Другая школа Профессиональное выгорание учителей: как справиться?

А.МУРАШЁВ: Ну, что же, друзья, как говорил мой одноклассник: «Училка вышла за дверь, можем начинать жить».

Друзья, добрый вечер, с вами Александр Мурашёв и это программа «Другая школа». Мы с вами друг друга не слышали две недели, это чудовищно длинный период. И за эти две недели произошли три важных вещи.

Первая, я просто должен об этом сказать, наша программа получила приз Министерства просвещения, программа и книга «Другая школа» получили приз Министерства просвещения на Всероссийском конкурсе про образование в номинации, я сейчас зачитаю эту номинацию, «Журналисты, создающие материалы про образование, которым можно доверять». Вот так-то, можно доверять.

На самом деле, спасибо большое, это, правда, очень большая честь и большая радость для всех нас. Я, к сожалению, не смог подняться за наградой лично. И это важная вещь номер два, потому что я провел неделю в поездках по финским школам. Да, я посетил около 8 или, наверное, даже 9, скорее, финских школ, поговорил с десятками преподавателей, задавал все наши любимые эти каверзные вопросы – почему, где ваши Нобелевские лауреаты, а, правда ли, что вы воспитываете не будущих Лихачевых, а счастливых водителей автобусов, и, вообще, почему такие все школьники у вас расслабленные? Я об этом обязательно обо всем расскажу во втором часе, может быть, даже мы об этом поговорим в отдельной программе.

Но на сегодняшнюю тему меня натолкнула третья важная вещь, которая случилась за эти две недели, это было одно из двух моих выступлений. За эти две недели у меня было два выступления, одно перед родителями в Новосибирске, прекрасная, теплая публика, куча вопросов, боль в голосе – что нам делать со школой, что нам делать с детьми? Меня всегда это безумно радует, когда есть такая прямо ответная реакция. И в противовес, просто на контрасте было выступление перед директорами школ одного региона. Не буду называть регион, это было 400 человек в зале.

И, знаете, вот бывает такое, заходишь в помещение и у тебя ощущение, что хоть топор вешай, просто максимальная-максимальная враждебность. Ты говоришь что-то, а перед тобой просто стена, никакой реакции вообще. Ну, до смешного доходит. Ты спрашиваешь, а вот что на картинке изображено? Люди молчат вообще. Ты говоришь любые идеи, смешные, глупые, хоть что-нибудь скажите, нет, молчание. Через час ценой каких-то просто нечеловеческих усилий мы перешли к диалогу, и женщина встает с таким трагическим лицом и говорит: «А почему нас все хают? Может быть, нужно поговорить о ценности преподавателя?»

Понимаете, нужно понимать, что до этого я час примерно говорил о ценности человека в эпоху Google. Но дело даже не в этом. Для меня это такой очень тревожный сигнал, что учителя и директора, я говорю это сейчас не только на основе этого выступления, но и на основе писем, которые нам присылают каждый день в эфир, на основе моего общения с преподавателями. Я просто два-три раза в месяц, в среднем, выступаю по регионам России и общаюсь с сотнями преподавателей. И раз за разом я слышу одни и те же фразы – мы жертвы, мы заложники, мы жертвы системы, мы в тисках.

И для меня это такое, знаете, это объяснимо, это, правда, объяснимо, то есть я прекрасно понимаю, с одной стороны, у тебя есть родители, которые все время что-то от тебя требуют, это объяснимо. С другой стороны, ты потрясающе одинок. Я раньше, правда, думал, что профессия писателя самая одинокая, нет, вот за этот год последний я убедился, что профессия учителя, учителя больше всего способствуют выгоранию. И действительно ты чувствуешь себя потрясающе одиноким. Ты даже не можешь, в общем-то, рассказать о том, что тебе плохо. Но это отдельная тема, опять же.

Но, вместе с тем, понимаете, каждый разговор на эту тему сводится к тому, что нужно менять систему, нужно начинать сверху, и это всегда тупик. Я просто в первом выпуске пообещал, что у нас будут какие-то практичные решения, которые мы можем применять прямо сейчас. И я думаю, что, поскольку, на мой взгляд, ни один нормальный человек не может пребывать в состоянии нормальности, когда он ощущает себя 24 на 7 в состоянии жертвы, мне хочется сегодня попробовать какие-то вместе с вами, вместе с нашим сегодняшним героем, найти какие-то практичные решения для этого. Потому что, в конце концов, понимаете, да, безусловно, страдают учителя. Но, мне кажется, что, безусловно, страдают еще и дети. Потому что через учителей проходят сотни, а потом даже тысячи детей, которые прямо сейчас страдают из-за того, что мы чувствуем себя жертвами, мы чувствуем себя заложниками, мы находимся в тисках.

И мне хочется, чтобы сегодня мы попробовали найти какие-то, знаете, практичные решения и вообще узнать, есть ли такие решения. И для этого я пригласил сегодня в студию Галину Спасскую. Я сейчас сделаю очень не тактичную вещь, я упомяну возраст. Это 72-летний психолог, работающий с преподавателями в школе Подольска, и блогер, у которого подписчиков в Instagram больше, чем у меня. Галина Романовна, добрый вечер. Спасибо, что вы с нами.

Г.СПАССКАЯ: Здравствуйте.

А.МУРАШЁВ: Я хочу, знаете, с чего начать. Есть такой сериал «Star Trek», «Звездный путь». И там есть потрясающий один эпизод, один из моих самых любимых, где капитан Кирк пролетает над планетой Земля, смотрит на планету и говорит своему напарнику – слушайте, прямо сейчас на Земле кто-то говорит кому-то три самых важных слова. Зритель замирает вместе с капитаном Кирком, думая, что речь идет о признании в любви. Но нет, эти три слова – «помоги мне, пожалуйста».

Знаете, у нас в первом выпуске была Настя Серазетдинова, преподаватель литературы замечательный, она сказала, что есть такая проблема у нас в стране и среди преподавателей, в том числе, что мы и учителя, в частности, не умеем просить помощи. И что, возможно, если бы мы умели попросить вовремя о помощи, у нас было бы меньше историй в школах, где учительница очередной раз стукнула ребенка головой об угол пары. Я хочу вас спросить, как часто и с какими вопросами к вам приходят преподаватели в школе, и вообще приходят ли?

Г.СПАССКАЯ: Ну, конечно, приходят. Ну, психолог это такой человек, к которому все приходят. И тут несколько функций у психолога. Первое – выслушать педагога. Это уже снимет напряжение очень во-многом. Второе, ну, есть какой-то элемент недопонимания между психологом и педагогом, потому что я говорю – а чего вы, собственно, давайте станцуем с детьми.

А.МУРАШЁВ: Станцуем?

Г.СПАССКАЯ: Да. Она говорит – ну, как же, мне нужно математику преподавать.

А.МУРАШЁВ: Некогда танцевать.

Г.СПАССКАЯ: А, на самом деле, вот это расслабление, вот этот уход от стандарта, от таких вот вещей, которые ограничивают самовыражение учителя, сразу же приводит к тому, что он не реализуется эмоционально и психологически, начинается выгорание, начинаются проблемы, начинается неприятие чего-то.

А.МУРАШЁВ: А возможно ли выйти за эти пределы? Потому что каждый раз вот то, что я сказал, понимаете, начинается, да, от нас требуют, нам не до самовыражения, они обычно говорят, по крайней мере, мне. Может быть, вам что-то другое говорят?

Г.СПАССКАЯ: Да нет, ну, говорят тоже не до самовыражения, мне трудно, мне нужно, я хочу, чтобы были стобалльники и так далее. Ну, я обычно говорю всегда одно и то же. Вы знаете, я, например, учила пять химий. Вы знаете пять химий? Назвать их можете хотя бы?

А.МУРАШЁВ: Я? Нет, лучше ко мне с таким вопросом не обращаться, я гуманитарий, как я обычно в таких случаях говорю.

Г.СПАССКАЯ: Я тоже гуманитарий. Но я их учила почему-то и я этим очень горжусь. Я сейчас могу их назвать. Но больше я ничего не могу, потому что за всю жизнь мне это не пригодилось, и не нужно мне это было никак. И есть очень много вещей, которые, может быть, и не нужны.

А потом я всегда же возмущаюсь, ну, как можно запретить в школах телефоны? Мне особенно нравится, когда идет директор, навстречу ему идет ученик с телефоном, и директор с телефоном, и директор с суровым лицом говорит – ты почему идешь с телефоном? Ну, меня, конечно, сразу дергает за язык, я говорю – потому же, почему и вы.

А.МУРАШЁВ: Это крамольная, мне кажется, речь.

Г.СПАССКАЯ: Да. Ну, директор начинает – мне все время звонят и так далее. Вы понимаете, вот как в свое время было сказано, собрать все книги, да и сжечь. Вот так же с телефонами запрещать. А зачем? Дело все в том, что это будущее наших ребят, они должны воспринимать другую информацию по-другому, подходить по-другому, это помощь большая учителям. Конечно, я прекрасно отношусь к нашим учителям, они собрали, скопили в себе массу информации, накопили, понимаете, такой склад, сундуки такие вот мощные, они знают бином Ньютона, я не помню его, я тоже гуманитарий, и так далее. И этим же нужно распоряжаться, это нужно передавать. Мы знаем, что передавать. Да не знаем мы, что передавать и не знаем, как передавать. Другое время пришло, понимаете. Прийти в информационный мир это не просто – ехали на лошади, потом поехали на машине, нет, это совершенно другой открытый мир.

А.МУРАШЁВ: Это то, что мы как раз регулярно говорим об этом. И мне кажется, вот у нас была Татьяна Краснова в гостях, она сказала, что не все, к сожалению, преподаватели смогли смириться с мыслью, что мы больше не на пьедестале.

Г.СПАССКАЯ: Да, конечно, что вы, как же. Ведь основа – дисциплина.

А.МУРАШЁВ: Ну, возвращаясь на секунду все-таки к психологическим аспектам. Вот, когда они к вам приходят, о чем они говорят обычно? О каких проблемах они больше всего говорят?

Г.СПАССКАЯ: Мало платят, много отчетов, много бумаги, дети не те, дети плохо учатся, дети не слушают, дети сидят в телефоне, дети играют и так далее. Ну, потихоньку говоришь, объясняешь, что играют, потому что не интересно. Сделай так, чтобы было интересно, поиграй с ними.

А.МУРАШЁВ: А как они реагируют на такие слова?

Г.СПАССКАЯ: «Мне же нужно учить их математике», – говорят мне. А я говорю, а я вот русский язык учу через журналистику. Вы подумайте только, сколько у меня детей, и все в воскресенье, в субботу пишут незапланированное сочинение в наши средства массовой информации. Причем это им нравится, и они мне пишут, чуть ни ночью присылают свои срочные материалы, и я сразу же на них отвечаю через WhatsApp. Вот вам, пожалуйста, вот вам игра, игра обучающая, чему она учит? Во-первых, современному русскому языку. Во-вторых, коммуникабельности, открытости, развивает творчество.

А.МУРАШЁВ: Ну, то есть через интерес. Мне просто любопытно, как воспринимают учителя, потому что, мне кажется, когда ты говоришь им, что дело в них, у них всегда встает стенка. Более того, вы знаете, мне очень понравилась мысль, что учителя очень редко говорят о себе. Я, правда, сейчас не кидаю ни в кого камень, потому что я считаю, что, как верно сказала Татьяна Краснова, бывшая у нас как раз в эфире во второй программе, что очень много желающих объяснить Марии Ивановне, как нужно работать, и очень мало желающих встать на ее место. Но, тем не менее, мне кажется, что они редко говорят о себе. Как правило, они обсуждают двоечников, как правило, обсуждают, что делать с тем-то или тем-то, или какие дети плохие. Но вот про себя редко, кто говорит.

Г.СПАССКАЯ: Конечно. Вы поймите, вот какая позиция учителя. Он отдален, он выше, он знает больше. Хотя, честно говоря, ну, знаю я, читала Эразма Роттердамского, ну, и что?

А.МУРАШЁВ: И мы затихли все на этом месте. Каждый подумал, читал ли он.

Г.СПАССКАЯ: Ну, это неважно. Дело все в том, ну, да, это хорошо, молодец, браво. Но ведь нам нужно заставить детей полезть и почитать. А как это сделать? Вот тут и нужно размышлять. Это не просто вот запомним таблицу умножения, хотя ее тоже неплохо запомнить, «жи-ши» пишется. Давайте лучше с ошибками напишем сочинение, и в нем будут ваши мысли. И пускай это будет сочинение с ошибками, но мы выберем вот эту интересную мысль и скажем – слушай, Вань, вот это здорово, давай мы с тобой это разовьем. Ну, а в результате получается международная литературная премия, у меня такие ученики есть.

А.МУРАШЁВ: Видите, то, что вы говорите, требует, мне кажется, интереса и желания, в первую очередь, преподавателя.

Г.СПАССКАЯ: Конечно.

А.МУРАШЁВ: А, есть ли по вашему наблюдению, есть ли такое желание и интерес еще к чему-то еще у преподавателя, который к вам приходит за консультацией?

Г.СПАССКАЯ: Да нет, в основном, конечно, как справиться, как посадить, как заставить. А заставить только есть один способ – нужно, чтобы они захотели. Я, например, не бегаю за детьми, у меня есть твердое правило – кто не успел, тот опоздал. Ну, например, есть мероприятие, они стараются на мое мероприятие прийти, я кладу бумагу, они сами пишутся, кто едет. На мероприятие я беру десять человек. Первые десять, кто успел, те едут. Они рвутся. А мальчик заговорился с папой, его отпускают, а записаться забыл и пришел ко мне со слезами. Ну, взяла 11-го. Но это редко. Они должны знать, нужно быстрее, нужно уметь, нужно бороться за то, чтобы тебе было интересно.

А.МУРАШЁВ: Конкурс прямо, как в МГУ, правда?

Г.СПАССКАЯ: Нет.

А.МУРАШЁВ: Я хочу просто понять, знаете, что, мне интересно, действительно ли вот это отсутствие интереса продиктовано условиями? Или все-таки, в принципе, у нас сейчас много людей, которые устали от работы учителем?

Г.СПАССКАЯ: Ну, может быть, устали, но они же больше ничего не умеют делать. Более того, ну, вот таких методик нет, а расслабиться и пойти собственной дорогой они не могут. А почему? Есть прекрасные учителя. Я, например, наблюдала такой случай. На уроке один из детей, ну, нецензурно высказался. Что делает учитель?

А.МУРАШЁВ: Выгоняет, естественно.

Г.СПАССКАЯ: Это был хороший учитель. Он сказал – слушай, как интересно, ну-ка, запиши это слово на доске.

А.МУРАШЁВ: Ага, вот так вот?

Г.СПАССКАЯ: Кто еще, какие слова знает? То есть учитель начал прорабатывать.

А.МУРАШЁВ: А слово, насколько было неприличное, чтобы мы поняли вместе со слушателями?

Г.СПАССКАЯ: Прилично неприличное. Ну, какое-то такое популярное, не очень там что-то сверх. И в это время в класс заходит директор.

А.МУРАШЁВ: Это был последний день работы учителя, скажите сразу?

Г.СПАССКАЯ: Нет, нет, отстояли. Ну, понимаете, директор прекратил безобразие. А разве безобразие он прекратил? Учитель попытался поработать с лексикой, попытался вывести детей на правильное понимание вот этих вещей. Я считаю, что учитель прекрасный и, по крайней мере, я об этом громко-громко говорила.

А.МУРАШЁВ: А что с ним стало в итоге?

Г.СПАССКАЯ: Ничего, работает.

А.МУРАШЁВ: Все нормально?

Г.СПАССКАЯ: Хороший учитель.

А.МУРАШЁВ: Я возвращаюсь на секунду к мысли об этом профессиональном выгорании. Мне кажется, это все-таки дело в выгорании, в том числе. По каким признакам вы понимаете, и, может быть, каждый из нас должен понимать, что уже сейчас то состояние, когда к детям подходить не стоит? Когда уже нужно заканчивать работу?

Г.СПАССКАЯ: Ну, депрессия не интересна, начинают прокручиваться одни и те же мысли, одни и те же поступки. Я иду в школу с удовольствием. Я сияю, дети идут мне навстречу сияют. Учитель идет с неудовольствием – ух, как мне это все надоело, вот я бы все. Ну, все, уходи. Вообще можно прийти в себя и прийти, и найти варианты.

А.МУРАШЁВ: Вот, сейчас самое интересное начинается, потому что, мне кажется, у нас гораздо больше уставших людей, чем не уставших, поэтому мне хочется, вот я на вас смотрю сейчас, и я сам заряжаюсь немножко энергией. И мне хочется, вот вы сказали как раз, есть варианты, какие варианты? Что можно сделать в такой ситуации?

Г.СПАССКАЯ: Ну, по крайней мере, прежде всего, осмыслить, а что, а почему и как? Если это вообще, ну, вот коммуникативный процесс, работа с детьми, ну, я знаю учителя, который говорит – я не люблю детей.

А.МУРАШЁВ: Он работает при этом, да? Ну, таких, я думаю, много у нас есть.

Г.СПАССКАЯ: Да, да. Вот тогда, ну, давайте чего-то смотреть, искать. А, если есть, если ты учитель вот так внутри, если у тебя есть к этому и желание, и данные вести детей, то…

А.МУРАШЁВ: А вот помимо осмысления, какие-то конкретные шаги, как вы думаете, есть?

Г.СПАССКАЯ: Ну, прежде всего, вдохнуть, прийти в себя, понять, почему ты сорвался, почему тебе не интересно.

А.МУРАШЁВ: Это хорошо, если возможность есть отдохнуть. А, понимаете, если у тебя там нагрузка 32 часа, например, а сверху ЕГЭ, ЭКГ, как любит говорить один из наших героев, требования родителей, как в такой ситуации отдохнуть, когда у тебя резиновая профессия и ты все время работаешь нон-стоп?

Г.СПАССКАЯ: Конечно, работаешь. Ну, я не знаю, давай говорить так, мне много лет, у меня стаж почти 50 лет, но я всю жизнь работала, ну, работаю, я не хочу не работать. И даже, если, предположим, ну, все-таки стареешь, там всякие процессы уходят, я уже запланировала смену, у меня одна из моих учениц заканчивает психологический факультет.

А.МУРАШЁВ: Как вы заговорщически нам об этом рассказываете.

Г.СПАССКАЯ: Да. Я годик поведу немножко и уйду. Но я не уйду из школы, мне школа нравится. Вот нравится школа. Ты там, ты на месте, значит, ты придумаешь интересно, ты придумаешь то дело, которое доставит и тебе удовольствие, и поможет детям, и родители примут обязательно.

А.МУРАШЁВ: То есть у нас категорично получается, если не интересно, то лучше сразу уходить.

Г.СПАССКАЯ: Ну, понимаешь, ну, я думаю, а что тогда делать-то, если тебе не интересна твоя работа? Вот зачем тогда тебе работать?

А.МУРАШЁВ: Я просто, это вопрос, к которому мы сейчас обязательно вернемся после выпуска новостей, меня волнует вопрос, можно ли как-то исправить, в кавычках исправить преподавателей, которые сейчас чувствуют себя уставшими. И мы обязательно к этому вернемся.

Друзья, мы обсуждаем сегодня вот под такую красивую джазовую музыку, мы обсуждаем синдром жертвы у учителей. То есть вот это состояние, когда ты чувствуешь, что ты обижен, что ты устал, что ты даже, может быть, выгорел. У нас в гостях тем временем Галина Романовна Спасская, преподаватель с полувековым стажем, блогер, психолог, что самое важное для нашей сегодняшней программы. И у нас есть даже первый комментарий: «Волшебный голос и ясность ума и речи. Большое спасибо за такого гостя в студии». Это, к сожалению, не мне, Галина Романовна, это вам этот комментарий.

Г.СПАССКАЯ: Спасибо.

А.МУРАШЁВ: Вот я сейчас смотрю на вас и думаю, знаете, о какой вещи, мне кажется, те, кто был с нами, был первые 20 минут нашего эфира, уже поняли, что интерес к детям и к преподаванию, его невозможно сымитировать. Это такая вещь, которая, в общем, либо есть, ну, она всегда с тобой. Я сейчас понимаю две вещи, глядя на вас, что, во-первых, ну, первое, что я сам бы хотел выглядеть так через некоторое количество лет, определенно точно.

И второе, мне хочется понять ваш секрет, как вы сохранили в себе тот самый интерес к детям, желание вот это все экспериментировать? Потому что я считаю, что, то, что я, опять же, вижу по опыту общения с преподавателями, многие из тех, кто сейчас идет по программе и пытается сделать все стандартно, на самом деле, начинали с экспериментов, пытались пробовать что-то новое. Потом раз за разом от них требовали, понятно, итоги, и они пришли вот к этой усталости. Как вы сохранили в себе вот эту вот живость?

Г.СПАССКАЯ: Я просто продолжала экспериментировать, продолжала работать, играть с детьми. Вы знаете, я вот так понимаю, что, конечно, есть часть преподавателей, которых трудно уже восстановить. Это однозначно. Но есть молодые преподаватели, у которых сохранился и энтузиазм, и искорка, и даже не молодые, не обязательно.

А.МУРАШЁВ: Выдохнули многие сейчас в этот момент.

Г.СПАССКАЯ: Да, да. Что? Как их поднять? Очень просто. Вы понимаете, нужна какая-то групповая проектная работа. Проектная работа, как раз направленная на реорганизацию школы, на реорганизацию вот этих своих уроков, на другие подходы, на другие какие-то вещи. И когда появляется группа, команда единомышленников, им становится интересно, они идут, лезут, ищут.

А.МУРАШЁВ: И чувствуют поддержку, мне кажется.

Г.СПАССКАЯ: Да, они делают то, что никогда бы не сделали.

А.МУРАШЁВ: Хорошо. Я сейчас представляю себе, опять же, такую реальную ситуацию, ну, допустим, ты чувствуешь, что ты такой один на всю школу, больше никого нет, никто тебя не может поддержать. Как заразить своим энтузиазмом других, чтобы они к тебе пошли в команду?

Г.СПАССКАЯ: Нужно найти людей, нужно найти интересных, веселых людей и обсудить с ними какие-то вопросы, узнать их мнение. Мы же все равно обсуждаем, особенно мы любим на педсоветах обсуждать всякие интересные вопросы, когда там идет «бу-бу-бу» важное.

А.МУРАШЁВ: Двоечников обычно обсуждаем.

Г.СПАССКАЯ: Да, да, можешь поговорить об этом. И много интересных людей. Ну, вы знаете, как это бывает. Вот я вам примерчик приведу. Мы с ребятами, ну, я в Instagram, приходят ко мне 9-классники, мы тоже хотим Instagram лицейский. Я говорю – здорово, давайте. Ну, завели Instagram, пишем много мероприятий, они пишут, переписываются, группу завели. Я иногда так контролирую, но, в принципе, детская группа, ну, пускай в Instagram. И вдруг в мае ко мне приходит, директор прибегает и кричит – почему вы не отметили в своем Instagram вот то-то, то-то, какое-то решение, там чего-то.

А.МУРАШЁВ: Смотрите, директор, значит, читает Instagram, тоже хорошо.

Г.СПАССКАЯ: Скорее всего, читает не директор, а комитет. Потому что мне звонят из комитета, почему нет таких материалов. У меня челюсть слегка отвалилась, я говорю – да это же детская программа-то. Ну, и интернет очень много возможностей таких дает. Вот программа детская, меня дети втащили в эту программу. Ну, я вообще не отказываю, когда меня просят. Галина Романовна, вы сделали? Будем делать? Я говорю – будем. И что же они, на что они меня подбили, они подбили меня комментировать рэп.

А.МУРАШЁВ: Отлично.

Г.СПАССКАЯ: Да. Вы знаете, вообще, пожилой человек, я люблю музыку, оперу, симфонические всякие вещи, балет посещаю регулярно, есть любимые театры, премьерки не пропускаю, я люблю. А рэп? У нас сразу есть отрицание, вот у моего возраста – нет, что это за музыка. Ну, я так вот поразмышляла, думаю, ну, действительно, когда мы были молоды, и только пришли Beatles, нам родители кричали – как можно это безобразие слушать, это не музыка! А сейчас Beatles классика. Дай, думаю, послушаю рэп, что они мне дадут. Ну, это же все еще нужно на экране делать.

А.МУРАШЁВ: Кого вы слушали первым, кстати?

Г.СПАССКАЯ: MiyaGi, я его полюбила смертельно. Ну, и так далее, там много. А прислушалась и думаю, боже мой, ну, что там, неразделенная любовь, понятно? Понятно. Одиночество? Да это для пубертатов важнейший вопрос такой, непонимание. Да, тоже важнейший. Там все вопросы поднимаются. Ну, не всегда, правда, цивильно, не всегда хорошо, но это искусство. Бывают хорошие, талантливые вещи, бывают никакие. Ну, и, естественно, в YouTube я, значит, тоже вылезла со всем этим и стала комментировать. Канал они назвали «Бабуля Пуля». Ну, мне очень понравилось. Один раз я не так как-то прокомментировала, кто-то не понял, и мне прислали – «бабуля, застрелись». Я смеялась очень долго.

А.МУРАШЁВ: Это добрые комментаторы YouTube, они известны своими такими.

Г.СПАССКАЯ: Нормально. Но зато с каким юмором, какая находка, вы же журналист. «Бабуля-пуля, застрелись-ка». Здорово.

А.МУРАШЁВ: Это креатив от комментаторов YouTube. У нас, кстати говоря, есть уже вопросы и комментарии от наших слушателей. Вот есть вопрос от Светланы из Рязани: «Что делать родителям с учителями, которые выгорели и работать не хотят? Как поступать родителям?»

Г.СПАССКАЯ: Ну, прежде всего, понять учителя, и понять, почему выгорел этот учитель. Ведь, знаете, совсем вот пример, вот прямо на неделе на этой. Мама примчалась – ребенка моего обижают и все такое. Почему ему вот то-то, почему он там свою обувь не найдет? На учителя, на учителя. Ну, он свою обувь не найдет, потому что он ее не положил на место, это раз. А я с мамой стала разговаривать, говорю – а в армию вы с ним тоже пойдете? Понимаете, давайте будем воспитывать из него мужчину.

Что у нас с вами не ладится, давайте посмотрим, давайте подумаем, пригласим учителя. Учитель не выгоревший, он усталый, да, но нормальный учитель, и интересные вещи, интересные проекты делает. Нашли мы для этого мальчика какое-то применение. Он замучил меня, он прибегает ко мне на каждой перемене и чего-то такое мне сообщает интересное, какие-то вещи мы с ним решаем.

А.МУРАШЁВ: А какое применение вы нашли для мальчика?

Г.СПАССКАЯ: Ну, мы, во-первых, там в секцию определили драться, раз он дерется.

А.МУРАШЁВ: То есть агрессию куда-то направить.

Г.СПАССКАЯ: Да. Потом маме мы сказали – а вы научите его складывать свои вещи и туфли ставить на место, чтобы не искать их потом по всей раздевалке. Ну, это не так просто, потому что 11 лет дети учатся, и 11 лет мы ежедневно выставляем десятки забытых спортивных форм, фартуков, платьев, курток, это нормально для школы. Просто нужно к этому спокойно относиться, решать проблемы.

А.МУРАШЁВ: Вот смотрю на вас и не могу не спросить, скажите, есть ли какая-то разница между преподавателями и даже, в большей степени, усталостью преподавателей сейчас и в советское время?

Г.СПАССКАЯ: Вы знаете, нет. Там же были несколько иные вещи. Почему вот сейчас такая сложность. Дети другие, потребности у них другие, а мы им даем все то же самое и теми же самыми способами. Там были дети, ну, я вам скажу, по межбиблиотечному абонементу я месяцами ждала книгу, которую хотела прочесть. Сейчас в этом есть проблема? Никакой. Ты через три минуты уже будешь читать то, что тебе нужно, получишь информацию, какую нужно, и так далее.

В то время был авторитет учителя, это был очаг культуры, очаг знания, вот эта вот кладовка, сундук с этими платьями старинными, которые там лежат, лежат, копятся и будут переданы по наследству. Ну, просто нужно уже другие подходы, другие вещи.

А.МУРАШЁВ: А вот вы, когда понимаете, что к вам приходит преподаватель ровно с такой установкой, как вы с ним говорите? Для меня это уже личный интерес, потому что я пробую сам, как пробиться, то, что ты видишь буквально на лбу у всех написано «это не про нас». Что бы ты ни сказал, про Данию, про Швецию, про любые, даже про Москву, это не про нас, это про ваши там какие-то школы свободные. А как вот пробиться через эту стенку?

Г.СПАССКАЯ: Вы вот так, раз. Молодой, извините, сопливый, и учите заслуженного учителя, который 40 лет рассказывает о женских образах, я уж не знаю, что сейчас рассказывают, я, может быть, не всегда в теме по программам. Ну, конечно, они возмущены. Они не востребованы в какой-то мере. Так нужно же быть гибким. И, знаете, дети, они совсем другие, они же много знают, много умеют. У меня нет проблемы. Ага, я не могу вот туда-то залезть, ну-ка, давай, давай. Книжку вашу читала, мне нужен был вот этот код, я говорю – как мне это сделать? Да мне моментально нашли, программку скачали на телефон, и я теперь с удовольствием наблюдаю и видео, и фото.

Обращайтесь к детям. Когда они увидят, что они могут помочь, да они с удовольствием вам помогут, начиная от того, что принести воду в кабинет, которую они сами же выпьют, кончая тем, что что-то найти программу, что у меня что-то там виснет компьютер, в том, в чем я, может быть, хуже разбираюсь. А они молодцы, они герои, они умеют. А это самодостаточность их поднимает, плечи-то у них расправляются, им интересно, и они идут-идут за тобой, куда бы ты их ни повел, а поведешь ты их в хорошее место.

А.МУРАШЁВ: Ну, это, что как раз-таки я часто говорю, что нужно больше слушать и больше общаться с детьми, потому что мы даже не догадываемся, насколько интересны, например, подростки.

Г.СПАССКАЯ: Есть еще вот такой моментик. Вы знаете, музей, это что-то такое закостенелое. У меня в музее можно все, можно трогать и так далее. Даже специально там лежат…

А.МУРАШЁВ: А это совпадает с желаниями охраны музея?

Г.СПАССКАЯ: Я директор, я совпадаю, разрешаю. У меня есть с учителями договоренность, если после экскурсии дети придут с патронами, собрать патроны и вернуть в музей. Ну, вот только и всего. Но им нужно же потрогать, тактильно, они хотят это все видеть, они хотят померять каску, они хотят померять шлем древнего воина. И как это, почему были богатыри, русские воины? О, оказывается, попробуй с кольчугой побегай, да еще мечом помаши. У меня очень часто дети приходят и сражаются на мечах в музее.

А.МУРАШЁВ: Ну, это вот вы мне рассказываете, как я бы говорил с учителями. А как вот вы начинаете говорить с учителями?

Г.СПАССКАЯ: Во-первых, я даю пример непослушания, неповиновения, поступков таких, какие считаю нужным.

А.МУРАШЁВ: Учителям?

Г.СПАССКАЯ: Да. Во-вторых, я говорю о том, что нужно быть откровенными с детьми, признаваться.

А.МУРАШЁВ: Мы вернемся ровно на этой точке. Запомните, где мы остановились.

Мы продолжаем обсуждать с вами синдром жертвы у преподавателя. Вместе с нами его обсуждает и даже, может быть, какие-то рецепты предлагает Галина Романовна Спасская, психолог и преподаватель с полувековым стажем, работающая в государственной школе Подольска.

Галина Романовна, вы как раз перед выходом на наш перерыв, говорили о том, как вы разговариваете с преподавателями, когда они приходят к вам, и им нужен совет. Мы говорим о тех, которые уже немножко выгорели, но еще не до конца.

Г.СПАССКАЯ: Это люди, которые интересуются. Они любят свое дело, любят детей, любят свой предмет.

А.МУРАШЁВ: Те, кто уже устал?

Г.СПАССКАЯ: Да, ну, и что же, они это любят, но они устали. Поэтому эмоционально они не доносят, не доводят до конца, эмоционально не выключаются из процесса. Ну, психолог это такая должность, что он должен выслушать, он должен понять, он должен рассказать, объяснить, попытаться, размять, может быть, релаксацию какую-то провести. Но главное зародить какие-то идеи.

Ну, здесь я не всегда могу такую идею дать в предмете, например. А найти эту идею можно через единомышленников. Вот, если появится идея, появится такой проект, который поведет куда-то, это будет интересно. Ну, легче всего мне с гуманитариями, конечно, с историками мы много работаем. А вот с технарями, они и сами немножко такие ригидные, жесткие, еще и уставшие.

А.МУРАШЁВ: А что за пример непослушания вы показываете им? Вы упомянули его просто перед выходом на рекламу.

Г.СПАССКАЯ: Ну, то есть, как непослушание, ну, допустим, я не всегда же стою по стойке смирно и выполняю то, что нужно. Но у меня и должность такая, мне можно. Я должна хранить какую-то тайну информации. А с каждым человеком найти вот его точку болевую и через эту болевую точку подать вот какую-то интересную идею, показать, что мир-то прекрасен. А, если человек вдруг ощущает, что мир прекрасен, он по-другому начинает его воспринимать.

И дети, они тоже интересно, давайте зайдем, посмотрим, смотрите, как они реагируют, смотрите, какие они творческие. Да они помогут, спросите. И они помогают, приходят к учителю старому, уставшему, они там делают презентации такие интересные. Только подтолкни учителя к ним поближе, и чтобы этот учитель дал им возможность самореализоваться, высказаться. Потом ты сидишь там, подправляешь, приводишь в порядок. Но, если эта вдруг презентация была оценена, какой-то конкурс они выиграли, все, это уже дети твои, им уже интересно, они уже мчатся к тебе и рассказывают – да, вот такое, вот это. Давай еще решим один пример, о-па.

А.МУРАШЁВ: А это, кстати, знаете, с чем связано, мне кажется, я сейчас слушаю, и, более того, это связано даже с нашим вопросом тире комментарием, который к нам пришел из Москвы: «Моя дочь только в пятом классе столкнулась с учителем, который стал рассказывать о себе. Учитель рассказала детям, что у нее есть дочь. Ребенок пришел из школы с круглыми от удивления глазами. «Мама, представляешь, учитель тоже человек», – сказала она».

И, мне кажется, в этом как раз вопросе, опять же, комментарии даже, скрыта как раз та проблема школы и преподавателя, который у нас сейчас есть. Преподаватели редко показывают, что они тоже люди.

Недавно с одной семиклассницей общался, она сказала – Александр, вы не представляете, какое облегчение, когда учительница говорит – слушайте, я так устала, я подвернула ногу и мне очень хочется суши. И в этот момент все в классе тоже говорили – а нам хочется пиццы, а мы тоже хотим домой. И все как-то одновременно поняли, что они на одной волне. Мне кажется, есть страх у преподавателя показать, что ты тоже личность за пределами урока.

Г.СПАССКАЯ: Ну, конечно. Это, наверное, самое главное. Понимаете, в чем дело, нужно же ведь, ну, раз я психолог, раз я занимаюсь пубертатами, когда меня спрашивают – какой ваш психологический возраст? Я говорю, ну, лет 14-15, я думаю. Понимаете, мы же должны понимать, что они хотят и что им надо. А о себе я рассказываю откровенно, они все у меня сидят в Instagram, и их родители сидят в Instagram.

Когда я вышла, я же случайно вышла в Instagram, смотрю, дети там сидят, ну, чего они там сидят, дай-ка и я посмотрю, что там такое. Зашла. Как посыпались и вопросы родителей, и приветы от моих учеников. Они меня по-другому стали встречать, они улыбаются мне по всему коридору издалека. Да, я рассказываю, что я пеку своим внукам кексики. Они говорят – и мне мама печет кексики, а я больше люблю блинчики, и так далее. Разговор пошел. Мы на одной волне, мы вместе, мы понятны друг другу.

А.МУРАШЁВ: Слушайте, не могу не спросить, опять же, вот я смотрю на вас и вижу, что вы не растеряли тот самый интерес и живость. Ну, вот вы 50 лет преподавали, ну, неужели ни разу вы не уставали от профессии? И как вы поддерживали себя вот в этом нелегком пути, я бы сказал?

Г.СПАССКАЯ: Почему же, конечно, уставала, ну, конечно, было тяжело, ну, конечно, и были срывы, и была депрессия. Но это же нормально в каждой работе. Но новый проект, новые идеи, новые походы, новые решения вместе с детьми, и все это снимается.

А.МУРАШЁВ: И вы ни разу не срывались на детях при этом?

Г.СПАССКАЯ: Не знаю, может быть. А вы знаете, что я использую физические наказания?

А.МУРАШЁВ: Это очень вовремя мы узнали под конец программы.

Г.СПАССКАЯ: Да, вот, у меня есть сковородка. И я бью этой сковородкой по голове, но на словах, конечно. Мне дети подарили. И, главное, на стеклянной крышке написано – при необходимости разбить. И я ведь ее разбила. Я замахнулась этой сковородкой на какого-то своего любимого оболтуса, крышка упала и разбилась. Теперь жду нового.

А.МУРАШЁВ: Прекрасно. Мне просто интересно, опять же, я, видите, любитель конкретных каких-то решений, ну, как вот не срываться на детях? Допустим, если ты сам переживаешь какие-то ощущения внутренние не очень хорошие, не очень здоровые?

Г.СПАССКАЯ: Ну, где же твой профессионализм? Разве психолог может сорваться? Даже, если у него плохое…

А.МУРАШЁВ: Я говорю, скорее, про учителей.

Г.СПАССКАЯ: А учитель тоже. Вы знаете, я бы сказала, что учитель и не психолог, это не учитель. В будущем, наверное, будут, в основном, психологи и люди, как-то знающие немножко предмет. Я думаю так, такими должны быть учителя. Они должны, прежде всего, понять ребенка, попытаться его раскрыть, попытаться раскрыть перед ним мир, вот тогда наши дети будут то, что нужно. Но это не значит, что не будет трудностей и не будет срывов, и не будет сложностей, как у детей, так и учителей. Потому что ведь без трудностей ребенок, он не достигнет того уровня, вот каких-то своих высот, которых он может достичь. А наше дело его раскрыть.

А.МУРАШЁВ: Галина Романовна, у нас есть один вопрос, который мы всегда ставим в самом финале. Если бы был один плакат, который вы могли бы повесить в каждой школе страны, и там была бы одна надпись, что бы вы на ней написали?

Г.СПАССКАЯ: Даже и не знаю. Я вас люблю, наверное. Нет, я с вами. Давайте вместе махнем куда-то, в поход лодочный. Наверное, так.

А.МУРАШЁВ: Спасибо. С нами была Галина Спасская.