Центральный комитет Режиссёр Сергей Урсуляк - гость Тутты Ларсен и Владимира Аверина
10 февраля 2010, 15:05
Персоны
АВЕРИН: Замечательная личность у нас в студии. Это Сергей Урсуляк. Я честно признаюсь, что первый раз в жизни я посмотрел телевизионный сериал на диске, отдельно от эфира, за две ночи, кажется, я все это проглотил. Это была "Ликвидация".
УРСУЛЯК: Замечательно.
ЛАРСЕН: Не ты один.
АВЕРИН: До этого я даже не представлял себе, что выходят какие-то сериалы на дисках и что есть люди, которые будут их смотреть. И тут вдруг я понял, что, да.
УРСУЛЯК: Я рад, что вы приобщились к телевидению благодаря мне.
АВЕРИН: Ну, в общем, как выяснилось, вы приобщали нас к телевидению гораздо раньше, чем "Ликвидация".
ЛАРСЕН: Да, для нас было откровением.
АВЕРИН: И, слава Богу, не прекратили, что тоже хорошо.
ЛАРСЕН: Для меня лично было открытием, что вы целый год делали программу "Дог-шоу". Это была ради денег работа? Но это странно, что человек, получивший такое грандиозное образование актерское, а потом сценарно-режиссерское, вдруг?
УРСУЛЯК: Нет, все было гораздо проще. И упиралось в то, что "Дог-шоу" делал мой друг Миша Ширвинд. Мише Ширвинду нужен был режиссер, сменный режиссер. Я в это время закончил картину, делать мне было все равно нечего. И, как правильно вы заметили, деньги были нужны. И вот, значит, "Дог-шоу" - это было такое замечательное время, когда я работал с друзьями, и они мне за это еще платили деньги.
ЛАРСЕН: Но все-таки какая-то вполне приличная и даже трогательная работа, мне кажется.
УРСУЛЯК: Я просто любил эту программу. Кроме этого, я еще работал на старом НТВ, и с Женей Киселевым, и Сашей Хабаровым. Так что в этом смысле я достаточно телевизионный человек.
АВЕРИН: Более того, человек, судя по работам как раз с Киселевым и Хабаровым, так вы документальный еще человек. Художественно-документальное кино. С реконструкциями какими-то, с ведущим в кадре. Тогда этот жанр не был еще навязшим на зубах, как сейчас. Вы его, собственно, и придумали, и сделали?
УРСУЛЯК: Боже сохрани!
АВЕРИН: Или так удачно просто легло тогда, совпало?
УРСУЛЯК: Как мне хочется сказать, что, да, это я все придумал. Нет, к сожалению, придумал не я. Другой разговор, что тогда, в отличие от сегодняшней документалистики, мы старались все-таки говорить серьезно. Пусть даже развлекая и делая это интересным, но все-таки серьезно и по-честному. У нас, мне кажется, сейчас есть такой сбив в желтизну и в попытки найти что-то там в личности или в судьбе человека.
ЛАРСЕН: Интриги, скандалы, расследования.
АВЕРИН: Сейчас еще есть такой сбив в какое-то изотерическое знание. Вот мы смотрим на жизнь, и на смерть, и на плесень, и на воду.
ЛАРСЕН: И со всем этим разговариваем.
АВЕРИН: И такие навороты! А границы? Любое исследование, как-то все равно ограничено. А тут вот безгранично все это.
УРСУЛЯК: К сожалению, телевидение сегодня безгранично в этом смысле.
ЛАРСЕН: Тем не менее, вам как-то удается оставаться одним из очень многих людей, которые делают на телевидении, даже слово "продукт" в данном случае неприменимо, делать что-то настоящее, и в работе которого слово "сериал" перестает быть ругательным. И не хочется "сериалом" его называть. Хочется называть многосерийным телевизионным фильмом. Все-таки то, что вы так долго и достаточно плодотворно работали на телевидении, это вас заставляет оставаться и в современном телевидении тоже как-то ухитряться делать какие-то приличные вещи?
УРСУЛЯК: Во-первых, я по второму образованию режиссер, в первую очередь, кино. И у меня достаточно много киноработ. И мой переход в телевидение был обусловлен тем, что условия, которые мне создавали на телевидении, они, в общем, ничем не отличались, от тех условий, в которых я работал в кино. То есть я достаточно долго снимал, достаточно подробно снимал.
ЛАРСЕН: А как вам это удается? Вот чем вы их так, собственно, взяли-то, что они вам условия предоставили и рейтингами и всякими форматами не стращали?
УРСУЛЯК: Как-то так сложилось, пока, по крайней мере, на сегодняшний день, что они мне просто доверяют, а я стараюсь их не обманывать. Это же вопрос не того, что я обещаю им, что будет замечательно все, хорошо. А я им обещаю, что я это сделаю честно. То есть максимально согласно своим возможностям. И поскольку я так и делаю, то они мне доверяют. Пока доверяют. Потому что я не халтурю. И они это видят.
УРСУЛЯК: Никто не ставит под сомнение победу в войне, никто не ставит под сомнение подвиг народа, никто не ставит справедливость этой войны и так далее и тому подобное. А вот когда начинается разговор про гражданскую войну, про строительство социалистическое, про колхозы, про все, про это, вот тут начинается что-то страшное.
АВЕРИН: Может быть наша беда, что у нас такой идеи сформулированной, артикулированной, продуманной нет. И поэтому, соответственно, там, если мы говорим о кинематографе, о литературе, о нас с тобой, которые сидят здесь, на радио, у нас тоже нет вот этого, не то, чтобы заказа, а осознания того, что мы должны чего-то такое нести в массы.
УРСУЛЯК: Я думаю, что вы абсолютно правы. Конечно, конечно. Поскольку нет, так сказать, на уровне государственном некоей генеральной идеи и нет на уровне государственного некоего отношения к нашему прошлому и будущему, соответственно, то, конечно же, каждый для себя историк, философ, так сказать, и делает выводы соответствующие. Опять же, так может быть и когда будет государственная идея, но тогда ты либо, так сказать, вступаешь в противоречие, как это было при Советской власти. Там была государственная идея, и ты мог соглашаться с ней или не соглашаться с ней. А сейчас беда в том, что не с чем соглашаться или не соглашаться. И мы соглашаемся или не соглашаемся друг с другом исключительно.
ЛАРСЕН: На самом деле, когда смотришь Исаева ╚Ликвидацию╩ и погружаешься в историю тех лет, те же самые задачи у человека - выжить. Выжить и выжить.
АВЕРИН: И я про то же.
УРСУЛЯК: Да, наверное. Не знаю. Мне казалось, что в Исаеве, в ╚Ликвидации╩ там есть помимо, так сказать, выжить у людей, была еще какая-то идея. Какая-то идея была еще.
ЛАРСЕН: Как выжить, да?
УРСУЛЯК: Да, как выжить.
АВЕРИН: Для чего?
ЛАРСЕН: Во имя его выжить, ради чего.
УРСУЛЯК: Сейчас, действительно, к сожалению, огромные массы нашей страны обречены на просто, так сказать, желание просто остаться в живых. Потому что жизнь очень сложна. И я думаю, что, так сказать, почему очень часто фильмы, передачи, документальное кино, которые всерьез пытаются поставить какие-то вопросы или разобраться в чем-то, не добирает внимания зрительского, потому что зрительское внимание сейчас занято другим. И когда человек очень тяжело живет в течение целого дня, ему сложно придти домой и еще о чем-то подумать.
ЛАРСЕН: Чтобы его подгрузили еще с экрана.
УРСУЛЯК: Совершенно верно. Это, конечно, ужасная проблема, потому что именно это не дает возможности, как говорится, телевидению правильно развиваться, потому что телевидение бесконечно развлекает и отвлекает.
ЛАРСЕН: Еще как-то традиционно принято жаловаться на отсутствие хороших сценариев. Хотя вам как сценаристу, наверное, этой проблемы нет.
УРСУЛЯК: Нет, давайте не преувеличивать. Я не сценарист. Я просто по повести Трифонова написал сценарий и по повести, по роману Агаты Кристи написал сценарий. Это не значит, что я сценарист. Сценарист - это совсем другие люди. Поэтому - нет.
АВЕРИН: Вот Кудря - сценарист.
УРСУЛЯК: Кудря - сценарист, безусловно, да. Нет, сценаристы есть, и замечательные сценаристы. Другой разговор, что их всегда не хватает, их всегда мало. А сейчас еще есть, так сказать, проблема в том, что мало, кто из них пишет, что называется, по зову сердца, по велению души. В общем, все ждут заказа. А заказная история, она, на мой взгляд, почти всегда мертворожденная, в принципе.
Полностью интервью с Сергеем Урсуляком слушайте в аудиофайле.