Собрание слов Большое интервью Яны Поплавской

МИТРОФАНОВА:  Не верю своим глазам. Могла ли я, простая сибирская девушка, правда,  Маргарита Митрофанова, видеть перед собой настоящую, живую, теплую, симпатичную Красную Шапочку, ну, чуть старше, чем она была в этом фильме «Про Красную Шапочку» в далеком и снежном 1977 году. А так, Яна Поплавская у нас в гостях. Яночка, здравствуй, дорогая.

ПОПЛАВСКАЯ:  Здравствуй, дорогая. Здравствуйте, дорогие слушатели, я очень рада вам.

МИТРОФАНОВА:  На волнах «Маяка» мы встречались уже. Ты приходила и утром к Стиллавину, делилась опытом. Но у тебя, по-моему, больше в карьере телевизионной деятельности было как таковой. Начала ты вообще с киноиндустрии.

ПОПЛАВСКАЯ:  Так и продолжаю с киноиндустрией.

МИТРОФАНОВА:  И продолжаешь. Ты знаешь, это лето мы чуть-чуть посвятили 1970-м. Давай тогда начнем эту первую часть с воспоминаний, может быть, детства. У тебя было оно необычное, ты стала популярной, получила какую-то премию, слава богу, не Сталинскую в 7 лет или в 11. Поэтому, конечно, было что-то другое. Но, с другой стороны, у нас у всех все было одинаково – одинаковые чешки, одинаковые шорты, одинаковые майки, у матерей одинаковые сапоги, которые мы выстаивали в очередях покупали, мебель, бра, плафоны – вот эта чушь, которая, в принципе, оказалось, играет немаловажную вещь.

ПОПЛАВСКАЯ:  И одинаковый портрет Хемингуэя, если ты помнишь, на стенах квартир. Потому что я какое-то время думала, что это, наверное, какой-то мой родственник, дедушка. Потому что, когда я открывала глаза, живя в коммунальной квартире, ты все время наверняка проезжаешь этот дом, Самотечная,  дом 7, Театр кукол и большая «сталинка» со шпилем.

МИТРОФАНОВА:  Да, да, да. И ГАИ центральное.

ПОПЛАВСКАЯ:  Да, да,  и вот там, на 7-м этаже жила девочка я, в коммунальной московской квартире, в 30-метровой комнате за секретером и за пианино, но оно, правда, появилось гораздо позже после как раз премии, решили обучать меня музыке, понимаешь, ничего другого не нашли. И как раз вот там висел портрет Хемингуэя. И я была уверена, что это дедуля мой, наверное, какой-то.

МИТРОФАНОВА:  Тебе сразу не объяснили.

ПОПЛАВСКАЯ:  Да я просто не спрашивала, ну, он висел и висел. Когда я увидела  этого дедушку в других квартирах интеллигенции московской, то я поняла, что, видимо, надо задать вопрос, кто же это? И тогда-то и выяснилось, что это не дедушка.

МИТРОФАНОВА:  Да, что вы не родственники. Но, кстати, с Хемингуэем у меня тоже смешная история была. Я чего-то пыталась показаться когда-то в начальной школе умней, чем я есть на самом деле, и говорю: «Вот я люблю читать, мне нравится писатель Хемингуэль».

ПОПЛАВСКАЯ:  Хемингуэль?

МИТРОФАНОВА:  Да. Меня мать до сих пор карандашом стыдит, говорит: «Хемингуэль?» Я говорю: «Ага». В  общем, Хемингуэй. Ну, это наши  родители,  а наши герои-то вот, когда мы взрослели, ну, ты наш герой, так, между нами, девочками, потому  что Красная Шапочка была…

ПОПЛАВСКАЯ:  У меня был Штирлиц.

МИТРОФАНОВА:  Да?

ПОПЛАВСКАЯ:  Так я была безумно влюблена в Тихонова, и так как мне не разрешали смотреть телевизор, пытались уложить, естественно, спать вечером, а комната-то одна, и я из-под одеяла наблюдала, естественно, «Семнадцать мгновений весны» и потом рассказывала папе, что когда я вырасту, я обязательно выйду за него замуж. То есть, мне казалось, что это такое воплощение мужчины, такой мужчина мужчинский.

МИТРОФАНОВА:  Ну, ты была в журналистской такой,  театральной семье.

ПОПЛАВСКАЯ:  Театральной. Нет, мои родители работали на Таганке у Юрия Петровича  Любимова, все родители с  периферии, с Северного Кавказа, из Карачаево-Черкесии, город Черкесск. Мама Женя, папа Женя, у нас все состоит из Жень, это имя преследует меня на протяжении…

МИТРОФАНОВА:  Ну, что-то сыновей ты пожалела.

ПОПЛАВСКАЯ:  Ты знаешь, это были страшные баталии по поводу сыновей, потому что было принято и  с той, и с другой стороны, так  случилось, видимо, знаешь, это карма какая-то, называть какого-то из детей Женей. Я сказала, что я не назову Женей ни за что. Наступил момент, когда родился второй ребенок, сказали: «Ну, этот-то будет Женей». Я сказала: «Нет, и этот не будет Женей». И вот так я прервала круг Жень, как мне показалось, но все равно Жени окружают меня.

МИТРОФАНОВА:  Ян, а ты не осмелилась прервать круг мальчишек, хотелось же девчонку? Я тебя уж так по-бабски.

ПОПЛАВСКАЯ:  Наоборот, у нас всегда были девочки, мальчиков не было на протяжении вот, если говорить по материнской линии, то есть семь поколений это девочки, ни одного мальчика. И когда я родила мальчика, но я знала, что родится мальчик, мне показалось, что, наверное, в  этом есть что-то такое, понимаешь, свыше.

МИТРОФАНОВА:  Сто процентов, да. То есть, ты не расстраивалась.

ПОПЛАВСКАЯ:  Я сейчас так расстраиваюсь безумно, и я пускаю слюни, глядя на девочек просто, и сопли.

МИТРОФАНОВА:  Ладно, не буду тебе соль на этот.

ПОПЛАВСКАЯ:  Я тебе завидую, в общем.

МИТРОФАНОВА:  Парней я твоих знаю, одного точно. Они очень симпатичные, они милые, очень воспитаны хорошо, тьфу-тьфу, а то, знаешь, с возрастом гормональное-то меняется. Ты как над ними, главная и вообще, как у тебя вот с этим?

ПОПЛАВСКАЯ:  А я сутками с ними разговаривала, причем с младенчества. И моя подруга, Маша Остапенко, с которой мы работали в театре, она мне все время говорила: «Поплавская, слушай,  (низким голосом) ну, что ты с ним разговариваешь? Ну, что он понимает? Ну, я тебя прошу, ну, перестань. Ну, ты разговариваешь, из него, если столько разговаривать, будет профессор». И я, хлопая глазами в свои 17 лет, имея на руках Клима, я говорила: «Ты знаешь, вот если он из часа поймет что-нибудь, ну, хоть три минуты, хоть пять, я говорю,  это будет победа». И ты  знаешь, мне кажется, что это дало свой результат, я абсолютно в этом уверена. Я научила их относиться к женщине, как к женщине. И рядом со мной два сына, они относятся ко мне не как к маме, они относятся ко мне, как к женщине.

МИТРОФАНОВА:  То есть даже не как к подруге, потому что ты достаточно рано их…

ПОПЛАВСКАЯ:  Как к женщине. Это очень важно. Потому что они умеют все. Они умеют готовить, они умеют убирать, они без списка ходят в магазины. Я никогда с ними не носила сумки, я не мою посуду, они берегут мои руки, это очень важно. И отношение ко мне, когда я пашу, как проклятая, но я всегда знала, что меня дома ждет ужин или обед, или завтрак.

Полностью интервью с гостьей слушайте в аудиофайле.