Парк культуры и отдыха Владимир Качан √ гость Марии Бачениной и Кирилла Радцига

РАДЦИГ:  Мы сегодня встречаем народного артиста Российской Федерации Владимира Андреевича Качана. Владимир Андреевич, доброе утро.

 

КАЧАН:  Здравствуйте. Я вообще-то фамилию свою склоняю - КачанА. Друг Леонид Филатов говорил: а, давайте, просто КачнА.

 

РАДЦИГ:  Ну, как вам удобнее.

 

КАЧАН:  Да нет, склоняйте, если вам это не в лом, что называется.

 

РАДЦИГ:  Хорошо.

 

БАЧЕНИНА:  Ну, мы вас по фамилии называть не будем, мы будем по имени и отчеству.

 

КАЧАН:  Можете и по фамилии, мне как-то все равно сегодня утром.

 

БАЧЕНИНА:  А что такое случилось этим утром, почему именно сегодня все равно?

 

КАЧАН:  Ничего, потому что между какими-то очень плотными работами. Вчера была оперетта ╚Чайка╩ в Театре ╚Школа современной пьесы╩, позавчера - премьера по спектаклю ╚Медведь╩ по пьесе Димы Быкова, сегодня вечером я уезжаю в Петербург на сольный концерт. Вот, кстати, вы меня спросили перед эфиром, даю ли я еще концерты? А вы полагали, что мне пора готовиться к крематорию?

 

БАЧЕНИНА:  Ну, еще скажите, место на кладбище резервировать. Ну, что такое? Я просто хотела уточнить.

 

КАЧАН:  Интересный вопрос, конечно.

 

БАЧЕНИНА:  Конечно, интересно, мне интересно, раз я задаю.

 

КАЧАН: Или вообще какой-то там, бардовское все это, ну, это мы можем отдельно поговорить. Я вообще против этой терминологии и такой жанровой ограниченности.

 

БАЧЕНИНА:  А как вы тогда предлагаете называть?

 

КАЧАН:  Не знаю, ну, например, это называют авторская песня.

 

БАЧЕНИНА:  Да.

 

КАЧАН:  Ну, тоже глупо, потому что у каждой песни есть автор.

 

БАЧЕНИНА:  Да, безусловно, с этим согласна, с этой логикой не поспоришь. Ну, вот вы как-то перечислили всего так много┘

 

КАЧАН:  Ну, вот сегодня уезжаю в Петербург  вечером на концерт, послезавтра в моем же театре ╚СтихиЯ╩, еще через пару дней премьерный спектакль, который начали исполнять в конце сезона, это ╚Табакерка╩, поставил Кирилл  Серебренников, ╚Околоноля╩, где  я исполняю одну очень серьезную роль. И все подряд идет.

 

БАЧЕНИНА:  Такое ощущение, что очень замученное, что слишком всего много.

 

КАЧАН:  Нет, не то, что замученность, просто этому состоянию и, быть может, даже внешнему виду мешает простуда. Я, действительно, как-то так все продолжал работать и не долеченный хожу на работу, поэтому это все продолжается и продолжается.

 

БАЧЕНИНА:  У меня вопрос. Вы сказали про простуду, но я совершенно не хотела сказать, что вы как-то выглядите уставшим, я имела в виду┘

 

КАЧАН:  Да вы меня уже обидели дважды, даю ли я концерты┘

 

БАЧЕНИНА:  Да, я такая нахалка страшная. Я хотела узнать, это вопрос обывателя, не имеющий отношения к вашей профессии, в моем случае, слава богу.

 

КАЧАН:  У меня их три.

 

БАЧЕНИНА:  Хорошо, не имеющий отношения к вашим профессиям. Вы когда жить успеваете?

 

КАЧАН:  Ну, как вам сказать, литература, песни, театр плюс кино, вот эти три разные профессии. Но литература, к сожалению моему великому, это мое любимое занятие, но, тем не менее, приходится┘ Четвертая книжка вышла недавно совсем, которая называется ╚Арт-пасьянс╩. И, кстати, можно сказать?

 

БАЧЕНИНА:  Нужно!

 

КАЧАН:  Премьера этой книжки будет 22 октября в ╚Гнезде глухаря╩ в 8 часов вечера. И всех, кто нас слышит сейчас, я туда приглашаю, потому что будет, наверняка весело и разнообразно. Я стараюсь все делать по порядку, понимаете?

 

БАЧЕНИНА:  Нет, не совсем.

 

КАЧАН:  Ну, вот с литературой сложно, потому что, когда идет текущая работа, ты собрался написать нечто новое, у меня каждый раз получалось это где-нибудь за городом, на даче или еще где-нибудь, в каком-то месте, в общем, я садился и как-то в один присест осваивал какой-то свой крупный литературный объем. А потом отделка шла, это уже не важно, как и когда. Но обидно то, что, если в это дело вмешивается приглашение какое-нибудь в кино или в театре возникает какая-то премьера, как это было с ╚Околоноля╩, то ты литературу, естественно, отодвигаешь и занимаешься этим, если тебе это хочется сделать. С  музыкой то же самое. Это вроде как все мои хобби, которые превратились в профессии в результате.

 

БАЧЕНИНА:  Почему в вашем случае вы говорите, ╚я все по порядку╩, почему нельзя по чуть-чуть и все успеть? Так не получится качественно?

 

КАЧАН:  Так и получается невольно,  по чуть-чуть. Но с литературой надо обходиться аккуратнее.

 

БАЧЕНИНА:  Это, безусловно,  потому что получится плохая книжка тогда.

 

КАЧАН:  Ну, да, во-первых. Нельзя плюнуть в вечность, как говорила известная всем Раневская, потому что тебя не будет, а книжки останутся, а дело твое будет жить, как говорил один следователь КГБ.

 

РАДЦИГ: Давайте поговорим о премьере, которая состоялась совсем недавно. ╚Медведь╩ Дмитрия Быкова. Вообще, в принципе, Дмитрий Быков фигура сейчас достаточно заметная. Ну, скажем так, я с ним знаком давно по его телевизионной деятельности, когда он еще выступал, как ведущий программы телевизионной.

 

БАЧЕНИНА:  Он просто сам по себе заметен.

 

РАДЦИГ:  Да, весьма.  Но в последнее время я вижу, что он очень серьезно ударился в политику. И насколько понимаю, ╚Медведь╩ это такой политический памфлет. Как вы считаете, в принципе, политика уместна в русском театре или нет?

 

КАЧАН:  Ну, если она не занимает лидирующие позиции в любом театре, тогда, конечно, можно один такой спектакль поставить, можно даже два поставить, но чтобы это не превалировало над всем остальным. Потому что мы с Райхельгаузом, с главным режиссером театра, в котором я работаю, говорили недавно, он говорит: "У нас политический театр". Я говорю: "Боже, до чего мы докатились!" В этот политический театр, и даже клубный вечер ╚СтихиЯ╩, где свои любимые стихотворения читали разные люди, не звезды, и даже не имеющие отношения к театру. ╚Полит СтихиЯ╩, вот так в афише теперь написано. Я говорю: зачем это, почему? - Ну, вот у нас такое направление теперь будет в театре. Я говорю: ваш любимый  лирический спектакль ╚Пришел мужчина к женщине╩ Семена Злотникова должен теперь называться так: ╚Пришел мужчина из партии ╚Единая Россия к женщине из партии ╚Справедливая Россия╩. Вот так в афише надо написать и все. Ну, это бред! Обязательно, если лишать себя┘ Вот, прокламационный театр, он не театр, это уже начинается нечто другое.

 

БАЧЕНИНА:  Агитбригада какая-то получается.

 

КАЧАН: Мало того, что у нас ╚Школа современной пьесы╩, Иосиф с упрямством совершенно диким отстаивает эту позицию, что у него должно быть право первой ночи. То есть, пьеса современная, должна быть сегодня, и принесенная, и чтобы в других театрах ее не исполняли. Мало того, что мы, таким образом, отодвигаем в сторону и идем мимо Шекспира, Мольера, Бернарда Шоу и так далее, но, еще, если Театр современной пьесы и политический театр, то вообще кругозор весь суживается до невозможности и репертуар, в том числе. Это ужасно.

 

РАДЦИГ:  А, скажите, насколько вы можете влиять на выбор главного режиссера в театре?

 

КАЧАН:  Ну, я лично?

 

РАДЦИГ:  Ну, вы и актеры, которые играют там?

 

КАЧАН:  Актеры не могут, потому что они┘ ну, кто-то из актеров, там же как, в каждом театре есть некоторые  приоритеты, есть такие актеры. А совсем молодая часть труппы вряд ли может повлиять на что-то, она подчинена, она подчиняется. У нас с Иосифом, когда еще только поступил в этот театр, была договоренность, что, например,  я не играю того, что мне просто категорически не нравится, и так оно и происходит. Я не играю этого. А повлиять на то, что, если я принесу какую-то пьесу, которая мне нравится,  я так думаю, или еще к тому же приведу с собой режиссера, который будет известен Иосифу, то тогда, быть может, как-то и сложится все, и эта пьеса появится в моем исполнении в репертуаре. Но вернемся к Диме Быкову.

 

РАДЦИГ:  Да, вернемся. Я как раз хотел спросить, в чем там фабула, и насколько это долгоиграющая история. Я к тому, что, допустим ╚Дядю Ваню╩ можно смотреть несколько раз в исполнении одних и тех же артистов и пьеса будет звучать по-разному. Если политический театр, то, по идее, это какой-то, на мой взгляд, одноразовая вещь, которую один раз посмотрел, месседж получил и ушел, второй раз смотреть уже не захочется.

 

КАЧАН:  Кирилл, я надеюсь, что Иосиф Райхельгауз либо пошутил, либо увлекся, что политический театр - это вообще какая-то ерунда, это агиттеатр такой, начинается какой-то рабфак. Но Иосиф близок к определенным политическим кругам, и поэтому его это увлекает сейчас пока. Что же касается Димы Быкова, я его тоже довольно давно знаю, познакомился с ним еще в кабаре Леши Дедурова, и сочинил песню на его стихи, и считаю его превосходным лирическим поэтом. И вот, когда лирический поэт начинает заниматься политикой, начинаются какие-то потери. Это касается даже всех известных фигур. Лучше, чем ╚Один день Ивана Денисыча╩ Солженицын не написал ничего. Лучше, чем первые три фильма Никиты Михалкова не было ничего, дальше все пошло на спад, когда он стал заниматься политикой. А это мои любимые фильмы. Я не говорю только ╚Раба любви╩, ╚Очи черные╩ и так далее, ╚Пять вечеров╩, это замечательные фильмы.

 

РАДЦИГ:  ╚Свой среди чужих╩.

 

КАЧАН:  Тоже, да. Но это первый фильм. А я еще участвовал, помню, в его дипломной работе, то есть, я сочинял какие-то песни, чего-то там такое делал. Но это было очень давно. Так что касается Димы Быкова, я боюсь, что возникнут потери, несмотря на его интернетовские успехи в тандеме с  Мишей Ефремовым, но это всего лишь┘

 

РАДЦИГ: ╚Гражданин поэт╩.

 

КАЧАН: Да, но это, как ╚утром в газете, вечером в куплете╩. По-моему, это фигня по сравнению с тем, что он делал и что он творил в области лирической поэзии.

 

РАДЦИГ:  Вы знаете, я слышал по одной радиостанции, когда передавали эти стихи, и они были как раз на злобу дня. Как вы правильно сказали ╚утром в газете, вечером в куплете╩, но, вы знаете, у меня сложилось такое ощущение, что немножко злобность во всем это есть.

 

КАЧАН:  Ну, так  злоба дня! Это же и есть этимология слова ╚злоба дня╩, а ╚добро дня╩, нет, никак не пляшет. Пьесу ╚Медведь╩ пересказывать бессмысленно, она состоит из многих эпизодов. Центральная фигура - обыватель, обыкновенный житель, человек, которого исполняет Альберт Филозов, в его ванне зарождается медведь.

 

РАДЦИГ:  Ну, сразу аналогия, я прошу прощения, идет.

 

КАЧАН:  ╚Единая Россия╩, конечно.

 

РАДЦИГ:  Нет, первое, это с Чеховым, ╚Медведь╩ самый знаменитый, мы говорим про театр.

 

КАЧАН:  Это так далеко от Чехова, слушайте.

 

БАЧЕНИНА:  Нет, название, когда только видим, конечно же,  Чехонте.

 

КАЧАН:  Ну, некоторые спрашивают, не имеет ли это отношение к фамилии президента. Нет, медведь - это прообраз ╚Единой России╩, и он там зарождается и начинает расти, и начинает овладевать умами и настроениями. К нему приходят разные люди по мере зарождения и возрождения медведя, все они имеют отношение к определенным органам, один биолог, другой академик. Сквозь всю пьесу идет человек, который привыкает к своему медведю, и в конце ему даже жаль с ним расставаться. Остальные играют эпизоды. Я, например, исполняю там роль идеолога. Там есть места чрезвычайно остроумные, ну, понятно, Дима Быков очень талантливый человек. Но плохо то, что, простите за такую аналогию дерзкую, мне так жалко моего любимого писателя Сергея Довлатова, который виртуозно писал, но писал настолько социально значимые в то время вещи, я боюсь, что через 20 лет их никто не поймет из выросшей генерации молодых людей каких-то.

 

БАЧЕНИНА:  А можно тогда сделать вывод, что не надо писать, то есть, нужно оставить хотя бы какой-то кусочек, чтобы написать то, что останется на 20 лет, и на 40 вперед?

 

КАЧАН:  Ну, тогда только одно нужно обеспечить. Вот у Довлатова есть рассказ, когда в зоне они разыгрывали спектакль про Ленина, если бы не было финала, когда зэк сказал: мы для вас, для вашего поколения делаем┘ И вдруг у него перехватило горло, потому что они все запели ╚Интернационал╩. И вот эта странная и необъяснимая страна, необъяснимые порывы души, это восхитительно. В этом спектакле нет ни надежды, ни света, все остро, все остроумно, все смешно, нет ни одного положительного персонажа. Да дело не в положительном персонаже. Я считаю, что в любом произведении должен быть какой-то хоть луч надежды.

 

БАЧЕНИНА:  Ну, что-то доброе.

 

КАЧАН:  Ну, конечно, чего-нибудь хотя бы, света. А здесь тьма.

 

БАЧЕНИНА: А зрителю понятен этот спектакль?

 

КАЧАН:  Думаю, что да, а чего же там непонятного?

 

БАЧЕНИНА:  Понимаете, очень часто актеры именно с такой позиции рассуждают, а зритель выходит, казалось бы, обычный спектакль, интересный, увлекательный, выходит, задумывается: я чего-то не понял, а что там к чему, потому что не складываются А плюс Б так просто, как в детской какой-нибудь сказке. Я сейчас грубый такой пример привела. И вот у меня в связи с этим вопрос, на ваш взгляд, нужны ли такие спектакли, которые ставят зрителя в тупик, но потом умного, мыслящего человека заставляют думать, или все-таки в простоте гениальность? Давайте ему дадим то, что он поймет и на что он пойдет и посоветует соседу сходить?

 

КАЧАН: Ну, есть разные уровни простоты. Есть нулевая простота, совсем уже, понимаете, это простота наших сериалов, например.

 

БАЧЕНИНА:  Нет, я не об этой простоте.

 

КАЧАН:  А есть простота Пушкина, который вычеркивал любые зарождающиеся течения акмеизма, символизма и все такое. Просто в черновиках, если посмотреть, он это вычеркивал и приходил к простоте.

 

БАЧЕНИНА:  И правильно делал.

 

КАЧАН:  И правильно делал. И все остались точные метафоры, осталась замечательная интонация, все осталось. Нужны ли такие спектакли?  Ну, как, Дима Быков на сегодняшний день напоминает всем, что вертикаль власти находится в противоречии с демократией. Я так думаю, это моя трактовка, я могу говорить только то, о чем я сам здесь думаю, он напоминает потенциальным зрителям или читателям этой пьесы, что то, за что они боролись в девяносто каком-то году, это сейчас┘ сейчас они будут подчиняться. Но, когда речь идет об этом, ну, то есть, нельзя превращать в стадо народ, который голосовать за кого надо пойдет или не пойдет, и так далее. Но есть один нюанс. По-моему, сейчас вернуть какой-то тоталитарный год невозможно, потому что есть Интернет, есть средства массовой информации, другое время, другие песни.

 

БАЧЕНИНА:  Сейчас люди тоже другие.

 

КАЧАН:  И люди другие.

 

БАЧЕНИНА:  Я вам противоречу, я говорю: не и люди другие, а, но люди другие, которым, в принципе-то┘

 

КАЧАН:  Нет, не другие. Вы загляните в телеящик и посмотрите, какие там идут дискуссионные программы, посмотрите, какой рейтинг, например, у человека, который явно из КПРФ и рядом человек, который спорит с ним, который вроде отстаивает позиции, я не знаю, партии Правых сил или еще кого-то.  У этого ничтожный, а у тех, которые КПРФ, огромный.

 

БАЧЕНИНА:  Понятно.

 

КАЧАН:  Люди не другие.

 

РАДЦИГ:  Владимир Андреевич, мы немножко знаем, как делаются рейтинги. Давайте отвлечемся от политики, вы пришли не с пустыми руками, а принесли произведение, музыку. Давайте послушаем вашу песню сейчас, представьте ее, пожалуйста.

 

КАЧАН:  На стихи Игоря Харифа, песня из диска, который называется ╚Столик на одного╩. Это принципиальное название, мне оно нравится, его придумал когда-то Леша Дедуров. Рассказывать о ней бессмысленно.

 

РАДЦИГ: Вы знаете, удивительно, последние строчки особенно меня поразили.

 

КАЧАН:  Да, еще раз я позволю себе процитировать эти строчки, потому что они как бы подытоживают первую часть нашего разговора, и мое отношение совершенно к этому выявляет. ╚Вечным окажется то, что казалось мгновенным, кратким окажется то, что, казалось, навек╩.  И поэтому надо с некоторой долей самоиронии относиться к тому, что ты делаешь. А что касается политики, то, ну, ╚Бесы╩, которые мы упомянули во время нашей вынужденной паузы разговора со мной, это ведь там┘

 

БАЧЕНИНА: Друзья, ╚Бесы╩ Достоевского, об этом речь.

 

КАЧАН:  ╚Бесы╩ это да, ну, и бесы, ╚бьются бесы рой за роем╩ Пушкина,  это все равно не политика, это общая тенденция к терроризму, откуда они в человеке возникают, откуда сейчас возникает агрессия среди молодых людей и даже людей среднего возраста. Знаете, мы продали дачу, извиняюсь за отступление такое не лирическое, оттого, что озеро совершенно очаровательное, живописное, очаровательное было загажено местными жителями молодого и среднего возраста. Они везде сейчас оставляют, бросают, уже все привыкли, мешки, всякие объедки, окурки, все на свете валяется там на песке, поэтому там на крохотном песчаном пляже завелись земляные осы.

 

РАДЦИГ:  О, боже мой.

 

КАЧАН:  Там у них и стол, и дом  получается. Но это хуже, вот степень агрессивности, злобности людей. Даже не хочется называть поколением, это популяция людей, которые, например, пьют водку, разбивают специально бутылку и осколки бросают на этот крохотный песчаный пляжик, чтобы следующие, кто пойдут за ними, поранили ноги. Еще более непонятно то, что они завтра придут туда опять сами. Вот природа этой человеческой дряни была исследуема Достоевским в ╚Бесах╩, поэтому актуальна. Это есть и у Шекспира, вот истоки, то, что актуально всегда. Но это назвать политическим театром, то, что сегодня понятно, то, что сегодня в России происходит некое противостояние демократов, ну, если так они себя называют, я не знаю, и реакционных сил. Ну, как написал демократ Герцен в свое время┘ ну, я потом вспомню, скажу.

 

РАДЦИГ:  Владимир Андреевич, у меня такое ощущение, что вас эта тема, в принципе, политическая,  довольно так сильно вас цепляет?

 

КАЧАН: Она цепляет, потому что я работаю в том театре, который из-за этих вещей, из-за этих вещей для меня занимает сейчас третье место после литературы и музыки. А жаль.

 

БАЧЕНИНА:  А раньше занимал первое?

 

КАЧАН:  Иногда занимал первое. Меня очень роднит с Иосифом Райхельгаузом, например, назовем это юмор. Оперетта ╚Чайка╩, или акунинская ╚Чайка╩, или какие-то другие вещи, которые мы оба считаем забавными, смешными и точными, или клубные наши вечера меня очень сильно сближают. Но я категорически не согласен с тем, что политический театр, ну, как, Кирилл, меня может это не волновать, я там все-таки работаю.

 

РАДЦИГ:  Нет, я понимаю, я имею в виду тему  политики, демократии, всего того, что происходит. В принципе, искусство, у меня такое ощущение,  что оно должно немножко отвлекать от всей повседневной жизни, или вы по-другому считаете?

 

КАЧАН:  Я думаю, что искусство, не отвлекать должно, оно должно быть утешительным все-таки. Такой злой и оплеванный философ Ницше сказал: ╚Искусство существует для того, чтобы помешать нам умереть от правды╩.

 

БАЧЕНИНА:  У меня вопрос возник.

 

КАЧАН:  А эта правда, простите, вот достаточно посмотреть какие-нибудь новости, ужас за ужасом, ужас, ужас, ужас, и о погоде.

 

БАЧЕНИНА:  Гороскопы еще бывают. Вы производите  впечатление человека, который рубит с плеча. Но вот после того, как вы рубанули с плеча, вы являетесь человеком действия, или просто хватаетесь за голову, ну, я условно говорю, и говорите: все, я пошел на берег, и буду писать свою книгу, оставьте меня в покое. Ну, я сейчас сочинила так примерно.

 

КАЧАН:  А что я, собственно, сейчас рубил с плеча, объясните мне?

 

БАЧЕНИНА:  Манеру говорить, манера поведения, это мое общее впечатление, не что-то конкретно, а, в общем.

 

КАЧАН:  Жаль, что я  произвожу на вас такое впечатление, потому что я надеюсь, что я человек лояльный,  который способен воспринимать разные совершенно мнения. Вот то, что я не согласен, к примеру, с репертуарной политикой своего театра, это не рубить с плеча. Я могу быть не согласен,  и это мое дело, не нравится, уходи из этого театра, но я же понимаю, что Райхельгауз этот театр основал, он его построил своими руками, он его выстрадал и имеет право в нем делать, что он хочет. Я это хорошо понимаю. И поэтому, какие тут упреки? Я могу быть внутренне не согласным,  если я совсем буду не согласен, надо уйти.

 

РАДЦИГ:  Давайте о кино поговорим.

 

БАЧЕНИНА:  Ну, хорошо, давайте.

 

РАДЦИГ:  Ваше отношение к тому, что сейчас происходит вообще, в принципе, в этой индустрии, что производится, и чего бы вам хотелось и чего не хватает?

 

КАЧАН:  Да, как и всюду. Я не знаток, вообще-то, я не смотрел к стыду своему, не хожу в кинотеатры.

 

РАДЦИГ:  Почему?

 

КАЧАН:  Ну, я могу ответить ╚по кочану╩, конечно, но воздержусь. Не хожу, потому что это не моя форма отдыха. Я могу нарваться на какой-то совершенно мне не нравящийся фильм, и просто убью время, которое лучше┘ я сейчас, кстати, от телевизора тоже стараюсь отвлекаться, заставляю себя выключить его на фиг и читать книги, которых еще очень много не прочитано. Или что-нибудь самому там чего-то предпринимать в этой области. Так что то, что происходит в кино┘ Два года тому назад, я сейчас рубану с плеча, я решил пересчитать количество сериалов, идущих в один день на разных каналах. Их было 26!

 

РАДЦИГ:  Не плохо.

 

КАЧАН: Не плохо. Сейчас их, я думаю, на 20 больше. Их, я не знаю, ну, кто-то их как-то смотрит, известны там опять же люди определенного возраста, они смотрят, наверное, это. Но конвейерное производство этих вот произведений не искусства, конечно.

 

РАДЦИГ:  Ну, это технология уже, никуда не денешься.

 

КАЧАН: И поэтому, как и всюду, все решают деньги. Валера Рожнов снял фильм со мной в центральной роли, который называется ╚Время радости╩, это фильм выходного дня. Абсолютно полнометражный фильм по заказу канала. Нельзя сказать, что мы его снимали, мы его сделали за 14 дней. Фильм выглядит, как художественное произведение. Заказчик, при этом продюсер, считает так, что, ага, за 14, значит, можно, и бюджет крохотный можно еще урезать. А,  давайте, попробуем сделать художественный фильм, ну, даже не назовем его художественный, просто фильм, давайте сделаем его за неделю. Вот такое ощущение, что сейчас это так и делается. Понимаете, я изредка включаю и смотрю, как играют люди, большей частью молодые люди, набранные, ну, им тоже зарабатывать надо, а как же иначе, особенно в этом возрасте, и там выясняется, что достаточно одной органики.

 

РАДЦИГ:  Да.

 

КАЧАН:  Ну, я буду вот так говорить естественно как бы.

 

РАДЦИГ:  Такой, какой я есть.

 

КАЧАН:  Какой я есть, да. А это для искусства, в принципе, совсем недостаточно. И все зависит от темы. От даже не темы, вот, как американцы говорят в Голливуде, что самое главное - это все равно сценарий. Сценарий из рук вон! Когда я снимался еще шесть лет тому назад, по-моему, в роли Бенкендорфа в фильме ╚Бедная Настя╩, там такие приносили сцены, такие сценарии, что мне приходилось их просто переписывать. Вот сейчас вспомнил цитату про демократию: ╚Демократия, - говорил я цитату в разговоре с Калягиным, будучи Бенкендорфом, отстаивая свои позиции, - страшная мощь разрушения. Когда примется она создавать, то она теряется в политических этюдах╩. А ведь никто из сценаристов даже не заметил, что это сказал Герцен, 60 лет спустя. Никто из сценаристов┘ они, в принципе,  невежественны, они вот так делают, это опять с плеча.

 

БАЧЕНИНА:  Забавно.

 

КАЧАН:  Но ничего, зато со мной забавно, правда?

 

БАЧЕНИНА:  Нет, это забавно, не с вами, с Бенкендорфом забавно получается.

 

КАЧАН:  Да, вот получается так. И никто ничего не возродил. Потому что, действительно, теряется в политических этюдах и у нас, закрывая политическую тему, сейчас что-то происходит такое, а у меня возникает какое-то жесткое подозрение в том, что они все ругаются формально, что они там давно друг с другом договорились. А мы, значит, с этой лапшой на ушах все это слушаем, верим в то, что они, действительно, воюют, а это все не так.

 

РАДЦИГ:  Цитируя классика, как это было, Воланд что сказал: чего у вас ни возьмешься, всего нет. Куда ни плюнь, везде плохо. А где хорошо-то, Владимир Андреевич, есть что-то светлое, хорошее?

 

БАЧЕНИНА:  Нет, ну, помимо вашей работы, давай исключим, в окружающей среде?

 

КАЧАН:  Ну, конечно, есть, а как же. Мы сейчас говорили о том, я не знаю,  наверное, темы, которые мы затрагивали, они, мы бы их вообще не касались, если бы вы этот разговор не завели с самого начала. Я же отвечаю на конкретные вопросы, а дальше начинает развиваться наш диалог, триалог начинает развиваться по определенной схеме.

 

БАЧЕНИНА: Согласна.

 

КАЧАН:  Который мы не планировали даже. И поэтому получилось так, что большую часть мы уделили некоему негативу. Но хорошего, а как же, конечно. Но только получается, что? Вот интересно, что, для того, чтобы жить в гармонии, в ладу с самим собой, вы давно, наверное, тоже заметили, что лучше не стоять в пробках, не выходить на улицу, во всяком случае, в Москве. Если бы я жил на своей родине в Риге, я бы давно водил машину, а здесь нет, я не могу. Другое дело, когда люди привыкли и машина для них некий домик, в котором они могут и в пробке стоять, и сулшать и музыку, и аудиокниги. А тот, кто не привык, приходит в ужас от этого. А что касается хорошего, ну, так, вот, смотрите. Вот я приезжаю сейчас в ту же Ригу, выхожу утром на пляж, если хорошая погода, окунаюсь в холодную воду, а потом ложусь на песок и понимаю, что это счастье, когда ты впитываешь в себя утреннее, не жаркое еще солнце. И столько свежести в этом, столько правильности, если так можно неправильно выразиться, что ты испытываешь огромное  удовольствие. Хотя это счастье, это слишком громко сказано. В Библии нет понятия счастья, есть понятие совершенная радость. И вот ты испытываешь совершенную радость при этом. Если, например, меня познакомили с каким-то поэтом новым для меня, я читаю настолько пронзительные и точные стихи, которые про любовь, но про любовь своеобычно, про любовь так, что в этом есть какая-то и свойственная нашей отчизне печаль, но легкий налет печали, но выражено это так классно, что у меня аж горло перехватывает. И это тоже совершенная радость. И получается, что, если ты локализуешь свой мир книгой, музыкой, своими любимыми авторами, ну, организуешь какой-то свой мир.

 

БАЧЕНИНА:  Ну, выстраиваешь границы. Ограничиваешь, но получается снова негатив.

 

КАЧАН:  Друзья, семья, нет, почему как негатив, нет, конечно. И ты  в этом совершенно превосходно себя чувствуешь. И, наверное, ты, ну, как и все люди, ты же сближаешься с теми людьми, которые тебе, по крайней мере, симпатичны. Ну, это не обязательно с ними ругаться, и, пардон, рубить с плеча. Не обязательно это делать, а просто отойти в сторонку. Вот вы спрашивали меня как-то в начале разговора о том, отхожу ли я в сторону. Отхожу, ну, чего, потому что любой спор бессмыслен, я все равно не могу переубедить Иосифа Леонидовича Райхельгауза в том, что политическая современная пьеса это ограничивает театральный кругозор его. Об этом думаю не только я в этом театре. Но он имеет право на свое мнение, потому что он этот театр, повторяю, построил. И я, поэтому отхожу в сторону, и опираюсь только на те вещи, которые нас с ним объединяют или сближают, и мне этого достаточно.

 

БАЧЕНИНА:  И при этом должно быть вам интересно еще?

 

КАЧАН:  Ну, конечно. Так что пьеса Быкова, про которую мы говорили, в ней мои эпизоды в роли идеолога, они были интересны, и я с удовольствием на это пошел. А еще, Кирилл, вы спрашивали про то, что какая-то судьба или долгосрочность этого спектакля, предсказать я не могу, я не знаю, просто не знаю. Может быть, он, ну, не потому что он перестанет быть актуальным, а потому что он вообще будет не интересен после выборов, допустим.

 

РАДЦИГ:  Ну, понятно, но время покажет все равно.

 

КАЧАН:  Время покажет.

 

РАДЦИГ:  То, что кажется сейчас вечным для Райхельгауза, станет мгновенным.

 

БАЧЕНИНА:  Это просто вектор нашего сегодняшнего разговора - время покажет.

 

РАДЦИГ:  Спасибо вам огромное. У нас в гостях был Владимир Андреевич Качан. Спасибо, что пришли в воскресенье, так рано.

 

КАЧАН:  Ну, так и хочется ответить: не за что. Но, тем не менее,  спасибо, что пригласили. Еще раз приглашаю 22 октября в ╚Гнездо глухаря╩ на премьеру моей новой книжки. С вами мне было, тем не менее, приятно дискутировать или просто болтать и, повторяю, рубить с плеча. И поэтому до свидания, я с вами прощаюсь с легким чувством, и это тоже мой внутренний мир, кстати.

 

БАЧЕНИНА:  Замечательно. Спасибо вам большое.