Любовь и голуби Совместный эфир с ведущими "Маяка". Владимир Писаревский

МИТРОФАНОВА: Друзья, эфир на "Маяке" продолжается. И наш девиз - "Жизнь продолжается", 50 лет уж как продолжается, и какое-то время мы в компании "Маяка", очень этому рады, довольны, иногда даже удивлены, что так судьба распорядилась. И нам посчастливилось общаться с ветеранами эфиров "Маяка". Сегодня у нас очередной гость - Владимир Львович Писаревский. Здравствуйте.

ПИСАРЕВСКИЙ: Здравствуйте.

МИТРОФАНОВА: Спортивный журналист, хоккейный обозреватель радиостанции "Маяк". Владимир Львович, в какие годы вы кричали: "Го-о-о-л!"?

ПИСАРЕВСКИЙ: Вы знаете, вся моя жизнь, в общем-то, связана с хоккеем, поскольку я вырос рядом со стадионом "Динамо" и видел становление и начало хоккея с шайбой. Это был, если мне не изменяет память, 1945 год. Еще не закончилась война, а мы, мальчишки, бегали на этот стадион, прогуливали, конечно, и так далее, и там гурьбой где-то играли. В то время пленных немцев очень много было на стадионе, они реставрировали стадион, в общем-то такая была обстановка постоянного ремонта. И вдруг мы увидели на большом поле человека, который гонял совершенно необычный предмет, как впоследствии выяснилось, это была шайба. Клюшка тоже вызывала какие-то сомнения, поскольку в то время играли в русский хоккей, и, конечно, другие были клюшки совершенно, такие полукруглые.

МИТРОФАНОВА: Как бумеранг.

ПИСАРЕВСКИЙ:  Да.

МИТРОФАНОВА: Да вы что? А я даже не представляю, а я думала, это всегда было.

ПИСАРЕВСКИЙ: Это бэнди. Нет, хоккей с мячом у нас, его называли русским хоккеем, он, как говорится, очень с давних времен. А вот хоккей с шайбой, именно тогда мы увидели первый раз вот эту клюшку и шайбу, и был это некто Аркадий Иванович Чернышёв, знаменитый впоследствии тренер. Ему принадлежит рекорд по завоевыванию различных медалей. Он возглавлял и "Динамо", и сборную. И вот он, увидев, что мы тут где-то под ногами суетимся и смеемся над ним, он говорит: "Вы зря смеетесь, это скоро будет самый интересный хоккей вообще в нашей стране". Вот. И попросил нас найти кого-нибудь из немцев, поскольку мы иногда приносили бутерброды им, они нам давали там какие-то колечки, выпиливали, такой обмен был смешной, - найдите, говорит, какого-нибудь парня из этих вот немцев пленных, кто, может быть, играл в эту игру - в хоккей с шайбой, нам просто интересно с ним поговорить, поскольку это только начало. Вот. Мы нашли, нашли какого-то, значит, немецкого ефрейтора. И как-то жестами, так сказать, ну кто-то знал немножко и немецкий, в общем, дали им понять, что вот мы интересуемся таким началом, так сказать, хоккеем с шайбой, - в Германии, может быть, кто-то играл? Он говорит: "Да, я вот играл в этот хоккей с шайбой и приезжал к вам в СССР как раз до войны в составе рабочей команды". Вот этот экспериментальный был какой-то матч на базе Института физкультуры, наши играли. Но тогда он не произвел впечатления, вот этот хоккей. Как-то его забыли, так сказать, он мимо прошел. И это было возрождение. И очень удачно, когда мы представили этого парня Аркадию Ивановичу, он очень благодарил, и он потом поставил его на довольствие, в общем, он был такой любимец…

МИТРОФАНОВА: Немец в шоколаде?

ПИСАРЕВСКИЙ: Да, немец в шоколаде. В общем, вот так начинался у нас этот хоккей. Если говорить, так сказать, в целом, то мне довелось играть в различных командах в хоккей, я был и мастером спорта, и кем угодно, так сказать, до работы в "Маяке", закончил Институт физкультуры, и меня пригласили работать в качестве специалиста, так сказать, по спорту в Гостелерадио, это на Пятницкой. Ну, естественно, там был большой масштаб такой - ГТО, потом различные спартакиады. Правда, все это грандиозной пьянкой заканчивалось по традиции.

МИТРОФАНОВА: Ну, естественно.

ПИСАРЕВСКИЙ: Но как-то ладил, создал какие-то…

МИТРОФАНОВА: А в какие годы вы работали конкретно?

ПИСАРЕВСКИЙ: Это было… я пришел в 60-м году.

МИТРОФАНОВА: На Гостелерадио?

ПИСАРЕВСКИЙ: Да-да-да. И по иронии судьбы меня оформили на единицу спортивного отдела. То есть спортивный отдел дал вот эту единицу, и я там работал, так сказать…

МИТРОФАНОВА: И когда в 64-м "Маяк"…

ПИСАРЕВСКИЙ: Нет, я сейчас подойду к этой ситуации. Значит, там, короче говоря, руководил тогда такой Шамиль Мелик-Пашаев, человек довольно, так сказать, популярный в плане того, что он всегда так экспансивно разговаривал со своими сотрудниками. И вообще у него в крови был коктейль такой - еврея, армянина, азербайджанца и русского, я не знаю, намешано. Он был племянником дирижера Большого театра Мелик-Пашаева. И вот он, значит, создал этот отдел. И однажды он пришел в местком, устроил скандал: вот, это наша единица, отдайте, что такое, мы сейчас должны взять корреспондента… И увидел меня: "А вы?.." - "Ну, я вот…" - "Подходите к нам на четвертый этаж (а я на втором этаже был), подходите". И мне эта запомнилась сцена на всю жизнь, поскольку это было началом моей спортивной, так сказать, деятельности на "Маяке", на радио, в частности. Когда я вошел, там были очень известные люди в то время. Это был Синявский - знаменитый комментатор, который первым комментировал футбол. Он был военным корреспондентом, у него очень богатая история, и он первым сообщил о пленении Паулюса в Сталинграде, и вообще легендарная была личность такая, в Севастополе был в частности… И он там был, вот в этой комнате. Был Гордеев такой - гимнастика по радио. Ну, вы, наверное, даже…

МИТРОФАНОВА: Гимнастика по радио?

ПИСАРЕВСКИЙ: Да, Гордеев, который возложил…

МИТРОФАНОВА: Производственная гимнастика?

ПИСАРЕВСКИЙ: Нет. Ну, такая была солидная очень, пестрая компания, там Озеров Николай Николаевич…

МИТРОФАНОВА: Конечно, это уж вообще…

ПИСАРЕВСКИЙ: Да. И я захожу. Синявский (он мастер всех этих розыгрышей, как выяснилось потом) говорит: "Так, садитесь вот на этот диванчик…" А диванчик был рядом с дверью, и напротив стенка, ну как у вас, примерно метра три. Я сажусь на этот диванчик, и вдруг - ужас, ломается одна из ножек, и я лечу в соседнюю стенку, причем лечу так стремительно, что… Но поскольку я был таким спортивным, я, значит, успел сгруппироваться, подставил руку, и, значит, ничего не произошло, и так как-то невольно я говорю: "Извините, не знал, что у вас здесь необъезженный мустанг, я бы захватил седло…" Ну и Синявский говорит: "О, и лоб целый, и за словом в карман не полезет, будет комментатором". И это было боевое крещение, я стал, значит, с этого дня комментатором, то есть работать уже в этом отделе. Вот. Масса была всяких смешных историй, с радио связанных. Первый репортаж, я помню, это был 61-й год на стадионе "Динамо", знаменитая кабина…

МИТРОФАНОВА: Подождите, а у нас 64-й… у нас тут все ходы записаны…

ПИСАРЕВСКИЙ: Я вам расскажу…

МИТРОФАНОВА: Вы пока дойдете до 64-го, а у нас эфир, у нас время…

ПИСАРЕВСКИЙ: Нет-нет, я сразу перейду, потому что там был очень интересный эпизод. Короче говоря, когда мы стали с ним вести репортаж, а для меня это первое было событие, я стал как-то эмоционально воспринимать эти события, что-то такое путаться в фамилиях и прочее. Синявский меня так за руку и говорит: "Основной закон радио знаете какой?" Я говорю: "А что такое?" - "Если врете, то врите красиво". И все, я на всю жизнь это запомнил. Вот. Теперь 64-й год. "Маяк" уже работает, Александр Яковлев, такой член ЦК, он, в общем-то, предложил работать "Маяку". А это была вторая программа радио, была первая и вторая программа, потом это стал "Маяк" на  базе второй программы радио. И однажды зашел разговор о спорте, поскольку там была просто музыка и информация, музыка и информация, так сказать, очень так все это было лапидарно, как говорится, никаких ответвлений и никаких разговоров. И вот, значит, решили поговорить о спорте, "Маяк" о спорте. У нас было собрание там, и решили, что "Маяк" о спорте" - это самое то, что надо. И взяли время, по-моему, в 15 часов. Ну и поскольку там все так побаивались, я был более раскованным таким человеком, так сказать, прошедшим эти всякие спортивные дела, он говорит: вот пусть Писаревский попробует. Если что, пусть отдувается сам. Ну и, короче говоря, это был первый выпуск "Маяк" о спорте" в 15:30. И потом пошли отзывы, что действительно это время очень такое приемлемое, поскольку и на работе многие слушали "Маяк", и как-то о спорте... В общем-то, это волна была, так сказать, интересовались, и это было приемлемое время. И начался вот этот "Маяк" о спорте" уже с того времени, я просто горжусь тем, что первый выпуск принадлежит мне.

ГОЛУБКИНА: О как! А вообще как, если мы знаем, что у нас 25 минут музыки, 5 минут новостей, я что-то ничего не пойму, как…

МИТРОФАНОВА: В пять минут входил спорт?

ПИСАРЕВСКИЙ: Нет, это был выпуск в 15:30 только о спорте.

МИТРОФАНОВА: И сколько времени?

ПИСАРЕВСКИЙ: Он три минуты длился, надо было все события…

ГОЛУБКИНА: Спорт прямо в три минуты?

ПИСАРЕВСКИЙ: Только в три минуты.

ГОЛУБКИНА: А вот это, когда "опасная передача, удар, гол…" - это по радио передавали?

ПИСАРЕВСКИЙ: Нет, это потом, это были прямые трансляции, масса была эпизодов с этими прямыми трансляциями. Мы вели репортажи со стадионов…

ГОЛУБКИНА: Вот! Наверняка же дико смешные были истории.

ПИСАРЕВСКИЙ: Да, да, истории были жутко смешными. Я вспоминаю одну из них, это было вообще потрясающе. Меня взял под крыло сначала Синявский, я, значит, был у него последним учеником. Вот все, кто работал на радио из спортивных комментаторов, в частности Озеров, это все были ученики Синявского, все были ученики Синявского.

ГОЛУБКИНА: Рассказывайте истории. Какие смешные-то?

ПИСАРЕВСКИЙ: Да, вот история была там. Мы вели репортаж с ним из "Лужников", только-только они были построены. И что самое любопытное, что там, на высоте 8-этажного дома, да, лифт на 8-й этаж поднимался, и там были комментаторские кабины. Вокруг вот этого кольца, значит, где зрители там ниже, а мы наверху. И этот архитектор, или кто там строил, забыл там туалет поставить, это была трагедия. Вот.

ГОЛУБКИНА: А туалет был на первом?

ПИСАРЕВСКИЙ: Ну, конечно, и причем один на всех, это потрясающе!

ГОЛУБКИНА: Ужас! А лифт ломается?

ПИСАРЕВСКИЙ: Лифт ломается, конечно. Я потом расскажу, еще история с Озеровым была, это кошмар.

ГОЛУБКИНА: Да-да-да.

ПИСАРЕВСКИЙ: Так вот мы, значит, с Синявским, какой-то международный матч, там присутствует на трибунах Хрущев и целая свита из правительства. До начала матча остается минут десять, мы должны по "Маяку" вести весь матч, это два тайма по 45 минут, вдвоем. И он, у него был ритуал, так сказать, сходить "по маленькому", у Синявского. Это невозможно, он уже в таком возрасте…

МИТРОФАНОВА: Ну, такое напряжение…

ПИСАРЕВСКИЙ: Да. И он, короче, увидел какую-то там, знаете, вентиляцию внизу, и - туда… И вдруг, не успел он это сделать, свой этот ритуал, вдруг стук в нашу дверь. А дверь такая массивная, мощная. И он говорит: "Володя, посмотрите, кто там?" И я, значит, открываю, стоит какой-то огромного роста в серой шляпе человек и говорит: "Что у вас тут происходит?" Мы говорим: "Знаете что, идите отсюда, у нас репортаж, эфир…" - "Нет, вы скажите, что у вас тут происходит?! Там Никита Сергеевич пригласил гостей зарубежных, и вдруг ему капает сверху что-то такое… понюхали - моча… Вызвали инженера, он выложил все коммуникации, выяснилось, что это из вашей кабины. Это же провокация…" Мы его еле выперли, значит, а он огромного роста, я не знаю, как мы вдвоем его выперли, закрыли дверь там на задвижку, провели игру. И закончилось всё это…

МИТРОФАНОВА: Ну, это провокация, извините, да, это жуткое дело…

ПИСАРЕВСКИЙ: Значит, уже по окончании матча опять поднимается этот, какой-то помятый вид у него такой, говорит: "Никита Сергеевич просил извиниться, потому что действительно так неудобно получилось… Но этого, кто это всё построил и кто это всё провел, мы немедленно уволили вообще".

МИТРОФАНОВА: За что?

ПИСАРЕВСКИЙ: За то, что у него элементарных вещей в голове не оказалось. Как это можно, так сказать, без туалета построить такое сооружение? Там 15 или 20 комментаторов, и все вынуждены бежать…

ГОЛУБКИНА: Могли бы с ведрами ходить, ну что вы как нерусские…

МИТРОФАНОВА: Ну, русский человек, он же, господи, он без всего может…

ПИСАРЕВСКИЙ: Так я вам скажу, самая смешная история была потом, это тоже на этой же почве. Озеров должен был вести репортаж, тоже по "Маяку" какой-то большой, и его прихватило, прихватило минут за 10 до начала матча.

ГОЛУБКИНА: Вот ужас-то!

ПИСАРЕВСКИЙ: Ужас. Он, значит, в лифт, лифт не работает… Он, значит, вниз, там восемь этажей летел как… подбегает к туалету, а там огромная очередь, и одни женщины. Что делать? А у него вот-вот репортаж, это трагедия, значит… Он врывается в кабину, какую-то женщину буквально стаскивает, садится и говорит: "Это жизнь!" И, значит, женщины в панике… Это потом ходил анекдот, целый год только об этом разговаривали.

ГОЛУБКИНА: А что он сказал?

ПИСАРЕВСКИЙ: Он сказал: "Это жизнь", сделал свое дело… Женщины были все в шоке!

ГОЛУБКИНА: Должны понять, это жизнь…

МИТРОФАНОВА: Нет, смех смехом, а вот, конечно, почему действительно о человеке как таковом никогда не думали, все коммунизм строили, что ли?

ПИСАРЕВСКИЙ: Ну, естественно, это было в порядке вещей. Думали о начальстве. Потому что там, где был правительственный сектор, там было несколько таких, даже ванна была… А народ вынужден был вообще… Ну, для массы там болельщиков что-то было, а вот для комментаторов, журналистов… Причем там приезжали люди из разных стран, они, в общем-то, как-то деликатно интересовались, почему нет, почему нет вообще?

МИТРОФАНОВА: Они искушенные в этом деле были.

ПИСАРЕВСКИЙ: Да, почему нет вообще? Даже в Занзибаре там, и то строят, а у вас - что такое?

МИТРОФАНОВА: А у нас вокруг леса, сплошной биотуалет…

ПИСАРЕВСКИЙ: То есть это была самая такая неприятная история. Ну, в общем, можно массу рассказывать каких-то эпизодов из нашей…

МИТРОФАНОВА: А скажите, как вы спорт отбирали? В спорте всегда был некий приоритет: футбол, хоккей, бокс? Или там, где мы были сильными, там мы и…

ПИСАРЕВСКИЙ: Ну, в то время была такая направленность на массовый спорт. Там были заказные различные такие программы - на заводе где-то, так сказать, занимаются физкультурой, надо было съездить, там записать трудящихся, что вот они... Это такая, знаете, как бы передовица была. А потом уже шел футбол, хоккей и так далее. Но в принципе, конечно, мы понимали, что надо дифференцировать все это дело, и так как-то дозировано говорили о разных. Кстати, вот именно более демократично как раз мы и работали на "Маяке" в спортивной редакции. Поскольку у нас были переклички с многих стадионов, это непосредственно мы завоевали популярность благодаря тому, что сиюминутные были репортажи с разных мест, из разных городов, поскольку проходил чемпионат, и все это - перекличка, разговоры такие, естественные разговоры. То есть это на фоне какой-то лапидарной, такой вот… такого стиля камерного, можно сказать, радио вдруг появился вот такой живой разговор в эфире. Вот мы первыми по существу как бы родили этот стиль, такой, знаете, немножко разухабистый.

МИТРОФАНОВА: А как вы рожали диалоги или монологи, когда наша команда проигрывала?

ПИСАРЕВСКИЙ: Проигрывала? Ну, объективно. Мы никаких там не говорили, понимаете, каких-то таких вещей, особенно этим я отличался,  мне сколько раз говорили: почему ты не ругаешь наших? Я говорю…

МИТРОФАНОВА: Нет, а наших-то зачем ругать?

ПИСАРЕВСКИЙ: Нет-нет, они проиграли, говорят, почему их не ругаешь, почему, так сказать, не вскрываешь какие-то там проблемы и так далее. Я ответил, что я сам вырос в спорте, я понимаю этих людей, которые проиграли, ну завтра они выиграют. То есть были какие-то определенные такие, знаете…

ГОЛУБКИНА: Слушайте, про Николая Николаевича Озерова была какая-то смешная история, где он выразился как-то не так…

МИТРОФАНОВА: Когда мяч в штангу попал?

ПИСАРЕВСКИЙ: Ну, вы знаете, это была история, знаете, мы в Мюнхене вели, я вел репортаж по радио, а Озеров по телевидению. Но сидели среди зрителей, так были установлены вот эти комментаторские места, и слышали жуткий мат, вот мат, мат… И нам из Москвы говорят: вы не ругайтесь матом, ради бога… Мы говорим: да мы не ругаемся матом, там какие-то люди сидят… Озеров меня, значит, за шкирку и говорит: "Иди выясни или скажи этим, чтобы они матом не ругались". Значит, я подхожу к этим людям, которые в трех метрах сидят и ругаются громко матом. Я говорю: мы тут, Москва, вы ругаетесь матом, как вам не стыдно, что вы делаете? А они не понимают, они смотрят на меня и не понимают, что я говорю. Оказалось, что это этнические там русские, то есть они по-русски ничего не понимают, а мат знают…

МИТРОФАНОВА: И только мат знают…

ПИСАРЕВСКИЙ: А мат для них - это живая речь, они даже не представляют, как…

ГОЛУБКИНА: Они на нем разговаривали. Какой ужас!

ПИСАРЕВСКИЙ: Потом я подхожу к Озерову и говорю: "Они ни черта не понимают". - "Ну подойди к полицейскому, скажи, что безобразие, тут Москва, мы должны работать, сейчас эфир, там миллионы слушателей…" Я подхожу к полицейскому и так на английском говорю: "Вы знаете, такое безобразие…" Он на меня посмотрел и говорит: "У нас демократия, знаете ли. Вот они купили билеты и вправе говорить все что угодно".

МИТРОФАНОВА: Вот что хотят, то и говорят.

ПИСАРЕВСКИЙ: Ну, я подхожу к Озерову и говорю: "У них демократия, понимаете?" Он говорит: "А, ну тогда ладно…" Мы накрылись, значит, какими-то пиджаками и работали, но все равно прослушивалось, и вот с тех пор кто-то… Конечно, это было слышно, и с тех пор пошел вот этот разговор, что он там что-то такое матюгнулся, но это как раз не он.

МИТРОФАНОВА: А правда, раньше можно было на спортивных аренах курить?

ГОЛУБКИНА: Раньше, по-моему, везде можно было курить.

ПИСАРЕВСКИЙ: Не везде, но в принципе раньше… Я помню времена, когда на спортивных аренах носили водочку там с закусочкой, так сказать, это было на воздухе, на стадионе "Динамо". И вот проходил хоккейный матч, ходили старушки такие сердобольные и носили, значит, бутерброды, и у них была водочка несколько бутылок, вот они наливали… Все было благородно, и никаких драк не было, никаких файеров там… В общем, это была какая-то большая семья болельщиков, и они себе не позволяли никаких безобразий, но водочку, так сказать, могли.

МИТРОФАНОВА: Владимир Львович, у нас специально подготовленные спродюсированные микропрограммы  - новости того времени. Вот сейчас 1973 год. И после новостей середины часа мы вновь встретимся в студии и поговорим о вашей работе на "Маяке". 

(После программы "Новости").

ГОЛУБКИНА: У нас гость, уважаемый гость Владимир Львович Писаревский.

МИТРОФАНОВА: Наш коллега, журналист, комментатор спортивный. Но мы, если честно, спорт сроду не комментировали. И если, конечно, нас поставить…

ГОЛУБКИНА: Мы занимались бы спортом… А что ты кричишь?

МИТРОФАНОВА: "Опасно!" Это девок пугать. Знаете, как иногда, когда все сидят тихо, вдруг как заорешь что-нибудь, и из бани все бегут - мужики, типа, в баню прорвались… Вот у нас Анна Чернавкина ходит, она читает новости, а я как заору "Опасно!", она аж вздрагивает и бежать отсюда.

ПИСАРЕВСКИЙ: Ну, кстати, очень талантливая девушка.

МИТРОФАНОВА: Очень, мне она очень нравится. Вот, кстати, если бы не профессионалов, а вообще людей, не разбирающихся в спорте, ставили бы иногда комментировать, было бы вообще забавно.

ГОЛУБКИНА: Ой, было бы просто смешно.

ПИСАРЕВСКИЙ: Вы понимаете, в общем-то, если говорить о массовости, наверное, это, может быть, целесообразно. Но не надо забывать, что вас слушают и те, кто действительно знает спорт, знает какие-то нюансы и все прочее, здесь надо дифференцировать, но все это разбавлять, кстати, вот этим как раз славился мой учитель Синявский, он умел так сострить вовремя, немножко, может быть, грубовато, но это все проходило.

МИТРОФАНОВА: А вы знали такой спорт в ваше время - современное так называемое пятиборье?

ПИСАРЕВСКИЙ: Ну, конечно, конечно.

МИТРОФАНОВА: Это боль моей души. Точно это был вид спорта тогда?

ПИСАРЕВСКИЙ: Ну, был, естественно.

ГОЛУБКИНА: Офицерское многоборье.

МИТРОФАНОВА: В современной, новейшей истории "Маяка" я как начинаю про него заводить шарманку, мне там спортивный наш… ну, курирующий спорт человек говорит: зачем мне твоим пятиборьем эфир засорять? И когда мне это сказали, я реально заплакала, потому что как можно про спорт, офицерский вид спорта, при том, что сейчас основной упор на то, что парни просто тряпки и вообще ничем не занимаются, вот такие вещи говорить? Я лично была оскорблена в своих лучших чувствах. Я ничем никогда не занимаюсь, но если я за что-то болею, за фехтование, или я даже не знаю, за что я еще могу болеть, кроме фехтования и пятиборья, вот это мне больше всего нравится. Вот мне говорят: засоряет эфир. Вам такое говорили?

ПИСАРЕВСКИЙ: Ну, были, конечно, такие разговоры. Но в принципе ведь неинтересных видов спорта не бывает, как подать, понимаете, как сказать, как, может быть, пошутить…

МИТРОФАНОВА: Да там лучшие женихи! Вот если бы девки все, которые парней ищут, пошли бы на соревнования, уже сколько семей бы создалось.

ПИСАРЕВСКИЙ: Это естественно, естественно…

ГОЛУБКИНА: Ну как неинтересных видов спорта не бывает? Вот когда гольф смотришь, интереснее смотреть, как краска на заборе сохнет…

ПИСАРЕВСКИЙ: Нет-нет-нет, в нем есть определенный шарм, вы понимаете, в этом гольфе. Я так с профессионалами иногда пересекался, они, знаете, столько рассказывают всяких баек об этом гольфе, что если действительно…

ГОЛУБКИНА: Ну, например? Хоть одну расскажите.

МИТРОФАНОВА: Да все мужики богатые, кто там играет.

ГОЛУБКИНА: Ну а че там смотреть-то?

МИТРОФАНОВА: Ну, на мужиков, кто не женат, да.

ПИСАРЕВСКИЙ: Во-первых, это элитарный вид спорта. Там, если так по большому счету, там очень богатые люди всегда играют. Это какие-то клубы, они по всему миру существуют, там специальные пропуска, они даже селятся где-то рядом, понимаете, и это все, в общем…

МИТРОФАНОВА: Там даже кедди (помощник игрока в гольфе – Ред.), наверное, зарабатывает больше, чем мы с тобой…

ГОЛУБКИНА: Самый дорогой спортсмен Тайгер Вудс.

ПИСАРЕВСКИЙ: Да, там закрыто. Потом, это вообще-то невероятно, чтобы там с двухсот метров попасть в лунку одним ударом, это даже нельзя себе представить, но им это удается, понимаете? Там, конечно, определенное мастерство ведения… А вообще это люди такие увлеченные, это фанаты такие, и можно найти какие-то такие, знаете, как живописец, так сказать, рисует какими-то особыми красками, чтобы привлечь, и, может быть, что-то непонятное на  первый взгляд…

ГОЛУБКИНА: Комментировать, да, гольф.

ПИСАРЕВСКИЙ: И так же комментировать можно, понимаете, это зависит от искусства комментатора. Я считаю, что помимо знания предмета, так сказать, надо еще и какие-то краски, какие-то истории, это все должно быть в запасе у современных комментаторов, чтобы выглядеть достойнее и привлечь внимание к эфиру, я так полагаю.

МИТРОФАНОВА: Ну а вот керлинг, вы когда-нибудь видели же вблизи, да?

ПИСАРЕВСКИЙ: Ну, конечно, конечно. Здесь тоже можно это все раскрасить какими-то словами.

МИТРОФАНОВА: Женский?

ПИСАРЕВСКИЙ: Женский, да. Очень красивые девушки там, крупные планы, понимаете… Можно говорить о макияже, о каких-то, так сказать, позах необычных. Все это, в общем-то, довольно эффектно выглядит на экране, и я думаю, что здесь есть плодотворная такая…

ГОЛУБКИНА: Вот мы говорим сейчас о новых для нашей страны видах спорта - и гольф, и керлинг этот. А в 64-м непосредственно году и в 60-х, до 73-го, допустим, до моего рождения, какие были виды спорта наиболее популярные у русских и у советских граждан?

ПИСАРЕВСКИЙ: Ну, вы знаете, тогда были такие классические, общепризнанные, такие как легкая атлетика, футбол, волейбол, баскетбол, ну и хоккей, естественно, зимний, коньки там. Ну, в общем, вот такие виды спорта.

ГОЛУБКИНА: А вот интересно, вы знаете, вот сейчас у нас такой спор. Хоккеисты, я лично люблю хоккеистов, они выигрывают чаще, а футболисты вроде красавцы, а в то же время…

МИТРОФАНОВА: Вы же анализируете ситуацию в современном футболе. Что происходит?

ПИСАРЕВСКИЙ: Да, естественно. Вы знаете, это очень тонкое дело вообще.

МИТРОФАНОВА: Может, их вообще кормить не надо?

ПИСАРЕВСКИЙ: Нет-нет-нет… можно и так, конечно, но… Понимаете, очень во многом это ведь зависит от искусства тренера, понимаете, как вот он с человеком. Бывает так, что человек способен вообще горы свернуть, но его так, в общем-то, выпускают на поле и начинают напутствовать, что он теряет всё, что у него было, забывает. Начинают у него трястись ноги-руки, и он вообще выглядит совершенно, абсолютно инородным телом на фоне других. То есть здесь можно очень много говорить, но психология играет очень большую роль в этих видах спорта.

ГОЛУБКИНА: Скажите, пожалуйста, а вот когда славные наши хоккеисты как-то так выиграли оглушительно у канадцев, это в каком году было?

ПИСАРЕВСКИЙ: У канадцев? Был 72-й год.

ГОЛУБКИНА: Вот!

ПИСАРЕВСКИЙ: До этого были матчи на чемпионатах…

ГОЛУБКИНА: Это вот там Фетисов? Тоже тогда было? Это раньше?

ПИСАРЕВСКИЙ: Нет, он позже, он позже появился, ну он был мальчишкой еще.

ГОЛУБКИНА: А это кто тогда был? Это вот легенда № 17?

МИТРОФАНОВА: Харламов.

ПИСАРЕВСКИЙ: Тогда был Харламов, был тогда Третьяк еще молодой, так сказать, был Рагулин, Кузькин, там были хоккеисты такого… тот же Михайлов, Петров, Харламов, там были очень интересные личности и очень своеобразные, интересные личности.

ГОЛУБКИНА: И как раз вы в это время работали на "Маяке", когда они поехали?

ПИСАРЕВСКИЙ: Да, я работал на "Маяке", вел эти репортажи. Более того, и по телевидению мы работали.

ГОЛУБКИНА: Вся страна буквально потела у радиоприемников.

ПИСАРЕВСКИЙ: Да, да, да. Там была масса… мне достался, кстати, матч, который был в Москве. Я работал по телевидению, я все игры по радио комментировал,  по "Маяку", но вот этот матч я вел по телевидению, рядом стоял Озеров, в общем, а я целиком… И он мне достался очень сложный, потому что были драки, какие-то летели стулья там на лед, милиция…

МИТРОФАНОВА: Зубы…

ПИСАРЕВСКИЙ: Зубы - это вполне естественно… Ну, в общем, это был кошмар. Когда я увидел драку буквально в трех метрах на льду, и наш хоккеист, такой здоровенный был парень, просто атлет, Мишаков Женя, он вообще мог драться с целой компанией и победить, там он выглядел мальчишкой, и его, значит, уложили тут же на лед. Они сцепились с канадским парнем. И вот я ему, потом, уже когда закончились игры, говорю: слушай, как же ты проиграл этому щуплому какому-то, он вообще просто по сравнению с тобой какая-то глиста там…

МИТРОФАНОВА: В скафандре.

ПИСАРЕВСКИЙ: Да, в скафандре, да… Вот. И он говорит: "Ты знаешь, я таких хулиганских приемов не знаю. Он схватил меня за нос и провернул, у меня искры из глаз, в это время он меня по челюсти, и я внизу уже в нокауте".

ГОЛУБКИНА: Действительно хулиганский.

МИТРОФАНОВА: Это "сливка" называется.

ГОЛУБКИНА: Это девчачье.

ПИСАРЕВСКИЙ: То есть мы многое у них тогда узнали?

ТРУСЕНКОВА: А тогда тафгаев еще не было, да?

ПИСАРЕВСКИЙ: Ну как же, были тафгаи, у нас огромные такие были ребята, могли там подраться и все прочее, но вот эти приемы, понимаете, не знали. И вот это была большая наука, вы знаете, подраться.

МИТРОФАНОВА: Владимир Львович, ну вот Маша  все на хоккей  давит, а я-то все о футболе. Ну, какой-нибудь микропрогноз. Вот сейчас тренера опять поменяли же, да? Или он сам разорвал, или что там у него, у этого…

ПИСАРЕВСКИЙ: Да, нет, он, по-моему, работает, он работает. Дело в том, что горячие головы там хотели даже его вызвать в Думу, так сказать, чтобы он отчитался. Это напоминало, знаете, прошлые времена, когда местком, профком там и так далее. Когда провинился - на ковер, партийная организация.

МИТРОФАНОВА: Но просто вы с тренера начали, вы сказали, что его основная история…

ПИСАРЕВСКИЙ: Да, это мое личное мнение. Он хороший тренер, профессионал, вот. Но тут есть, конечно, поле для разговора. В частности, он работал на западе со многими известными футболистами, которые профессионалы по сути, понимаете? У нас профессионалы вот такие появились сравнительно недавно, понимаете, мы были в большинстве случаев так называемые любители. Вот. И, к сожалению, из этого, так сказать, поля…

МИТРОФАНОВА: То есть с детства, с шести лет тебя готовят в футбольный клуб?

ПИСАРЕВСКИЙ: Да, да, естественно.

МИТРОФАНОВА: А вроде у нас, знаете, кто-то вот понравился, парнишка, да?

ПИСАРЕВСКИЙ: Понимаете, нет, вот профессиональное мышление, оно должно быть во всем, и он на это ориентировался, этот тренер, понимаете. Он ориентировался, что они профессионалы, они поймут с полуслова, и все произойдет. А с ними надо было… ведь "умом Россию не понять", понимаете…

МИТРОФАНОВА: "Аршином общим не измерить…"

ПИСАРЕВСКИЙ: Да-да-да, естественно, это же не случайно.

МИТРОФАНОВА: Он не знал,  "у нас особенная стать…"

ПИСАРЕВСКИЙ: Да, он не знал… Понимаете, тут надо с каждым разговаривать как с ребенком, понимаете, и его можно на подвиг вдохновить, то есть он выйдет и разорвет всех, понимаете, у них все это есть.

ГОЛУБКИНА: И даже бесплатно. Но ни за какие деньги.

ПИСАРЕВСКИЙ: А он с ними общался как с профессионалами, и не получилось, понимаете? Надо было к каждому подойти, погладить по головке, поцеловать… И были такие у нас тренеры, которые могли из человека сделать супермена, вот таким образом, понимаете, были. Они понимали психологию русского…

МИТРОФАНОВА: Ну да, а он такой итальянский…

ПИСАРЕВСКИЙ: А у него такой, знаете, стиль вот профессионального тренера, ну, наверное, в разных странах какие-то другие есть люди.

МИТРОФАНОВА: Ну да, личностный подход и теплоту они, наверное, все исключают.

ПИСАРЕВСКИЙ: Да. Вот. Понимаете, они выходили, и у них ноги тряслись, руки тряслись, и вот это желание, так сказать, что-то такое показать, чего-то добиться. А ноги не бегут, голова не работает, понимаете? Вот это искусство тренера - настроить, этих же людей можно было настроить, понимаете, и снять какой-то стресс.

ГОЛУБКИНА: Вопрос. В начале 70-х, вот я все время спрашиваю, вот у нас вообще как с футболом? В 70-х годах мы вообще выигрывали когда-нибудь?

ПИСАРЕВСКИЙ: Да, естественно. Там были тренеры вообще такие.  Лобановский там, это знаменитый тактик вообще был, совершенно необычайный, такой человек-психолог в футболу, был Бесков, тоже выдающийся тренер, которые понимали, так сказать, изнутри вот именно душу такую, знаете.

ГОЛУБКИНА: Ну то есть мы не всегда были глубоко…

ПИСАРЕВСКИЙ: Нет-нет-нет, мы играли хорошо, у нас были великолепные мастера в то время, и тот же Лев Яшин, я с ним знаком очень давно, еще когда он вообще перворазрядником был, мы с ним познакомились, подружились, вообще обаятельная личность.

МИТРОФАНОВА: Так, может быть, это тоже эпоха неких личностей в футболе?

ПИСАРЕВСКИЙ: Да, это эпоха, это эпоха личностей.

МИТРОФАНОВА: Должна пройти какая-то…

ПИСАРЕВСКИЙ: Тогда были, вы знаете, вот один пример, я помню, был такой легендарный тренер хоккейный Тарасов, он когда-то и футболом тоже немножко руководил. Был такой тренер Аркадьев, который, в общем-то, создал команду лейтенантов, это знаменитая ЦДСА, ЦДК… там как-то в то время, всех побеждал, там какие-то легендарные фамилии и все прочее. И ему помогал Анатолий Тарасов, будущий тренер хоккейный, который прославился, и вообще его считают отцом русского хоккея в Канаде, в музее славы там крупным планом его фотография. И это единственный тренер, которого они считают, так сказать, выдающимся. Ну, в общем, он начинал как помощник вот этого Аркадьева. И однажды Аркадьев уехал по своим делам и оставил команду на него.  И он, значит, с ужасом видит, что главный игрок, так сказать, на которого вся надежда, вдребезину пьяный, пришел пьяный. Он, естественно, говорит: я его отстранил… А завтра игра. Я его отстранил, и вообще не подходи, убирайся… Вот. Короче говоря, утром появляется этот Аркадьев и говорит: а где собственно Родикорский? - Да я его отстранил, он пьяный был, вообще безобразие, вообще кошмар, с бутылкой пришел на сборы, я его просто выгнал… Ты, говорит, что наделал? Да он и пьяный сыграет лучше, чем вся эта команда. Ты вообще ничего не понимаешь в спорте и в футболе. И вот с тех пор, говорит, я понял, как надо относиться к людям, к спортсменам, так сказать, которые действительно таланты там от Бога.

ГОЛУБКИНА: Ну, знаете…

МИТРОФАНОВА: А я слышала, что спортивных чиновников иногда в наше время назначали знаете как? Говорят: а чего вот этого дядю назначили? - А чего, он отличный дядька, не пьет… Вот это тоже мотивация.

ПИСАРЕВСКИЙ: Ну, было, было…

ГОЛУБКИНА: А если уж говорить о пьянках, у нас был такой замечательный актер Андрей Панин, он умер два года назад, а он был лучший в Театре Пушкина.

ПИСАРЕВСКИЙ: Ну как же…

ГОЛУБКИНА: И вот он раз пришел пьяный, два пришел пьяный, и Роман Ефимович Козак говорит: "Все, я его увольняю". Я говорю: "Как, на нем три спектакля, да он у нас самый лучший…" Он говорит: "Ну и что? Ему можно, а значит можно всем. А так нельзя". Ну, тогда все те, которые плохо играют, тоже придут пьяные…

ПИСАРЕВСКИЙ: Вы знаете, это большое искусство - умение прощать вот эти слабости, будем так говорить, гениальным людям. Я думаю, что к этому рано или поздно придут наши, так сказать, спортивные…

ГОЛУБКИНА: Нет, ну Рома тогда сказал: "Ну ладно, я бы простил, но он ведь даже прощения не попросил…"

МИТРОФАНОВА: Ой, у меня один раз был тоже случай в моей 23-х-летней карьере меня хотели там с одной радиоточки уволить, я просто инженера назвала скотиной. Просто дядька что-то мучил, мне мешал или что-то не так сделал, я так с чувством говорю: скотина!

ГОЛУБКИНА: И что тебе за это было?

МИТРОФАНОВА: Меня к генеральному вызвали и говорят: ну-ка давай собирай манатки… Я уже лет там 14 сижу безвылазно. Я говорю: ну ладно, извинюсь… Ну, извинилась, и все забыли. Просто действительно иногда бывают заносы, бывает такое.

ПИСАРЕВСКИЙ: Конечно, конечно.

ГОЛУБКИНА: А Миша Ефремов один раз директора театра…. пендаля дал ему, на него в суд подавали…

МИТРОФАНОВА: Слушай, ну сын Ефремова, мне кажется, может себе позволить, это рука Бога…

ГОЛУБКИНА: А его из-за этого и выгнали…

МИТРОФАНОВА: Помните, как у Пеле… нет, не у Пеле, у Марадонны, рука Бога, он рукой забил мяч в какой-то игре, ему говорят: что же ты рукой-то? Он говорит: это была рука Бога…

ПИСАРЕВСКИЙ: Ну да, да. Но там не доказали, и до сих пор, так сказать, идут дискуссии по этому поводу.

МИТРОФАНОВА: А вот сейчас вы чемпионат смотрели? После того как российские ребята поехали по домам, к женам-моделям, вы за кого стали болеть?

ПИСАРЕВСКИЙ: Ну, вы знаете, я вообще симпатизирую бразильцам. Мне нравится искусство, понимаете, в футболе, вообще в спорте я ценю кроме всего прочего искусство, искусство настоящих талантов таких, ярких каких-то, необычных.

МИТРОФАНОВА: Даже тот, который укусил кого-то?

ПИСАРЕВСКИЙ: Нет, ну он не бразилец, во-первых…

МИТРОФАНОВА: А какая разница?

ПИСАРЕВСКИЙ: Ему, кстати, сейчас разрешили тренироваться, то есть официально он не выступает, а тренироваться ему разрешили, потому что талантливый парень. Ну, грех есть у него такой, кусаться.

МИТРОФАНОВА: Ну, в Бразилии произошла страшная… по бразильской системе…

ПИСАРЕВСКИЙ: Да, я болел за бразильцев, понимаете. Но у немцев такой какой-то такой стиль. Наверное, он имеет место сейчас, это, наверное, своеобразный эталон в футболе, вот такая игра.

МИТРОФАНОВА: Слушайте, а почему немцы? Лучшие машины, лучшие пылесосы, лучший футбол… Боже, что с ними не так? Или что с нами не так?

ПИСАРЕВСКИЙ: Вы понимаете, это тут можно очень много говорить, но тактические построения, скорость, расчет, какие-то интересные неожиданные варианты, ходы, там умение использовать любой шанс.

ГОЛУБКИНА: Любви к родине у них нет, вот чего…

ПИСАРЕВСКИЙ: Немцев, немцев я имею в виду… Понимаете, то есть главное, главное, они настолько хладнокровны, что на них не влияет никакая обстановка, ни крик, ни шум, ни ажиотаж, понимаете, это люди-машины, понимаете?

ГОЛУБКИНА: А наши?

ПИСАРЕВСКИЙ: А наши как раз подвержены настроению, понимаете.

ГОЛУБКИНА: То есть с женой дома поругался…

ПИСАРЕВСКИЙ: Ну, это тоже, не без этого.

МИТРОФАНОВА: Братья и сестры, я знаю на немцев управу. Надо девок русских, моделей, на них наслать, наших.

ГОЛУБКИНА: И будут проигрывать как зарезанные.

МИТРОФАНОВА: Конечно.

ГОЛУБКИНА: А еще мы можем их зачуфырить, проклятых… Вот мы комментировали соревнования по конному спорту, я говорю нашему Владимиру Ивановичу Жуковскому: "Владимир Иванович, наши-то не выигрывают чемпионат Европы-то… За наших как болеть будем?" Он говорит: "Да никак". Я говорю: "Давайте хоть противников глазить будем. Мы их всех сглазим, а наши одни-единственные останутся…" А, как вариант?

МИТРОФАНОВА: Ой, не то слово, видите, сколько у нас рационализаторских предложений.

ГОЛУБКИНА: Значит, Ленина - в Леннона, сглазить всех противников, и немцам футболисток наших.

МИТРОФАНОВА: Девок-моделей подослать, которые не знают, в Солнечной системе что вокруг.

ГОЛУБКИНА: Да, а они сразу с ума сойдут, немцы.

МИТРОФАНОВА: Жена говорит, ну задают вопрос: а вокруг Солнца все планеты или наоборот, вот Солнечная система как, или вокруг Земли? И всё, и молчание.

ГОЛУБКИНА: А он, как в Мюнхене те болельщики, он только слова и узнает эти.

МИТРОФАНОВА: Ну что, нашему другу ауфидерзейн? Спасибо вам. Я учила немецкий, я люблю этот язык.

ПИСАРЕВСКИЙ: Спасибо, я слышал это.

МИТРОФАНОВА: Но Россию я люблю тоже сильно. Друзья, прекрасный эфир. Приходите к нам еще. Владимир Львович Писаревский - спортивный комментатор "Маяка" был у нас в гостях.

ГОЛУБКИНА: Спасибо большое.

ПИСАРЕВСКИЙ: Спасибо.