Центральный комитет Юрий Вяземский в гостях у Тутты Ларсен и Владимира Аверина

АВЕРИН: Главный вопрос, который меня всегда интересовал, когда много лет назад я начал смотреть эту программу. А что потом? И в отличие от меня вы знаете, что потом. Что потом с этими первыми, которые пришли на "Умницы  и умники", которые действительно в честной борьбе помимо взяток получили право учиться в престижнейшем вузе страны, потом у них получается?

 

ВЯЗЕМСКИЙ: Ну, хочется верить, что у большинства получается, потому что, понимаете, учиться получается у 97 процентов, я так статистику  специально не вел. Потому что есть те умники, которых, во-первых, приходится отчислять.

 

ЛАРСЕН: Они звездочку ловят?

 

ВЯЗЕМСКИЙ: Да, они ловят мощную совершенно звездочку, особенно это касается тех, которые из дальних регионов, из южных дальних регионов, потому что они попадают в МГИМО, они считают, что все уже сделано, и можно уже совсем не учиться, и, особенно, можно не учиться в области иностранных языков, а вы сами понимаете, это невозможно, потому что учить иностранные языки надо все время.

 

ЛАРСЕН: А почему всегда в МГИМО?

 

ВЯЗЕМСКИЙ: А потому что я родился и вырос в МГИМО, потому что больше 40 лет я работаю в МГИМО, и потому что ректор МГИМО первым согласился  и сказал: да, давай я дам место, и это был 1992 год.

 

ЛАРСЕН: И вариантов уже никаких?

 

ВЯЗЕМСКИЙ: Это монополия.

 

АВЕРИН: Тогда казалось, что поступить в МГИМО по-другому просто невозможно. Либо ты родился в семье дипломата, либо честный путь через отбор.

 

ВЯЗЕМСКИЙ: В 1992 году уже можно было, и потом я родился в семье ученого, который занимался физиологией, в 1968 году я туда поступил. Правда, в общем,  в каком-то смысле это было чудо.

 

ЛАРСЕН: Просто я к тому, что специалисты нам нужны не только в области международных отношений, но  и  медики, и биологи, и физики, и химики из этих детей  могли бы получиться тоже неплохие.

 

ВЯЗЕМСКИЙ: Не знаю, у меня же гуманитарная олимпиада, а что касается гуманитарных предметов, то, в общем, сейчас же ведь МГИМО - это уже не институт, это целый университет. Там 9 факультетов, там и юристы, и экономисты, и журналисты. Я, кстати, преподаю в основном на факультете журналистики и в 1973 году его окончил. Это было давно.

 

ЛАРСЕН: Слушайте, а ведь, наверное, забавно, ведь ваши первые выпускники уже сегодня какие-нибудь солидные дядьки, которых можно встретить в каких-нибудь серьезных коридорах. Не приходилось вам с ними сталкиваться?

 

ВЯЗЕМСКИЙ: Вот, к сожалению, я таких не встречал, потому что я бы с удовольствием встретил какого-нибудь своего бывшего "умника", который бы сказал: я готов быть твоим спонсором.

 

ЛАРСЕН: А на что вам нужны деньги? Зачем вам спонсор?

 

ВЯЗЕМСКИЙ: На передачу мне нужны деньги, и, прежде всего, мне нужны деньги на то, чтобы помочь ребятам, особенно не москвичам, а тем, которые приезжают с разных концов России, некоторые из них просто бедные, у них просто нет денег даже доехать до Москвы, они вынуждены искать эти деньги там у себя на местах. Хорошо, если находятся люди, и им помогают. В свое время, когда у меня были спонсоры, понимаете, я, естественно, не называю своего спонсора, мы присуждали им призы и на эти призы они могли приезжать и билеты покупать, и даже, в общем, некоторое время безбедно жить. Так что я найду, куда потратить деньги, только дайте.

 

АВЕРИН: Это когда мы говорим о программе. А когда мы говорим в принципе о возможности получить образование качественное человеку из провинции, издалека, из не очень состоятельной семьи, или совсем несостоятельной семьи. Вот сегодня это становится, просто неразрешимая проблема для очень многих, даже если талантливый мальчик или талантливая девочка.

 

ВЯЗЕМСКИЙ: Почему?

 

АВЕРИН: Ну, потому что, если даже, чтобы он приехал на программу, можно найти спонсора, но найти такого спонсора, который бы позволил ему приехать и проучиться 5 лет в Москве, проучиться и еще здесь как-то жить, как-то есть, и позволить себе именно учиться, а не бегать судорожно в поисках подработок, вот таких спонсоров в стране, по-моему, в принципе нет. Проучился  человек два курса хорошо, сдал, тогда да, стипендия от этого фонда или от другого фонда. Но сначала вот он проучился. А так, чтобы изначально помочь какому-то человеку из черт-те откуда приехать и получить образование в Москве, по-моему, нет. И это для меня очень серьезная проблема, потому что тогда получается, что мы сразу разделяем Москву от провинции, мы еще больше увеличиваем пропасть между богатыми и бедными, и мы все больше растаскиваем страну вместо того, чтобы делать что-то, чтобы она объединялась.

 

ВЯЗЕМСКИЙ: Владимир, говоря дипломатическим языком, я разделяю вашу озабоченность.

 

АВЕРИН: Вы все-таки ближе к этой сфере, вы ближе к высшей школе.

 

ВЯЗЕМСКИЙ: Я, слава Богу, очень от нее далек, потому что я не министр образования, я не министр социального обеспечения и, тем более, я не премьер-министр и не президент.

 

АВЕРИН: Но вы изнутри вуза. Действительно, ничего, вот так, как я рассказываю, это так и есть, там ничего не происходит к лучшему?

 

ВЯЗЕМСКИЙ: А внутри вуза, что? Скажите спасибо, что вуз еще сводит концы с концами, потому что, вступив в эпоху кризиса, мы испытали такие большие сложности денежные. Я заведующий кафедрой, например, мне очень сложно приглашать к себе даже преподавателей интересных, потому что мне практически нечем оплатить.

 

АВЕРИН: И по сию пору? Нет, ну, знаете, иногда в газетах, по радио говорят, что так все хорошо уже в этом смысле, уже кризис кончился, уже в высшей школе, вообще, все хорошо.

 

ВЯЗЕМСКИЙ: Все хорошо, прекрасная маркиза, может, это для маркизы хорошо?

 

АВЕРИН: Вот МГИМО накладывает отпечаток, дипломатия.

 

ВЯЗЕМСКИЙ: Булгаковские герои, помните, предупреждали: не надо врать по телефону, по радио, тем более, врать не  надо.