамоте, но мне кажется, что это очень посредственно, очень серо.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Я не могу ничего сказать, я, во-первых, не слышал…
ТИХОМИРОВ: Вам повезло.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Знаете как, вот если говорить серьезно, скажем, совсем недавно, еще пару сотен лет назад, не было понятий «музыка» и «популярная музыка», таких понятий не было. Была музыка. Да, понимаете? Или не было понятия «живопись и дизайн». Не было, а сейчас есть. Вот вам и ответ. То есть популярная музыка, скажем, если сравнивать с живописью – это дизайн, она для других целей, она тоже хороша, она нужна, но она для других задач.
ТИХОМИРОВ: Но дизайнер никогда не станет художником.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Но он и не должен быть художником, он дизайнер. Он создает фон, он создает удовольствие, он создает настроение, но не более того. А музыка, она… вот это разделение, оно случилось, и оно всё дальше и дальше разделяется. Дошло до того, что иногда мы уже ни дизайна не понимаем, ни музыки. Вот как бы состояние современной жизни.
ТИХОМИРОВ: Скажите мне, Виктор, на посошок, оглядываясь на свой жизненный путь, вы бы сейчас посоветовали, например, родителям заставлять детей учить гаммы, поставить в красном углу рояль?
ЯМПОЛЬСКИЙ: Вы провокационный вопрос задаете. Конечно, посоветовал бы родителям учить своих детей. Может быть, не для того, чтобы стать профессиональными музыкантами, но для того, чтобы иметь ключ к большому миру, который им откроется благодаря этому образованию. То есть, если они станут слушателями музыки, они уже как бы свой внутренний мир обогатят на 200 процентов и доступ получат к таким удовольствиям, которые другим людям не свойственны, недоступны. Хотя бы для этого. Если кто-то из них настолько окажется сумасшедшим и талантливым, чтобы стать профессионалом, ради бога. Вот этому заставлять не нужно, а учить, давать образование и воспитывать – это обязательно.
ТИХОМИРОВ: Это был, друзья, Виктор Ямпольский, пианист. Спасибо вам большое, привет вашему трио.
ЯМПОЛЬСКИЙ: Спасибо. Приходите к нам на концерт.
ТИХОМИРОВ: Придем.
Воскресный папа. Все выпуски
- Все аудио
- Доктор Хаос
- Любимец публики
- НИИ им. Батиновой и Тихомирова