Трахты-Барахты Екатерина Рождественская в гостях у Романа Трахтенберга и Елены Батиновой

ТРАХТЕНБЕРГ: У нас в студии гость, у нас замечательный фотохудожник Катя Рождественская. Если кто так сразу сообразить не может, вспомните журнал ╚Караван историй╩, этот замечательный проект. Как он называется, Кать?

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ: По-разному. ╚Частные коллекции╩ – это основной такой проект.

ТРАХТЕНБЕРГ: Да, ╚Частные коллекции╩, когда берут картины и берут какого-нибудь известного человека.

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ: Типа Трахтенберга.

ТРАХТЕНБЕРГ: Да, Трахтенберга еще там не было, но будет когда-нибудь.

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ: Будет, будет, конечно.

ТРАХТЕНБЕРГ: Я только когда прославлюсь, меня обязательно пригласят, и тебя, Ленка. Мы будем как обычно записывать биографию Екатерины Рождественской в прямом эфире. В конце года, я надеюсь, если все будет хорошо, мы выпустим книжечку ╚Биографии в прямом эфире╩. И мы все узнаем, какое же было детство у наших знаменитостей.

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ: Кто как жил.

ТРАХТЕНБЕРГ: Кто как жил, кто пришел к своему настоящему.

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ: И жил ли вообще.

ТРАХТЕНБЕРГ: Вот, например, со Зверевым мы говорили, оказалось, что он жил. И долго, и так интересно он рассказывал.

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ: Во многих лицах, в прямом или переносном смысле.

ТРАХТЕНБЕРГ: Он жил в одном лице, но это было еще давно, а теперь он другой, сейчас он звезда. А тогда он был человек с большой буквы с большими ножницами.

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ: Да, да, человек руки-ножницы.

ТРАХТЕНБЕРГ: Нет, не руки-ножницы, это новый фильм, это парикмахер. Мюзикл, такой совершенно чудовищный. Теперь я всегда боюсь садиться к зеркалу, потому что они похожи, тоже загримированы оба. Вернемся к Кате Рождественской. Итак, где же вы, Катюша, родились, в каком городе?

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ: Мы родились в Москве.

ТРАХТЕНБЕРГ: А мама, папа чем занимались?

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ: Мама занималась папой, а папа занимался мамой. Мама у меня литературный критик – Алла Киреева, замечательный критик, она написала много книжек, в которых критиковала всех и все, и правильно делала.

ТРАХТЕНБЕРГ: Не били, нет?

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ: Нет, нет пока. А папа у меня замечательный поэт Роберт Рождественский.

ТРАХТЕНБЕРГ: Что-то мы слышали про такого поэта.

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ: Сейчас как двину, что это он слышал, вообще, сейчас ударю или уйду. Все, я пошла.

БАТИНОВА: Мы демонстрируем свой интеллект.

ТРАХТЕНБЕРГ: Интеллект, я даже помню: ╚Если птице отрезать крылья┘╩, это же его, да? Не уходите, Катя, я пошутил. Ну, не всегда шутки удачны, не всегда.

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ: Не всегда.

ТРАХТЕНБЕРГ: Но пародия была на него как раз.

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ: Ну, хорошо, если пишут пародию, значит, есть, о чем поговорить.

ТРАХТЕНБЕРГ: Роберт Рождественский – это один из величайших поэтов-шестидесятников, который собирал огромные залы, мы помним это.

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ: Вот в этой семейке я и родилась.

ТРАХТЕНБЕРГ: В Москве. И как дальше развивалась ваша жизнь?

БАТИНОВА: Где вы жили?

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ: По-моему, на улице Воровского мы сначала жили, я это плохо помню, но там, где сейчас Союз писателей, знаете, такой кругленький дворик. Якобы, ╚Войну и мир╩ Толстой писал вот с этого чего-то, я говорю, не важно.

ТРАХТЕНБЕРГ: Но это правда или не правда?

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ: А я не знаю, но мне приятно об этом думать. Мы жили там в подвале, всей большой семьей. Там много было подвалов, и в каждом подвале жили замечательные люди.

ТРАХТЕНБЕРГ: Ну, это не подвал, это полуподвал.

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ: Это был полуподвал с маленьким окошечком.

ТРАХТЕНБЕРГ: Выходил на уровень земли.

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ: Да, да.

ТРАХТЕНБЕРГ: Вас отдали в детский садик, или воспитывали дома, может быть, бабушки, дедушки?

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ: Нет, у меня бабушка была замечательная, мамина, но я всю сознательную жизнь и детство провела в детском саду, тоже не менее замечательном, детский сад ╚Литфонда╩, и я там, в общем, выросла. Потому что мама с папой на самом деле очень часто уезжали за границу, папа выступал очень много, мама была декабристкой и ездила с ним. Поэтому бабушка была у меня бывшая опереточная танцовщица, была очень легкомысленная замечательная женщина, и я ее обожала.

ТРАХТЕНБЕРГ: Она не пела?

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ: Нет, она танцевала, она была балериной из оперетты, со всеми вытекающими последствиями, любимейший человек. Таких нигде не встречала. Добрейшая, ну, просто прелесть. Вот, и я коротала свое детство в детском саду, и, в общем, ничего так. Я была на пятидневке.

ТРАХТЕНБЕРГ: То есть отдавали на пять дней в детский сад?

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ: Да, да.

ТРАХТЕНБЕРГ: Как изверги.

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ: Нет, ну, почему? Я сейчас понимаю моих родителей, потому что я ведь тоже не все время провожу с детьми.

ТРАХТЕНБЕРГ: Понятно, но пять дней, круглосуточно отдать на пять дней, на субботу и воскресенье забирают, а?

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ: Нет, ничего такого страшного не было, за исключением случаев, когда я очень плохо ела, и меня называли глистой, и там, когда я уже отказывалась есть совсем, мне один раз морковные котлеты запихнули в колготки.

БАТИНОВА: Воспитатель?

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ: Да. И я с этим ощущением, в общем, прошла несколько лет своей детсадовской жизни, с ощущением котлет в колготках, это было отвратительно, но я с тех пор то, что я их не ем, это понятно абсолютно. Аппетита у меня не прибавилось тогда.

ТРАХТЕНБЕРГ: А были такие случаи, верховодили вы там или нет?

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ: Когда меня привели в детский сад, тогда было мне 3 года, у меня, это я помню очень хорошо, потому что такой случай странный в жизни. Меня привели в группу, где все сидели на горшках, я это очень хорошо помню. Я устроила жуткую истерику со слезами и с криком, что я не пойду к этим людям, потому что они занимаются не тем, о чем я, вообще, думала, и меня отправили в старшую группу, и я два года провела в старшей группе.

ТРАХТЕНБЕРГ: Самая маленькая была?

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ: Да.

ТРАХТЕНБЕРГ: А там не обижали мальчишки?

БАТИНОВА: Старшие не обижают малышей.

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ: Нет, конечно.

ТРАХТЕНБЕРГ: Ты сейчас будешь рассказывать. У тебя был младший брат или сестра?

БАТИНОВА: Младший был.

ТРАХТЕНБЕРГ: Брат?

БАТИНОВА: Сестра.

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ: Младший был сестра.

ТРАХТЕНБЕРГ: Сколько этот младшая сестра?

БАТИНОВА: На 4 года была младше.

ТРАХТЕНБЕРГ: Ты ее не бил?

БАТИНОВА: Никогда не обижал.

ТРАХТЕНБЕРГ: Вот видишь, ты ненормальная, мне сразу так показалось. Братья и сестры младшие специально для того и сделаны, чтобы их обижать.

БАТИНОВА: Просто мне кажется, как вы считаете, в детских садах старшие дети не обижают малышей, или это мое заблуждение?

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ: По идее не должны обижать. Я не помню, чтобы меня обижали.

ТРАХТЕНБЕРГ: Просто не пересекаются группы. Но на пятидневке вы же пересекались, там же все жили где-то рядышком?

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ: Но никто не ходил ни в старшие группы, ни в младшие. Это же не пионерский лагерь, когда старшие ходят к младшим.

ТРАХТЕНБЕРГ: Мазать зубной пастой. А вот в этом детском саду ╚Литфонда╩ вас пытались как-то вам привить, может быть, любовь к музыке, может быть, были какие-то факультативы, кружки какие-то?

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ: Нет, ничего такого не помню, и слово факультатив для меня совершенно новое, неизвестное. Обыкновенный детский садик, была замечательная директриса Елена Борисовна Асылбекова, которая прошла войну. Ну, в общем, я ее очень хорошо запомнила, потому что когда я уже вышла из детсадовского возраста, я еще ездила к ней в ее домик в Малеевку, когда детский сад выезжал на лето, то я проводила лето у нее тоже.

ТРАХТЕНБЕРГ: А на дачу выезжал детский садик?

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ: Да, да, и я там, в общем, знала все уголки, помню все запахи всех флоксов, георгины, это я все помню замечательно. Все три смены, я три месяца там жила.

БАТИНОВА: С кем вы подружились в детском саду, или, может быть, сейчас даже дружите?

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ: Я не могу сказать, что я дружу. Мы вот с Михаилом Барщевским были в одном саду, еще были какие-то интересные.

ТРАХТЕНБЕРГ: А он тоже в этом детском садике был?

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ: Да, да, конечно. Ну, мы литфондовские дети.

ТРАХТЕНБЕРГ: Ну, а сейчас-то он стал адвокатом, юристом?

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ: Ну, да.

ТРАХТЕНБЕРГ: Все равно близко тоже, это как поэму написать.

БАТИНОВА: А вам хватало ласки, воспитатели обнимали вас, потому что, судя по котлетам?..

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ: Там были разные воспитатели. Нет, потом меня надо было еще догнать, чтобы засунуть котлету.

БАТИНОВА: Бедовая были?

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ: Ну, да, шустрая.

БАТИНОВА: А вы кого-нибудь били, дрались?

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ: Нет, не было такого. Я была совершенно таким спокойным ребенком.

ТРАХТЕНБЕРГ: Вот тут спрашивают: ╚Добрый вечер. Екатерина, скажите, а нет ли у вас родственников в далеком городе Дмитровграде. У меня там у друга фамилия Рождественский. Не ваш ли родственник?╩

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ: Вы знаете, такая фамилия распространенная, что ничего тут такого удивительного нет, что может быть.

ТРАХТЕНБЕРГ: Итак, хорошо, детский садик со всеми этими флоксами, со всеми этими котлетами в колготках.

БАТИНОВА: А как проходили выходные?

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ: Один раз мы пошли в поход, и это было замечательно, было уже темно, взяли какие-то ведра с вареными яйцами, с огурцами.

ТРАХТЕНБЕРГ: Это с родителями?

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ: Нет, это нянечки были, санитарки и воспитатели, и мы пошли в поход. Мне казалось, что мы делали костер шикарный, то есть какие-то привидения за кустами были. Мне казалось, что мы ушли на всю ночь. Оказалось, что мы вернулись в 10 часов вечера домой, и потом, и я была уверена, что мы ушли куда-то ну, просто в другую область, за несколько километров. И потом уже, будучи взрослой, я прошла вот это расстояние, увидела это кострище, мы отошли минут на 10, наверное. Но мне казалось, что это просто рюкзака не хватало за спиной, посоха и вот – в люди.

ТРАХТЕНБЕРГ: А вот в выходные, Лена задала вопрос, забирали родители?

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ: Ну, нет, не выходные, это 100 километров от Москвы. Был родительский день, а местный садик. Ну, конечно, забирали родители, когда они были в Москве.

ТРАХТЕНБЕРГ: И как проходили? Вы ходили куда-то в театр с родителями?

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ: Ну, редко довольно, в общем, нет, в общем, нет. В маленьком возрасте нет.

ТРАХТЕНБЕРГ: Просто странно, что отца знает вся страна в лицо, и с ним же вообще никуда не выйдешь.

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ: Не выйдешь, нет. Абсолютно проблема. Тем более, он очень стеснительный был человек, и его очень смущало всегда вот это внимание людей, особенно незнакомых, такое некое панибратство.

БАТИНОВА: А вы гордились своим отцом? Когда маленькая совсем были?

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ: Я не знаю, это была гордость или что, но это была совершенно необычайная нежность по отношению к нему, как к маленькому ребенку, и я чувствовала, что его необходимо защитить от всех этих людей, которые к нему пристают. И я как-то старалась, но все это было очень такие смешные потуги, попытки, но, тем не менее, было это.

ТРАХТЕНБЕРГ: Детсадовская эпоха завершилась, и вы пошли в школу. В какую?

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ: Было дело. В школу ╧ 5 на Кутузовском проспекте, специальная английская школа.

ТРАХТЕНБЕРГ: То есть там углубленное изучение английского языка. Со второго класса все должно быть на английском языке.

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ: Очень глубокое, да. Нет, не все, но английский у меня был хороший.

ТРАХТЕНБЕРГ: А сейчас какой?

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ: И сейчас неплохой. Я же его практиковала, поэтому это все не закончилось школой.

БАТИНОВА: А кто сделал выбор, кто предложил? Мама, папа?

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ: Мы жили напротив, у нас не было выбора, я просто переходила дорогу и шла в школу. Мы жили там, где был раньше ╚Русский сувенир╩ – магазин, мы в этом доме жили, а сейчас там ╚Фарфор╩ какой-то.

БАТИНОВА: Так просто, оказывается, просто мы жили через дорогу.

РОЖДЕСТВЕНСКАЯ: Конечно, мы жили на Кутузовском через дорогу.