По-большому Александр Лаэртский в гостях у Максима Ковалевского и Веры Кузьминой

Александр Лаэртский в гостях у Максима Ковалевского и Веры Кузьминой.

КОВАЛЕВСКИЙ: Александр, давайте сразу вытянем первую карту, чтобы удовлетворить первое желание наших слушателей.

ЛАЭРТСКИЙ: Ну, подсними.

КОВАЛЕВСКИЙ: Вот первый человек, который дает снимать не с руки.

КУЗЬМИНА: Да, пошла игра.

КОВАЛЕВСКИЙ: Король. Каждой карте соответствует определенный вопрос, сейчас я его задам. Чего вам всегда очень хочется, но вы себе не позволяете?

ЛЭРТСКИЙ: Это я должен ответить?

КОВАЛЕВСКИЙ: Да.

ЛАЭРТСКИЙ: Ну, мне очень хочется покоя такого на уровне SPA, но без SPA, вот просто некоего плавания и полного отсутствия всяческих таких рефлексов, связанных с внешним миром. Ну, тут два пути. Первый путь это просветление, второй путь – наркотический угар. Значит, второе мы сразу отвергаем.

КОВАЛЕВСКИЙ: Отвергаем категорически.

ЛАЭРТСКИЙ: А для достижения первого приходится очень потеть и соответственно рефлексировать, поэтому моя мечта несбыточна.

КОВАЛЕВСКИЙ: Вы имеете в виду общение глобально с миром или все-таки вы оставляете для себя пару-тройку друзей, с которыми вы можете все?

ЛАЭРТСКИЙ: Нет, здесь даже дело не в общении, дело, вообще, в некоем состоянии полной невесомости, чтобы ничто не тревожило. У меня такое состояние было пару раз в моей жизни. Это состояние, которое можно назвать ╚нет вопросов к Богу и ни к кому╩, когда ты знаешь все. Парочку раз так вштыривало, причем без всяких средств каких-то. Это было прекрасно.

КОВАЛЕВСКИЙ: Что происходит в этот момент? Это способствует творчеству или, наоборот, вы ничем┘?

ЛАЭРТСКИЙ: Нет, никакого, то есть в этот момент происходит полная дискредитация любого такого творчества, ты понимаешь, что это все дешево, глупо, ничего не стоит, потому что выглядит это, я могу сказать как, визуально, причем опять же повторюсь, это было совершенно с трезву, без всяких там. То есть ты поднимаешься и видишь земной шар очень маленький, беззащитный, который парит, подобно, ну, он даже меньше надувного детского шарика, и ты можешь сделать с ним, что угодно. Условно говоря, все его процессы, включая образование нефти, и заканчивая родами детей, тебе ясны до предела. То есть, видимо, таким образом Бог дает тебе почувствовать механизм его воздействия на нас, на людей, на процессы, здесь происходящие. Но это очень кратковременно, и оно приносит, конечно же, огромную пользу вот в том смысле, что после этого происходит переоценка всех и коннектов, и суеты некоей, и жадности.

КОВАЛЕВСКИЙ: Просто интересно, сколько вы можете пребывать в этом состоянии?

ЛАЭРТСКИЙ: К сожалению, ну, буквально секунд 20 могу, это было случайно. Если бы я мог, я бы из него не выходил.

КУЗЬМИНА: Я в интернете накопала ╚Космический ворс╩, упоминается такое название фильма, к которому Саша приложил каким-то образом свою руку, или что-то, может быть, лицо, в кино же вроде.

ЛАЭРТСКИЙ: Этот фильм снимает студия ╚НОМ-фильм╩ питерская. Группа ╚НОМ╩, если помните, старая, очень хорошая, такая культовая питерская группа, которая сейчас вот занимается кинопроизводством. Причем их фильмы, они, ну, мне кажется, достойны того, чтобы их смотреть. То есть там все сделано, ну, как минимум, забавно и очень профессионально. Этот же фильм, ну, я, правда, не знаю, я там выступаю всего лишь в роли второстепенного актера, вообще, то есть не мой стайл отнимать хлеб у Николаса Кейджа и прочей братвы.

КУЗЬМИНА: Николас старый уже.

ЛАЭРТСКИЙ: Да? Но, между тем, мы с ним ровесники.

КУЗЬМИНА: Хотела комплимент сделать.

ЛАЭРТСКИЙ: Так вот, соответственно, это как бы моя третья, можно так назвать, киноработа или четвертая, и после каждой я зарекаюсь больше не вписываться в эти проекты.

КУЗЬМИНА: Потом проходит еще 20 лет, и вроде бы как я отошел, и снова, почему нет?

ЛАЭРТСКИЙ: Ну, во-первых, у меня очень глупое, здоровое лицо. И, скажем так, если на фотографиях я еще получаюсь порой, ну, на одной из десяти более или менее нормально, то вот на видеопленке это, вообще, какой-то адский дебил.

КОВАЛЕВСКИЙ: Так, может быть, этого и хочется создателям?

ЛАЭРТСКИЙ: Ну, то есть такой глум надо мной. Но здесь просто как-то люди нашли подход.

КУЗЬМИНА: Нет, сейчас просто экономический кризис и на визажистов нет┘

ЛАЭРТСКИЙ: Их сразу берут готовыми. Потом при этом, насколько я знаю, этот фильм снимается на частные пожертвования, что очень, на мой взгляд, показательно.

КОВАЛЕВСКИЙ: Пожертвования?

ЛАЭРТСКИЙ: Ну, не пожертвования, а частные инвестиции, на деньги мецената.

КУЗЬМИНА: Спонсора?

ЛАЭРТСКИЙ: Нет, спонсор, это, наверное, который что-то требует. То есть, условно говоря, это очень веселый процесс, который происходит в Питере, там участвует огромное количество музыкантов из самых разных групп, и будет задействована, насколько я знаю, мощная трехмерная графика, посмотрим, что получится. Я получаю удовольствие от процесса съемок, потому что я очень люблю Питер, как город, и очень люблю всякие такие смешные тусовки, а там это смешно.

КОВАЛЕВСКИЙ: А вас режиссер строит?

ЛАЭРТСКИЙ: Ну, режиссер Андрей Кагадеев, известный художник Николай Копейкин.

КОВАЛЕВСКИЙ: Копейкин снимает кино?

ЛАЭРТСКИЙ: Ну, он участвует, как сценарист и соответственно снимается там тоже в одной из ролей.

КОВАЛЕВСКИЙ: А вы с ним тоже знакомы?

ЛАЭРТСКИЙ: Конечно.

КОВАЛЕВСКИЙ: Это гениальный совершенно художник.

ЛАЭРТСКИЙ: Это очень хороший художник и, например, меня он в трудные мгновения какие-то жизни очень сильно выручал своими картинами, да.

КОВАЛЕВСКИЙ: Совершенно гениальный художник.

ЛАЭРТСКИЙ: Вот, кстати, еще один из плюсов этой съемки, что мы на ней с ним познакомились и подружились.