Русский музей Коллекция гравюр японских художников XVIII-XIX веков
Программу "Русский музей" ведёт из петербургской студии "Радио России" Анна Всемирнова.
В предыдущем выпуске мы начали рассказ о выставке, развёрнутой в Михайловском замке Русского музея "Остроумова-Лебедева – художник и коллекционер". С Русским музеем Анну Петровну Остроумову-Лебедеву связывают десятилетия дружеских отношений. В 1940 году в Русском музее состоялась первая персональная выставка художницы, где она представила более 600 произведений. Много работ поступило в музей по завещанию художницы в 1956 году. Сегодняшняя выставка А.П. Остроумовой-Лебедевой знакомит публику и с её собранием гравюры. Это и принесённые ей в дар работы художников, её современников, и собрание японской гравюры. Рассказывает куратор выставки, хранитель Галина Владимировна Павлова.
Г. Павлова: С Русским музеем у неё очень много связано. Начнём с того, что свои гравированные доски она передала сюда ещё при жизни и для сохранности, и…
Это уже в послеблокадное, послевоенное время?
Г. Павлова: Да, в 40-х годах. У нас в отделе гравюры сохранились её записки, где она пишет и просит ей предоставить такие-то и такие-то доски для собственноручного отпечатывания и для представления на выставку в Москву. Первое приобретение Русским музеем её вещей – это 1916 год. Дмитрий Иванович Толстой написал ей письмо, она была очень рада. Это было первое приобретение вообще в России её произведений. Гораздо раньше её гравюры начали покупать на Западе.
А.П. Остроумова-Лебедева вообще была очень свободным человеком по своему мироощущению и с очень большим чувством стиля. Она считала, что если речь идёт о графике, тем более о гравюре, то здесь на первый план должна выходить линия. И линия, по её мнению, сама может без каких-то переходов к светотеням сказать очень многое от первого лица художника. По её мнению, только на этом пути, на пути развития своего языка гравюра может достичь высот действительно свободного искусства, когда художник может общаться со зрителем как художник, как артист.
Многие художники, пробовавшие свои силы в искусстве гравюры, узнавали о творчестве А.П. Остроумовой-Лебедевой только на выставках объединения "Мира искусства". "Меня поразило, прежде всего, то, что её гравюры были цветными. О возможности цветной гравюры я тогда не думал, – вспоминал художник Иван Павлов, тоже ученик В.В. Матэ. – До тех пор мы Остроумову не знали. Анна Петровна шла самостоятельным путём и была за границей. Я был очарован применением ею цвета".
Г. Павлова: Читая её письма, которые хранятся у нас в отделе рукописей Публичной библиотеки, понимаешь, какой потенциал как педагога, может быть, даже не очень востребованный, в ней был. Она давала первые уроки резьбы по дереву будущему известному гравёру В.Д. Фалилееву. Она обучала гравюре по дереву Михаила Куприянова. И несколько работ этого художника представлены на нашей выставке. Он пошёл совершенно своим путём в этом виде искусства. Больше реализовался в живописи. Но вот самым любимым, как она пишет, её учеником был московский художник (они жили в разных городах) Николай Синицын. Они познакомились довольно поздно (его работы тоже представлены на выставке), очень долго и много переписывались. Она руководила им на расстоянии, если можно так выразиться. Н. Синицын – благодарный ученик. Он всю жизнь старался популяризировать творчество своей наставницы. Устраивал выставки в Москве, приезжал в Петербург, они много общались. Он даже написал книгу о ней: "Гравюра А.П. Остроумовой-Лебедевой".
Она открыла цветную гравюру на дереве. Многие потом пошли по этому пути. А многие, кстати, пошли не так, как она бы хотела. Например, она считала, что одной из особенностей гравюры является лаконизм, даже строгость в какой-то степени. И больше, чем пять досок, нецелесообразно использовать в гравюре. Тогда уже надо заниматься живописью. Немногие пошли по этому пути. Надо сказать, что уже к середине XX века многие московские художники стали соревноваться друг с другом в количестве досок. То есть, их количество у кого-то доходило до 20-25 штук, и А.П. Остроумова-Лебедева с недоумением, конечно, отзывалась о таких работах. Хотя и такие работы ей приносились в дар. Но вот по лаконизму, строгости, безупречному чувству стиля, высочайшему вкусу, мне кажется, равных А.П. Остроумовой-Лебедевой среди её последователей, художников ксилографии в русском искусстве нет.
Для многих, хорошо знакомых с творчеством самой художницы, на выставке в Михайловском замке открытием стала её коллекция гравюр японских художников XVIII-XIX веков. В неё вошли около 100 ксилографий, которые принято обозначать термином "укиё-э". "Укиё-э" в переводе с японского означает "образы изменчивого мира". Напомню, после завершения периода самоизоляции Японии в 1860-х годах в Европе началось повальное увлечение всем японским. Как пишет в своих автобиографических записках А.П. Остроумова-Лебедева, она познакомилась с японским искусством в залах Академии художеств. В 1896 году здесь была открыта первая в России выставка японского искусства. Её устроитель, морской офицер С.Н. Китаев, был одним из первых собирателей. Очарованная небывалой прелестью форм и красок, художница, устав стоять, усаживалась на пол и разглядывала произведения в их мельчайших подробностях. Её поражал острый реализм и рядом стиль и упрощение, мир фантастичности и мистики. Продолжает рассказ Галина Павлова.
Г. Павлова: Первое приобретение она сделала в Париже. Что потрясло А.П. Остроумову-Лебедеву в японской гравюре, а она была знакома с европейской ксилографией, на тот момент, это была тоновая, чёрно-белая ксилография, которая совершенно нивелировала особенности техники гравюры на дереве и имитировала чужой язык, в ней она увидела, что, наоборот, гравюра на дереве использует средства выразительности, присущие ей природно. Это, прежде всего, конечно, линия, чётко разграничивающая какие-то изображения. Это локальные цветовые заливки, причём яркого цвета, что было абсолютно ново для А.П. Остроумовой-Лебедевой. Она всё это переосмыслила, но в своём творчестве она, конечно, пошла своим путём. Что-то она взяла от японцев, но многое отличает её гравюры от японской гравюры.
Начнём с того, что она работала на досках всё-таки не продольных, а торцевых. То есть, это совершенно другая техника, другой механизм вырезания. Если вдоль распила резец идёт резец, то поперёк он уже идёт гораздо тяжелее. И это сказывается на манере изображения.
Однажды Анна Петровна Остроумова-Лебедева устроила мистификацию. Она вырезала гравюру в стиле У. Хиросигэ и подложила её в папку японских гравюр. В один из вечеров все эстампы, включая и так называемую "собственную подделку", показала своим друзьям. "А.Н. Бенуа, К.А Сомов и Л.С. Бакст, – вспоминает художница, – не заметили обмана. Лишь недавно вернувшийся из путешествия по Японии Е.Е. Лансере заявил: "Как странно? На этой гравюре пейзаж совсем не японский. Откуда она у вас?" А гравюра художницы изображала крымский пейзаж. С тех пор у этой ксилографии два названия: "Мыс Фиолент в Крыму" или "Подражание Хиросигэ".
Вырезая гравюру под японцев, художница отметила в дневнике: "Мне было трудно резать моими инструментами в манере японцев. Поняла на практике: их инструменты – другого характера. Я не стремилась воспринять их приёмы, так как решила: и нашими европейскими можно достигнуть хороших результатов. Да и у кого в то время я могла бы познакомиться с японской гравюрной техникой".
Г. Павлова: В ряду коллекций японской гравюры, которые есть на данный момент в России, эта, если не самая лучшая, то не из самых последних коллекций. Здесь представлены, в общем, все жанры, которые характерны были для периода Эдо, в котором, собственно, и развилась цветная гравюра на дереве "укиё-э" ("картинки призрачного мира"). Но, прежде всего, это самые старейшие жанры для "укиё-э". Это изображения красавиц весёлого квартала Ёсивара. Было такое место в Эдо (современном Токио), где с дозволения правящих сёгунов было разрешено селиться и принимать гостей куртизанкам. В этих самых старых картинках, которые есть в коллекции А.П. Остроумовой-Лебедевой, а это конец XVIII – начало XIX века, очень хорошо видны особенности техник японской ксилографии. Это очень чёткая, читаемая, выделенная, ограничивающая изображение, пропечатанная линия чёрного цвета. Это локальные заливки цвета, очень декоративные при этом. Это любование миром. Ведь в этих женщинах подчёркнута не физическая красота их тел, а красота их многослойных одежд. Здесь и какие-то природные мотивы. Например, подготовка к фестивалю "Танабата". Они готовят жилище или крыльцо своего жилища для празднования традиционного японского праздника "Танабата". Здесь и бамбуковые ветви, украшенные разноцветными бумажками-фонариками. "Танабата" в переводе с японского – это "седьмой вечер". И вот подготовка к этому празднику здесь как раз показана.
Анне Петровне, наверное, было интересно как раз больше, помимо технической стороны, узнавать, что художник хотел сказать самими простыми вещами? За ними ведь кроется целая философия.
Г. Павлова: Да. И надо сказать, что она даже в каком-то смысле углубилась в эту философию. Даже если мы обратимся к её экслибрису, который на одной книг, представленных на выставке, есть, то он изображает Будду. И она дала нам расшифровку этого экслибриса, созданного ею в 30-х годах: "Белые инициалы – я. Их очерчивает тонкая белая линия, которая рисует неправильный шестиугольник. Она создаёт пространство внутри себя, охватывающие мои инициалы. Это моя сущность. И, кроме того, отделяет от внешнего большого пространства. Это от вечности, бесконечности. Линия – тонкая, хрупкая, её легко прервать. Так же лёгок и хрупок человеческий переход в вечность. Внутри линии пространство олицетворяет сферу, в которой живёт человек. В ней пять элементов движутся по своим орбитам: Луна и звёзды, Солнце, вода и радуга, ветер, огонь. Внутри моего "я", в глубине, сидит Будда – идея вечной начальной религиозной мысли".
Обращать внимание на существенные, характерные черты натуры. И опускать тысячи оттенков, которые видит наш глаз. Не тому ли учит японская гравюра? Всегда идя от натуры, она умеет избирать в ней только самое главное, сохраняя чувство реальности и в то же время отрываясь от её повседневности, подчиняясь только закону гармонии.
Г. Павлова: В начале 40-х годов XIX века так получилось, что пейзаж практически стал превалировать в японской цветной гравюре, отчасти в силу даже цензурных гонений на такие жанры, как "бидзинга" или изображение актёров. Именно в пейзаже отразились философские предпосылки японского искусства. Утверждение, что природа – это красота в высшем своём проявлении и истина, вот это идея, которая вдохновляла японских художников. И, наверное, эта же красота и истина, которую являет сама природа, вдохновляли и. А.П. Остроумову-Лебедеву. Мне хочется это подчеркнуть. Она всё-таки использует приёмы европейской гравюры. И, опираясь на идеи, которые были почерпнуты ею из японской гравюры, она создавала что-то своё.
Благодарим за участие в программе куратора выставки "Остроумова-Лебедева: художник и коллекционер" Галину Павлову. Погрузиться в мир большого художника посетители Русского музея могут до начала ноября 2016 года.
Полностью передачу слушайте в аудиофайле программы.
