Доживем до понедельника Ирина Рахманова

КАРЛОВ: Сегодня в гостях у нас актриса театра и кино Ирина Рахманова. Здравствуйте, Ирина Анатольевна.

РАХМАНОВА: Здравствуйте. А как вас по отчеству?

КОКОРЕКИНА: Карл Карлович.

РАХМАНОВА: Здравствуйте, Карл Карлович.

КОКОРЕКИНА: Он еще и Карлов при этом.

КАРЛОВ: Я это специально один раз говорю, чтобы люди понимали, что здесь серьезный человек сидит, с одной стороны. А с другой, дальше уже будем: Ирина, Ирина. Можно даже на "ты".

РАХМАНОВА: Лучше "Ира" даже. Не люблю "Ирина".

КОКОРЕКИНА: Вы знаете, он же потом панибратски и Ирусей в конце эфира начнет называть.

КАРЛОВ: Нет, нет.

РАХМАНОВА: Меня всю жизнь называли Ирой, на Ирину я как-то даже не откликаюсь особо.

КОКОРЕКИНА: Во! Смотри, Саш. Задашь вопрос, а Ирина не откликнется. А? Что? Кто?

КАРЛОВ: Ира, скажите, пожалуйста, что это за городок такой военный был, где произошло становление детское и юношеское? Я просто на карте искал городки, которые вымирают, как вы сказали, с 7 утра. И в одном из интервью вы говорили, что там просто весь город вымирает, и все выезжают на электричку. Это где такое?

РАХМАНОВА: Это совсем близко, это Подмосковье, город Юбилейный. А в моем детстве это был поселок Болшево, это соседний город-побратим с Королевым.

КОКОРЕКИНА: А Юбилейным он по какому случаю стал? Какой юбилей отмечал?

РАХМАНОВА: Загадка. У нас город-загадка вообще. У нас все очень странно. У нас были городки раньше, а не улицы. У нас был Первый, Второй, Третий городок. Был поселок Болшево, и в нем были…

КОКОРЕКИНА: Поселок Болшево, а улицы назывались городками при этом?

РАХМАНОВА: Даже не улицы. Он был разделен на микрорайоны, и у него микрорайоны назывались "городки". Потом в какой-то момент решили сделать улицы, и чтобы мы выросли до города, сделали город. И с тех пор мы - город-загадка, потому что у нас и указатели все время такие таинственные. То идет Болшево, потом на Юбилейный, потом на Королев поворот. И никто не знает, куда, чего.

КАРЛОВ: Шпионов запутать.

РАХМАНОВА: Старожилы сказывают, что таксисты до сих пор путаются на улицах. Потому что одно время, когда я еще жила с родителями, а уже ездила на работу, мне все время говорили: "Да мы найдем!", я говорила: "Поверьте мне - нет!" Наберете, и мы будем с вами ехать по…- Говорит: "Да я спрошу". - Я говорю: "Ага! Спросите".

КОКОРЕКИНА: К утру, когда устанете спрашивать, позвоните мне.

КАРЛОВ: Вообще, на самом деле, мне очень нравятся наш секретчики. Мы строим здания из стекла и бетона, вешаем МПЗ № 286/17/28, чтобы никто не догадался, и голубые ели по фасаду. Понимаете? У нас любой объект по голубым…

КОКОРЕКИНА: А ты по голубым елям сразу определяешь секретность объекта?

КАРЛОВ: Конечно. Я столько секретных объектов знал по голубым елям. Вы что! Конечно. Голубые ели были в поселке?

РАХМАНОВА: Не помню. Нет, по-моему.

КАРЛОВ: Значит, по-настоящему засекретили.

КОКОРЕКИНА: А чего там секретного-то было вообще? Ну, можно я узнаю? Ну, хотя бы приблизительно.

РАХМАНОВА: Ничего там особого секретного нет. Это ракетные войска.

КАРЛОВ: Стратегического назначения.

КОКОРЕКИНА: РВСН.

РАХМАНОВА: Ну, не знаю. Честно? Я до сих пор толком не знаю, чем они там занимались. Закрытая воинская часть, родители ничего не рассказывают до сих пор.

КОКОРЕКИНА: До сих пор!

РАХМАНОВА: Да.

КОКОРЕКИНА: А вообще молчуны такие, да?

РАХМАНОВА: Нет.

КАРЛОВ: Все остальное рассказывали…

РАХМАНОВА: Все остальное рассказывали, а там как-то так.

КАРЛОВ: Что это такое - детство в военном городке? Как оно происходит?

РАХМАНОВА: Но это все-таки не настоящий такой прям военный-военный городок, знаете, где там сигнал…. Я вот знаю, бабушка с дедушкой жили, там у них даже сигнал "подъем" и "отбой" был в городе.

КОКОРЕКИНА: Это что, город жил по этим сигналам?

РАХМАНОВА: Город не особо жил, но…

КОКОРЕКИНА: А если ты не лег спать после сигнала, что с тобой…

РАХМАНОВА: Да нет, все нормально. Там люди ходили по улицам, в моем, по крайней мере, детстве. Но просто там был сигнал тревоги, запускали. А у нас такого не было. Просто было очень много военных, и все всю жизнь друг про друга как бы, в принципе, все знали. То есть мое детство пришлось на такой большой, долгий период перестройки, на все 90-е. У нас, например, была стандартная ситуация, когда в школе учительница говорит: "Дети, надо сдать деньги на…"

КАРЛОВ: На елку.

РАХМАНОВА: На елку, да. И все так мрачно опускают голову. Она говорит: "Да, дети. Я знаю, у моего мужа тоже еще не заплатили зарплату". И все так: а, ну…

КАРЛОВ: Но деньги все равно надо сдать.

РАХМАНОВА: Деньги все равно надо сдать.

КОКОРЕКИНА: А это была мзда учительнице? Она таким образом готовила новогодний стол посредством сбора денег?

РАХМАНОВА: Нет, я просто теоретический пример такой какой-то, на что-то же надо было сдавать деньги. На какие-нибудь экскурсии, например. Но как-то вяло шли сборы в перестройку.

КАРЛОВ: Ира, а вы прям в этом городке родились, да? Или туда уже приехали?

РАХМАНОВА: Нет, нет, я там уже, по крайней мере, у меня в паспорте написано, что я там родилась.

КОКОРЕКИНА: Коренной житель.

КАРЛОВ: Детский садик военный, да?

РАХМАНОВА: Ну, да. Но это все такое относительно военное. Не романтизируйте.

КОКОРЕКИНА: Нет, мы не романтизируем. Но все-таки какой-то элемент милитаризма в детстве это интересно. Потому что, ну, не знаю, у меня, например, по-другому это было. У меня наверняка садик был не лучше совершенно, может, даже в чем-то хуже, потому что это была пятидневка. Вот.

КАРЛОВ: Вот так вот радиоведущих воспитывают. И теле-, кстати, тоже.

КОКОРЕКИНА: Мучают их с детства.

РАХМАНОВА: Ужас, ужас!

КОКОРЕКИНА: Да нет, ничего ужасного, а самом деле в этом! Это называется "в школу завтра не пойду". Потому что всего две всего воспитательницы, которые, конечно, с такой оравой детей справиться никак не могли, поэтому они, конечно, в общих чертах за нами следили. А дальше мы были просто отданы сами себе и просто жили, как маугли, но на огороженной территории.

РАХМАНОВА: Но так, как бы, в принципе, весело. Это всегда весело в детстве, а потом как-то всегда грустно.

КОКОРЕКИНА: К счастью, меня выпустили из детского и сказали: все!

РАХМАНОВА: Выпустили досрочно?

КОКОРЕКИНА: Все! Дальше ходи уже в школу.

РАХМАНОВА: Досрочное освобождение из детского сада.

КАРЛОВ: Самое яркое воспоминание детсадовское какое?

РАХМАНОВА: Страшное дело было.

КАРЛОВ: Но артисткой-то была уже, наверное, в старшей группе?

РАХМАНОВА: Нет. Не такой человек! Я же случайно в профессии. Самое сильное впечатление из детского сада это как мы (надеюсь, мои родители сейчас не слушают)…

КАРЛОВ: А мы сейчас микрофон закроем.

РАХМАНОВА: Просто у детей есть большое прекрасное свойство. Они чего-то стесняются, чего-то не рассказывают родителям. А иногда не рассказывают то, что можно было бы смело рассказать. Вот мы в детском саду, как-то воспитательница отвлеклась, и пошли мы в путешествие с ребятами. Пошли в путешествие на другой конец детского сада. Там была большая-большая куча и листьев. А дело было весной, и там были старые осенние листья сгреблены в кучу. И мусор какой-то попадался. В общем, мы сходили, захватывающее было мероприятие. Все было так весело. И Женька, как сейчас помню, Женька Чурсин, отличный парень, веселый и находчивый, нашел баллончик, чтобы красить деревья, вот побелку делали раньше.

КОКОРЕКИНА: Да, да, снизу. Чтобы червячки не ели.

РАХМАНОВА: Да. Было нам лет по пять. И, конечно, вещь была захватывающая. У нас баллончики-то вообще попадались, как большой сюрприз. Нашел, короче, он баллончик, вернулись мы благополучно назад в группу, никто и не заметил отсутствия нескольких человек.

КОКОРЕКИНА: Так чего, побелил тебя?

РАХМАНОВА: Нет, нет, я уже отвлеклась, к счастью, к тому моменту. А парень был любознательный, и он взял камушек и стал пытаться вскрыть этот баллон. Мы уже так постепенно потеряли интерес, все разошлись. И я прям помню до сих пор, как я стою и собираю какие-то маленькие… Почему-то мне до сих пор кажется, что это каштанчики. Какие это могут быть каштанчики, я не представляю. Но какие-то маленькие штучки, что-то падало уже с дерева. Желуди, бог его знает!

КАРЛОВ: Желуди, наверное.

РАХМАНОВА: И я прям помню, как в фильме ужаса, как у меня вот так раскрывались ладони, и они падали на землю эти штуки, потому что я вдруг слышу страшный вопль, поворачиваюсь и вижу, как он… Он добил камушком этот баллончик и его залило…

КОКОРЕКИНА: Он взорвался?

РАХМАНОВА: Да, он взорвался, его залило белой краской. Он страшно закричал, испугался. С ним все было хорошо потом. Но он бегал с белым лицом по площадке, а мы, маленькие дети: а! Я не помню, как я покинула территорию, но нашли меня на другой стороне детского сада. Там была другая группа. Там было разделено вот так вот. И я пряталась в деревянном домике и отказывалась оттуда выходить.

КОКОРЕКИНА: И в руках у меня был ананас. И я не знаю, как он мне попал в руки.

РАХМАНОВА: В принципе, да, я думаю, что у меня в руках было все, чем я могла обороняться. Я отказывалась оттуда выходить, говорила, что только с родителями. До свидания. И глаза бы мои вас всех не видели.

КОКОРЕКИНА: И Женю Чурсина ко мне не подводите.

РАХМАНОВА: Женя Чурсин - хороший парень. Я его до их пор вспоминаю с хорошими воспоминаниями. Он отличный, веселый.

КАРЛОВ: В "Одноклассниках" нашли его уже, нет?

РАХМАНОВА: Я не сижу в "Одноклассниках".

КАРЛОВ: В Контактах?

КОКОРЕКИНА: В какой-нибудь социальной сети?

КАРЛОВ: В мордакнижке?

РАХМАНОВА: В мордакнижке сижу. Но я как бы не ищу старых каких-то знакомых.

КАРЛОВ: А почему?

РАХМАНОВА: Я не вижу смысла. А чего мне искать старых знакомых, если мы не общаемся.

КОКОРЕКИНА: А про историю с баллончиком поговорить.

РАХМАНОВА: Про историю с баллончиком поговорить! Но мы же с тех пор-то и не виделись сколько лет!

КОКОРЕКИНА: Тем более!

РАХМАНОВА: Я общаюсь только с теми людьми, с кем поддерживаю отношения и как бы ограничиваю очень сильно список.

КАРЛОВ: Да задолбали просто!

КОКОРЕКИНА: Ира, а вот мне интересно, в таком замечательном поселке, где были районы-городки, каким образом вообще сложилось желание творчески самовыражаться и даже пойти по актерской стезе? Там, не знаю, дом культуры или дворец пионеров, дом пионеров? Ну, что-то такое…

РАХМАНОВА: Был у нас Дом офицеров. Я бы попросила!

КОКОРЕКИНА: О, понятно! Это вообще круче всех прочих дворцов, включая дворец бракосочетания.

РАХМАНОВА: ГДО - это отличное заведение.

КАРЛОВ: Там буфет, наверное, роскошный совершенно.

РАХМАНОВА: Да не было еды тогда. Перестройка! Карл Карлович, что вы!

КАРЛОВ: Ну, как? И офицеров не кормили, что ли?

РАХМАНОВА: Не знаю, паек давали. Вот помню, что папе в пайке давали кильку в томатном соусе.

КАРЛОВ: Чудесная вещь!

РАХМАНОВА: С тех пор я не ем кильку в томатном соусе и тушенку.

КОКОРЕКИНА: Очень много ее было, да?

РАХМАНОВА: А больше ничего не было. Была килька в томатном соусе и тушенка. Замечательная вещь!

КОКОРЕКИНА: А тушенку, Ира, уважаешь?

РАХМАНОВА: Был у нас ГДО, был у нас дом офицеров, я была слишком активной девочкой, меня надо было занимать чем-нибудь, чтобы я себя не повредила и окружающих. Вот. И поэтому родители меня старились все время куда-нибудь отдавать.

КОКОРЕКИНА: Чем-то занимать руки ребенка.

РАХМАНОВА: И я ходила, у меня был народный ансамбль, я пела. И на гимнастику, и на балет даже успела походить. В бассейн ходила, на каратэ походила чуть-чуть.

КАРЛОВ: А что помешало продолжить занятия спортом, боевыми искусствами?

РАХМАНОВА: На изостудию ходила.

РАХМАНОВА: Боевые искусства - самая короткая полоса страница в моей биографии, потому что через два месяца я получила травму и закончила с боевыми искусствами. Я хотела на лошадке кататься.

КОКОРЕКИНА: Наездницей?

РАХМАНОВА: Да! Я принесла родителям, добрая девочка, объявление говорю: "Смотрите, как удобно! Конная школа набирает набор. Как раз с 10 лет. Смотрите, как здорово все совпало! И мне 10. И они с 10-ти набирают! Странное совпадение. И как бы не так уж и далеко. Я смогу ходить пешком".

КОКОРЕКИНА: А потом на лошадке.

РАХМАНОВА: Да. И дальше на лошадке. Родители очень боялись, отдали меня на каратэ.

КОКОРЕКИНА: То есть они считали, что каратэ это нетравмирующий совершенно вид спорта.

РАХМАНОВА: Они думали, что это заодно защищит.

КОКОРЕКИНА: Ира, ты же девочка, иди, займись каратэ.

РАХМАНОВА: Нет, я прекрасно понимаю логику родителей. Как бы лошадь, животное, от которого ты зависишь, как им казалось. А каратэ - вроде ты тут сам за себя. И им казалось, что я тут уже свой головой должна думать. И мы договорились, что я вроде как годик похожу на каратэ. Если вдруг так уж не пошло, на следующий год все-таки пойду в конную школу. Но вот не сложилось. А как-то в театральный не ходила никуда. В театральный я случайно попала.

КАРЛОВ: Мы знаем эту историю. Это помогала осветителю в ТЮЗе, да?

РАХМАНОВА: Что значит - осветителю? Это был мой брат Борис. Он попросил.

КАРЛОВ: Брат Борис. Но он не был осветителем.

РАХМАНОВА: Он был осветителем.

КАРЛОВ: Так в чем оскорбление-то?

РАХМАНОВА: Но это не было "просто осветитель", "вы помогали осветителю". Я помогала брату.

КАРЛОВ: А, это другое дело. А как брат-то попал в ТЮЗ?

РАХМАНОВА: А брат попал в ТЮЗ? По-моему, первый Макс вообще пришел. У нас есть близкий наш друг с Борей, точнее, это Борин друг. Но так как Боря меня старше на пять лет, то, когда я родилась, Боря уже дружил с Максимом. И, в принципе, я родилась, и в моей жизни уже сразу был Максим.

КОКОРЕКИНА: Как данность.

РАХМАНОВА: Да, как данность. То есть он всегда присутствовал. Как Боря один раз даже сказал в каком-то споре на моё: "А почему ты веришь Максиму больше, чем мне?", он говорит: "Потому что я его знаю дольше, чем тебя". - И я: "А ! А! Какой ужас! Как ты мог?" Вот. По-моему, Максим пришел или Егоров первый пришел туда? Загадка. Кто-то из ребят пришел туда первый, потом за ним потянулись остальные. А за ними пришла я. И тут уже Ира, куда же меня девать-то? Господи!

КОКОРЕКИНА: Ира, а ты как осветителю помогала? Брату. Как помогала брату. И Максу. И Диме.

КАРЛОВ: Дима? Кто такой Дима?

РАХМАНОВА: Дима Егоров. Еще один наш друг детства. Хороший человек.

КОКОРЕКИНА: Ира всем помогала.

КАРЛОВ: И все из одного городка, да?

РАХМАНОВА: Ну, да, да. Ну, это одноклассники Бориса.

КАРЛОВ: Творческая элита военного городка.

РАХМАНОВА: Да. Максим так работает.

КОКОРЕКИНА: Ира, ну, так чем же помогала?

РАХМАНОВА: Чем помогала? Я мотала провода. Я умею вот так вот через локоть. И потом что? Я пару спектаклей даже вела из ложи на "пушке". "Пушка" - осветительный прибор. Один раз даже вела из рубки.

КАРЛОВ: У меня был пульт, у меня была книжка, инструкция, где чего, на кого когда, переход…

КОКОРЕКИНА: То есть, если ты запаздывала, актеры просто замирали, понимая, что…

РАХМАНОВА: Я не запаздывала. Я - профессионал своего дела.

КАРЛОВ: Понятно? Вот так!

РАХМАНОВА: Вот так вот! Вот так и помогала.

КАРЛОВ: А кто еще из этого военного городка удивительного, жутко и страшно секретного, выбился…

РАХМАНОВА: Он не жутко страшно секретный. Что вы наговариваете-то все!

КАРЛОВ: Не жутко не страшно не секретного…Ваш открытый город. Кто еще вышел в творческую элиту страны? Кроме Максима, Бориса, Димы и Иры?

РАХМАНОВА: Артур Смолянинов, в принципе, из соседнего города, насколько я помню. Артур. Он где-то по-соседству прям жил. Но это мы узнали потом уже, когда встретились по работе.

КАРЛОВ: Ну, а так, в принципе, детишки из этого городка кем стали? Вот так, если перечислить?

РАХМАНОВА: Я не знаю.

КОКОРЕКИНА: В часть ушли?

РАХМАНОВА: Нет. А сейчас уже воинская часть она так непонятно вообще, функционирует или нет. Перестройка же.

КОКОРЕКИНА: Ушла секретность?

РАХМАНОВА: Не знаю. Но, по крайней мере, туда до сих пор не пускают, хотя дом там на той территории строил кто-то. Не знаю.

КОКОРЕКИНА: Дом?

РАХМАНОВА: Там построили, но его так и не достроили. Строили-строили дом и не достроили.

КОКОРЕКИНА: Типа жилого?

РАХМАНОВА: Ну, да, типа того.

КОКОРЕКИНА: И никого туда не заселили?

РАХМАНОВА: Нет.

КОКОРЕКИНА: Ну, потому что секретный.

КАРЛОВ: А родители где живут сейчас?

РАХМАНОВА: Там же.

КАРЛОВ: И как там сейчас со снабжением, со всеми делами?

РАХМАНОВА: А чего там со снабжением? Как в Москве. Это уже Бирюлево дальше, чем наш город от центра Москвы.

КАРЛОВ: То есть получается, что жить стало лучше?

РАХМАНОВА: Ты сейчас это к чему?

КАРЛОВ: А просто так.

РАХМАНОВА: Смотря с чем сравнивать.

КАРЛОВ: Понятно. Все ясно.

КОКОРЕКИНА: Ира, я чувствую какой-то скепсис к малой родине?

РАХМАНОВА: Почему? Нет, нет. Она не малая, она просто родина.

КАРЛОВ: А что за дом там был? Панельный, пятиэтажный, девятиэтажка?

РАХМАНОВА: Изначально мы жили в девятиэтажном кирпичном доме, он очень длинный. Он прям был на весь городок. Я даже не знаю, сколько подъездов. Он прям шел вот такой загогулиной гигантской. Полдороги в школу занимал.

КОКОРЕКИНА: А оставшиеся полдороги занимал другой такой же дом.

РАХМАНОВА: Да, да. А там, правда, они были такие длинные настроены дома. А потом переехали в другой дом, он уже был панельный. Но я больше люблю кирпичный.

КАРЛОВ: Подождите. А что там за передислокация внутри поселка? В связи с чем?

РАХМАНОВА: В связи с тем, что нас четверо, а квартира была двухкомнатная. А потом, когда мы стали…

КОКОРЕКИНА: И дети разнополые.

РАХМАНОВА: Дети разнополые, да. Но это уже мы были взрослые, когда переехали.

КАРЛОВ: Ира Рахманова не просто так здесь руками крутила.

КОКОРЕКИНА: Это не восточный танец.

РАХМАНОВА: Это не восточный танец, это был танец утренней поземки сегодняшней. В «Юбилейном» в Москве.

КАРЛОВ: На самом деле, они с Ритой Жаровой обсуждали разницу между своими городами. Вообще тут пишут: судя по рассказам, можно сделать вывод, что Ира родилась в Реутово.

РАХМАНОВА: Ну, не знаю, все очень похожи города-то.

КАРЛОВ: А в Бутово не хотите?

РАХМАНОВА: Почему нет, никакой разницы нет между…

КОКОРЕКИНА: А вот Александр из Костромы в пенсионном возрасте вообще обличает Ирину, страшно сказать, во лжи. Говорит: ваша собеседница врет про паек, даже тогда о нас беспокоились.

РАХМАНОВА: Нет, безусловно, беспокоились.

КАРЛОВ: О вас просто беспокоились.

КОКОРЕКИНА: Килька в томате, разве это не беспокойство?

РАХМАНОВА: Во-первых, это мое детское ощущение, конечно, это детская травма, вот эта килька в томате, тушенка, но, в принципе, я понимаю, какой это был подарок и счастье для родителей, которым как бы еду было невозможно достать.

КАРЛОВ: Бросьте, вы берете гречку, если есть, отвариваете, туда тушеночку, и вот это все размешиваете.

КОКОРЕКИНА: И так каждый день, каждый день.

РАХМАНОВА: С утра до ночи.

КАРЛОВ: Ты знаешь, это лучше, чем «доширак» каждый день, в любом случае.

КОКОРЕКИНА: А яичный порошок каждый день?

РАХМАНОВА: Не напоминайте мне.

КАРЛОВ: Умею я расположить актрис к себе.

КОКОРЕКИНА: Да, ну, и вообще женщин, в целом, Саш.

КАРЛОВ: Что, ты не знаешь, что такое комбижир?

КОКОРЕКИНА: Это что-то ужасное, мне кажется.

РАХМАНОВА: Это что-то отвратительное.

КАРЛОВ: Это то, что в армии в столовой…

РАХМАНОВА: Поэтому я совсем не вру, передайте нашему слушателю из Костромы, потому что голодно было. Если кто-то скажет, что было не голодно в перестройку, бросьте в меня камень.

КАРЛОВ: Нет камней, да и нечего бросать, потому что, действительно, пустые полки магазинов.

КОКОРЕКИНА: Не провоцируйте костромичей.

РАХМАНОВА: Это костромичи сейчас меня провоцируют на секундочку.

КАРЛОВ: Ну, тихо мне здесь. Давайте, мы перешли уже в следующий класс, мы перешли в школу. Значит, школа находилась от дома на расстоянии в сколько метров?

КОКОРЕКИНА: Двух домов.

РАХМАНОВА: Не так далеко, там что-то идти было минут 15, ну, которые сокращались с годами, скорость увеличивалась.

КОКОРЕКИНА: Ну, и потом какие-то хитрые лазы обнаруживались, нет?

РАХМАНОВА: Там был прямой ход, по прямой надо перейти одну дорогу. Вдоль дома, дома, дома, перешли в арочку дорогу, прямо, прямо, наискосочек, школа.

КАРЛОВ: А номер?

РАХМАНОВА: Третья. Она стояла, у меня школа была просто, вот школа, а вот мой детский сад, поэтому разница не велика.

КОКОРЕКИНА: То есть, тут поворачивай налево, а тут поворачивай направо.

РАХМАНОВА: Ну, да, в принципе, в детский сад это было так, Боря грустный идет и я грустная иду. Мама сбрасывает Борю, сбрасывает меня, и дальше в таком же порядке она…

КОКОРЕКИНА: И вприпрыжку бежит на свой секретный объект.

КАРЛОВ: Первый пошел, второй пошел.

РАХМАНОВА: Да, и забирает нас в том же порядке.

КАРЛОВ: Чем третья школа отличалась от двух первых?

РАХМАНОВА: Не знаю, я там не училась.

КОКОРЕКИНА: Ну, по крайней мере, тем, что она существовала, а, может быть, первой, второй и не было?

РАХМАНОВА: Нет, была, была, но они были где-то, я помню пятую…

КОКОРЕКИНА: В Королеве.

РАХМАНОВА: Нет, нет, в Королеве свои школы были, у них там своего добра хватало. Нет, они там просто как-то раскиданы были, а по какому принципу, никто не знает. Они даже к городкам, по-моему, не имели.

КАРЛОВ: Классную руководительницу как звали?

РАХМАНОВА: Какую из? Их много было.

КОКОРЕКИНА: Первую, учительницу первую мою.

РАХМАНОВА: Светлана Геннадьевна.

КАРЛОВ: А вторую?

РАХМАНОВА: Не помню.

КАРЛОВ: А третью?

РАХМАНОВА: Это уже не важно, Светлану Геннадьевну помню, хорошая была, добрая, у нее коса была длинная-длинная, она была только-только из педучилища. Хорошая, добрая, очень любила нас и даже…

КОКОРЕКИНА: И жалела, да?

РАХМАНОВА: Даже не била.

КАРЛОВ: Даже не била? А остальные били все, что ли?

РАХМАНОВА: Ну, попадались разные. Правда, она была очень хорошая, она, я помню, была из таких первых, и их там потом было очень немного, те учителя, которые оставили у меня хорошие воспоминания, потом ассоциировались уже с педагогами и института. Это, знаете, когда есть учитель, которого тебе неловко расстраивать. То есть, мы все равно все делали, все равно мы ее расстраивали.

КОКОРЕКИНА: Но было стыдновато.

РАХМАНОВА: Но когда она расстраивалась, я даже помню как-то один раз плакала, что-то мы сделали слишком веселое, и прямо я помню, что было очень стыдно.

КАРЛОВ: Какой самый страшный поступок совершила в детстве своем розовом?

РАХМАНОВА: Не помню, не знаю, я же много, чего делала.

КАРЛОВ: Ну, например?

КОКОРЕКИНА: Прикинулась гугнявой.

РАХМАНОВА: Не помню. Ну, правда, как-то взять так с ходу и вспомнить.

КАРЛОВ: Ну, в школе нашалила, как. Ну, ты же вспомнила, как в детском саду ты пошла на другой конец детского сада?

РАХМАНОВА: Разве это шалость? Это недосмотр.

КОКОРЕКИНА: Это Чурсин, понимаешь, всех напугал.

РАХМАНОВА: Нет, во-первых, не трогайте Женю, Женя хороший человек.

КАРЛОВ: А мы разве говорим обратное?

РАХМАНОВА: Что в школе, помню, дискутировала я активно в школе.

КАРЛОВ: С кем?

КОКОРЕКИНА: Со всеми, видимо.

РАХМАНОВА: С учителями. Мне ставили в пример, всегда говорили: вот Боря, какой хороший мальчик. Если даже сам не занимается, то никому не мешает.

КОКОРЕКИНА: Слушай, действительно, это великое достоинство очень.

РАХМАНОВА: А ты, Рахманова, бери пример с брата.

КОКОРЕКИНА: Мало того, что занимаешься, так еще постоянно споришь.

РАХМАНОВА: Нет, ну, да, я по-разному, просто я училась так, у меня то все очень хорошо, то все очень плохо. А вот к этой золотой середине я пришла только последние два класса.

КАРЛОВ: К тройке что ли?

РАХМАНОВА: Нет, к четверке, тройке. К золотой середине, ну, в том смысле, что и родители…

КАРЛОВ: Окончила школу с золотой серединой.

РАХМАНОВА: Да. И родителям не сильно мучительно, конечно, им хотелось бы, чтобы это были пятерки, но при этом я не сильно…

КАРЛОВ: Ну, самая смешная запись красной ручкой в твоем дневнике? Сейчас уже выглядящая смешной.

РАХМАНОВА: Я так тщательно… слушайте, у меня же старший брат.

КОКОРЕКИНА: Подделками он занимался?

РАХМАНОВА: Нет, зачем, он меня обучал всему, в том числе, что дневники хранить не надо, они должны уничтожаться и все злое уходит с нами с этим дневником. Поэтому, соответственно, дневники особо никто не изучал. Ну, была смешная запись, по-моему, в классе пятом каком-то, что у меня был вообще пустой дневник. То есть, я прямо не утрудилась совсем, у меня была какая-то…

КОКОРЕКИНА: Расписание даже не занесла.

РАХМАНОВА: Да, первую неделю было написано расписание, вот когда обязали, и просто периодически попадалась надпись: каникулы. И все, и там где-то под новый год: заведи дневник, возьми новый дневник и испиши его весь, ты будешь заполнять его… Ну, такое уже полное отчаяние надпись, я чего-то пописала, и забросила.

КАРЛОВ: А кто подписывал дома дневник мама или папа?

РАХМАНОВА: Я не помню, правда, честно, я как-то вообще со школой не очень хорошо все помню.

КАРЛОВ: Ну, хорошо, а за что нагоняй самый страшный от родителей получила?

КОКОРЕКИНА: И в чем содержался этот нагоняй?

КАРЛОВ: Воспитательная беседа, стояние в углу на коленях на горохе.

КОКОРЕКИНА: По попе надавали.

КАРЛОВ: Папин офицерский ремень.

РАХМАНОВА: Меня не били, в принципе.

КОКОРЕКИНА: В принципе, это как?

РАХМАНОВА: Ну, не били.

КАРЛОВ: Для того, чтобы бить, выводили в принцип, да? Хорошо.

РАХМАНОВА: Нет, ну, как-то, вы поймите. На самом деле, это может быть и я как-то по-другому все воспринимаю, но, правда, это было слишком тяжелое время, и понятно, что родители расстраивались, были очень недовольны, видимо, и ругали меня сильно за то, что я плохо училась, но было слишком тяжелое время, и всем было не до того. Родители были заняты тем, что пытались достать еду, чтобы прокормить детей. И это как бы банально ни звучало, так оно и было. Ну, потому что это 90-е годы, все полки пустые, надо было во что-то одевать и чем-то кормить. Не было одежды, ни еды.

КАРЛОВ: Нет, кому ты рассказываешь, я в 1989 женился, в 1996 у меня сын появился. Ну, мы все оттуда, но все равно жизнь-то как-то шла.

КОКОРЕКИНА: А я в 1990 школу закончила.

КАРЛОВ: Маленькая какая.

РАХМАНОВА: И тоже, и вот в институте было грустно.

КОКОРЕКИНА: Ну, да, я, между прочим, очень гордилась, у меня был продуктовый не набор, а как это, заказ.

РАХМАНОВА: Знаю, знаю, вот отличная, вам понравится история.

КАРЛОВ: Откуда ты знаешь?

РАХМАНОВА: Я уверена. Отправили меня за хлебом. А хлеб ведь тоже тогда надо было добывать. И, в принципе, очереди были гигантские все, привозили, увозили, и что-то меня просто переклинило, что-то у меня в голове книжки лишние были. И у меня так: все, война. Если я вернусь домой без хлеба, все. И меня просто заклинило. Мне так понравилась эта мысль, ну, знаете, когда бывает, надо же себя почувствовать героем немножко. И я вдруг просто практически, как закалялась сталь…

КАРЛОВ: Сколько лет было?

РАХМАНОВА: Мне было лет девять, мне кажется, где-то так. В шесть лет меня, помню, первый раз отпустили, правда, Боря за мой следил, за хлебом. Я очень просилась, пожалуйста, можно я схожу, в шесть или в семь лет меня одну отпустили, но Боря шел за мной, прятался, я потом его увидела и очень ужасно была недовольна. А это было мне, наверное, лет девять и я пошла за хлебом. Я пошла за хлебом, это было где-то часа, наверное, три дня, а вернулась домой часов, в принципе, в полдесятого, в десять. И меня уже просто искали с сигнальными ракетами в ужасе абсолютном. А я искренне настолько уже поверила, я только что не плакала и волочила ноги практически. Мне казалось, что я умираю с голода, и моя семья там и я, Ленинград блокадный у меня был свой в голове. Я пошла в один хлебный, там не было, и сказали, что я узнавала, стала спрашивать, взрослые же стоят, где будет, мне сказали тот хлебный, где будет хлеб в этот день, и я пошла в другой. А там гигантская очередь, реально гигантская очередь, и я там простояла часов четыре или пять, простояла, купила этот хлеб, гордо несла его домой, горбушку обгрызла, потому что я есть уже хотела чудовищно. Потому что, мало того, что времени много ушло, еще накачала себя будь здоров. Представляете, ходить весь день и думать, стоять в очереди 9-летнему ребенку, которому так хочется заниматься чем угодно, стоишь в очереди и думаешь о том: голод, голод. Я получила хлеб. Вот мне тогда влетело дома страшно просто, мне попало, потому что родители испугались, меня долго не было.

КОКОРЕКИНА: Слушайте, сами отправили за хлебом и сами после этого испугались.

РАХМАНОВА: Ну, как, но они же не думали, что я буду столько часов, они думали, ну, час, два, надо было вернуться домой и сказать: проблема, я все узнала, там есть, надо было…

КАРЛОВ: Тогда мобильников же не было.

РАХМАНОВА: Мобильников не было.

КОКОРЕКИНА: Тебя бы и отправили туда же опять же в эту очередь.

РАХМАНОВА: Ну, надо было проинформировать. Ну, как, вы бы тоже испугались, если бы ребенок пошел на несколько часов.

КАРЛОВ: Значит, вот, наказывали, в основном, за отсутствие информации.

РАХМАНОВА: Да. И я это очень хорошо усвоила, кстати, у меня, в принципе, никогда больше не было проблем.

КАРЛОВ: А кто жестче в семье, мама или папа?

РАХМАНОВА: Папа.

КОКОРЕКИНА: Прямо он такой глава-глава в патриархальном смысле, да?

РАХМАНОВА: Ну, мама-мама, папа-папа.

КАРЛОВ: Ну, объясняет это многое, конечно.

РАХМАНОВА: Нет, ну, на самом деле, мне кажется, что они равноценно оказывали какое-то такое сильное влияние. Ну, если жестче, то папа.

КОКОРЕКИНА: Ну, а по головке кто чаще гладил?

РАХМАНОВА: Мама. Ну, сейчас оба, сейчас они: доченька.

КОКОРЕКИНА: Это понятно.

КАРЛОВ: А Борьке доставалось?

РАХМАНОВА: Да.

КАРЛОВ: Ну, у него свои были проказы?

РАХМАНОВА: Да. Боря прекрасный, Боря мой чудесный, настоящий…

КАРЛОВ: Друг.

РАХМАНОВА: Он настоящий друг, настоящий брат. И потом он, Боря очень добрый, он такой, он мечтатель, он философ. Про Борю есть чудная история. Вот эту музыку мы с братом очень любили «Следствие ведут Колобки».

КАРЛОВ: Почему?

РАХМАНОВА: Нам ужасно нравилось. История про кедик. Как-то иду я домой из детского сада одна, из старшей группы, иду из того самого дома. Иду вдоль того самого дома и вдруг вижу, на дороге лежит кед. Лежит кед, а я смотрю на него и думаю: странно как, кед на Борин похож. А кеды-то все одинаковые.

КАРЛОВ: Боря это брат.

КОКОРЕКИНА: Не надо Боротом его называть.

РАХМАНОВА: Боря это брат, и кед, страшно кольнуло мое сердце, и вдруг подумала: а не Борин ли это кед. Хотя кеды все были на одно лицо. И я его припрятала. Прихожу домой, а брат сидит…

КОКОРЕКИНА: Расскажи, как припрятала.

РАХМАНОВА: Припрятала на куст. Куст был подстриженный, и я на него сверху аккуратненько положила кед.

КОКОРЕКИНА: Чтоб собачка не съела и не пописала.

РАХМАНОВА: Ну, да, чтобы собачка не повредила, скажем так. Я не думала так далеко, но просто, чтобы не повредила. Положила кед, прихожу домой, а там как раз с Борей проводят разъяснительные работы: где кед? А Боря, закрыв глаза, говорит: не помню, не знаю, не было ничего.

КОКОРЕКИНА: Не носил.

РАХМАНОВА: Я вышел из школы, сменка была на месте, его пытаются, до него достучаться, каким образом она, куда она исчезла. Что ты с ней делал? Ну, я ее немножко крутил. Да, ну, видимо, в этом процессе где-то кед и улетел. И я страшная, гордая собой говорю: а я нашла кед.

КАРЛОВ: Что Боря потом сказал?

РАХМАНОВА: Он сказал: надо было тихо сказать.

КОКОРЕКИНА: А мама, я думаю, прямо слезами умиления облилась и выдохнула.

РАХМАНОВА: Она вообще не поняла, что это вообще такое, почему один ребенок потерял кед, второй ребенок его нашел. Какая-то фантасмагория.

КОКОРЕКИНА: Мне кажется, они поняли, что…

РАХМАНОВА: Они просто обрадовались, что кед нашелся, обошлось.

КОКОРЕКИНА: Нет, Ир, а еще они обрадовались, что двоих родили.

РАХМАНОВА: Ну, да, что, в принципе, дополняли друг друга прекрасно.

КАРЛОВ: Какие методы воспитания своих родителей к своим будешь применять?

РАХМАНОВА: Разговаривать буду.

КАРЛОВ: О чем?

РАХМАНОВА: Обо всем.

КОКОРЕКИНА: А вот эта суровость папина?

РАХМАНОВА: Не знаю, мне кажется, что с детьми надо вообще разговаривать. Я не знаю, насколько сильно ко мне это применяли, мне кажется, что применяли, у меня какие-то вещи явно заложены, я абсолютно четко уверена, что родителями. Про то, что врать нехорошо, про то, что брать чужое нехорошо. И они такие…

КАРЛОВ: Так это со всеми людьми говорил Моисей, спустившийся с горы.

РАХМАНОВА: Ну, да, но вот как бы детям надо заново объяснять.

КОКОРЕКИНА: Ира Моисея не застала, она вот с папой и с мамой на ту же тему абсолютно.

РАХМАНОВА: Да, мне кажется, что надо разговаривать.

КАРЛОВ: Слушайте, давайте это будет ключевая фраза нашего сегодняшнего разговора. Ира Моисея не застала.

РАХМАНОВА: Ну, мне кажется, что с детьми надо разговаривать. Я вообще считаю, что дети чище и умнее взрослых, и надо к ним прислушиваться и не делать их раньше времени взрослыми.

КАРЛОВ: Да? А как же в этом жестоком мире они будут потом одни?

РАХМАНОВА: Да не будут они одни в этом жестоком мире. Как раз тогда они не будут одни. А если им с детства говорить о том, что мир жестокий и …

КОКОРЕКИНА: И надо обороняться.

РАХМАНОВА: Надо обороняться… Надо предупреждать об опасностях, не надо скрывать от детей, что надо быть аккуратными. Но, вы знаете, я много думала, например, дети, все говорят, дети жестокие. Да, дети жестокие, но дети при этом абсолютно честны, и, например, если в коллектив к ребенку попадает кто-то иной, инвалиды когда попадают, кто-то, что-то не так, дети же это воспринимают как норму и ничего страшного не происходит, они его не чураются, ничего. Это взрослые им потом объясняют: ты что, а вдруг он болеет. Да, это мы им рассказываем, а зачем, непонятно. И потом вырастаем с этими же комплексами и не можем себя преодолеть уже. Я как бы считаю, что детей надо аккуратно, но, чтобы они были все в курсе, тогда они будут более открыты и не будут вот эту взрослость ненужную, закрытость приобретать раньше времени. Это все им придет после. Как с расовыми различиями, это же тоже. Это мы им рассказываем. У детей этого нет, это мы им почему-то рассказываем.

КОКОРЕКИНА: Да, записываем эту информацию на жесткий диск.

РАХМАНОВА: Есть вот такие, а есть вот такие, а есть вот так, а кто это, они другие, они не такие, как мы. Да все одинаковые.

КАРЛОВ: Ир, где тебя можно увидеть в ближайшее время, скажи?

РАХМАНОВА: Меня можно увидеть 25 декабря на спектакле «Лав стори» в другом театре, мы будем играть в Центре Высоцкого, ура, назад на нашу площадку, которую мы любим, потом можно увидеть 8 января. Мы почему-то идем по рождественским каким-то праздникам, на католическое, и на православное. Тоже «Лав стори», тоже, по-моему, в Центре Высоцкого, тоже другой театр, там будет весело, но он такой веселый спектакль, но немножко не совсем рождественский, но все равно про любовь.

КОКОРЕКИНА: А в ДК Горбунова?

РАХМАНОВА: В ДК Горбунова не знаю когда, у нас там «Проявление любви», но я не знаю, когда я буду играть, но 18 декабря будут играть ребята «Проявление», будет Агния, мы в составе с ней играем, Агния Кузнецова будет играть спектакль. Ребята, не забудьте меня, я же про вас говорю.

КАРЛОВ: Да, в следующий раз, когда они придут, обязательно про тебя расскажут. Слушайте, мне понравилось, не знаю, как Ире. Ирина Рахманова была у нас в гостях, российская теле- и киноактриса, которая понимает, как правильно воспитывать детей, это чувствуется, по большому счету.

КОКОРЕКИНА: Ну и вообще, спасибо родителям, значит, тоже что-то правильное ребенку рассказали в детстве.

РАХМАНОВА: Спасибо.