Профитроли "Профессионал"

КУЗЬМИНА: Кто знает, удастся ли нам передохнуть от философских тем, которые мы затронули в прошлом часе.

СТАХОВСКИЙ: Ну, да, потому что, когда разговариваешь с академиком Российской Академии естественных наук и академиком Российской Академии художеств, так или иначе, все равно в какие-нибудь околофилософские дебри занесет. Ольга Львовна Свиблова у нас в гостях, здравствуйте.

КУЗЬМИНА: Ну, я, чтобы другую часть людей тоже познакомить, и тех, кто знает, как основателя, директора Московского Дома фотографии.

СВИБЛОВА: О, это правильно, это как-то ближе к делу.

КУЗЬМИНА: Потому что я, когда вижу интервью по телевизору, то внизу плашечка, и на ней написано, скорее, вот это, чем академик, понимаешь?

СВИБЛОВА: Так, ребята, академик это не важно, а важно, конечно, что есть музей, все его знают, как Дом фотографии, уже полтора года мы Мультимедиа Арт Музей (МДМ), у нас весело, это интереснее, чем философские темы. Философия - это часть нашей жизни неотделимая.

СТАХОВСКИЙ: Ну, это, вы знаете, мы к чему? У нас в прошлом часе был психолог, и мы разговаривали о дружбе, о том, как мы умеем дружить, не является ли дружба просто каким-то взаимовыгодным использованием, партнерством, может быть, а не каким-то светлым чувством, коим мы, может быть, правильно привыкли рисовать себе с детства. А у вас с дружбой как дела обстоят?

СВИБЛОВА: Ну, так как я тоже психолог по образованию, это ведь ужас, я не могу не согласиться частично с моим коллегой психологом, по крайней мере, в том, как вы излагаете ее мысли. Безусловно, в дружбе есть все, но дружба начинается и человек начинает с того, что он дружит. Здесь вот такой сенситивный период, знаете, как у утки родились утята из яйца, вот увидели маму утку, и они прямо за этой уткой ходят все время. А если подушку увидят, то за подушкой пойдут. Здесь такой момент, маленький ребенок учится дружить и со своими родителями, и со своими сверстниками. Личность складывается из умения дружить, того, с кем мы дружим. Потому что человек, если брать психологическую теорию психологии, строится, как результат того, что то, что мы делаем с другими, то есть, сначала это физические действия, вот как ребенок учится, он сначала делает что-то с папой и с мамой, например, вот он загибает пальцы и учится считать. Надо загнуть пальчик, потом надо сказать вслух, а потом это переходит, сворачивается, переходит к нам в подкорку и формирует все, что называется функция счета. Таким же путем в этом совместном действии, потому что дружба изначально это действие, потом это уже представление дружбы, формируется человек. Вот, с кем мы дружим, в общем, мы… скажи мне, кто твои друзья.

СТАХОВСКИЙ: То есть, в принципе, это правильно?

СВИБЛОВА: Нет, без этого просто не формируется личность. Когда личность сформирована и дальше мы говорим: ой, у меня друзей вот столько, это зависит от того, как мы к этому относимся. Я не могу сказать, что у меня миллион друзей, притом, что я реально знаю, у нас в базе музея больше шести тысяч человек, и туда попадают, как правило, люди, которые мне лично дали карточку. То есть, это значит, минимум, да, я их видела. Я могу не узнать лицо. Если они все мои друзья? Нет. Это знакомые, это лица, с которыми ты живешь, а не то, без которых ты не можешь жить. Но друзей остается, в конце концов, очень мало. Есть такой период, когда мы наращиваем друзей, есть период, когда мы их стабильно держим.

СТАХОВСКИЙ: То есть, время собирать камни, время разбрасывать камни.

СВИБЛОВА: И есть период, когда мы понимаем, что мы идем туда, где мы, в конце концов, встретимся один на один с моментом, когда мы из этого мира выйдем. И вот когда мы выходим, то все равно мы выходим только вот с этим ближним кругом друзей, и, как правило, это друзья детства, потому что детская дружба потом физически расторгается, но она остается в нас, потому что мы формировались по отношению к другим. Есть такой момент, лет 12-14, 12-13 дети постоянно выясняют: а ты кто? А скажи мне, кто я? Я помню, мы часами сидели на телефоне, родители злились, мы пытались обсудить, как, кто из нас видит друг друга. Потому что тебе нужно зеркало, потому что ты учишься понимать, кто ты есть. Дружба дико важно. Но, на самом деле, у вас психолог уже был, я-то у вас все-таки за другое сегодня отвечаю. Но дружба - это все, я думаю, уж, если мы про музей, что найти дружбу в музее легче. Вот я год назад объявила, что на «Ночь музеев», ну, много чего можно увидеть, у нас прекрасная программа, мы всегда что-то специально делаем, какие-то концерты, какие-то показы фильмов ночные, есть какой-то эксклюзив, народ идет толпами. Мы же находим близкого человека как? Можно найти в баре, но гораздо больше вероятность того, что мы найдем в музее, потому что в музее есть, о чем говорить, потому что дружба не может быть беспредметной. И даже вот этот вопрос, как вы сказали, выгоды такой взаимной, я тебе скажу, где тачку купить не дорого, поношенную, но не дорого, а ты мне скажи, пожалуйста, где зуб починить.

КУЗЬМИНА: Я 19 мая, в «Ночь музеев», ехала в метро и ко мне подошла женщина, и сказала: вы знаете, сегодня же «Ночь музеев»? Я говорю: я знаю, конечно, мы в курсе, мы сегодня в эфире об этом говорили. Она говорит: нет, дело не в том, что бесплатные билеты, знаете, в чем самое удовольствие? Там экскурсии будут, там будут рассказывать, это не просто вход толпы свободный. И это просто подошел ко мне человек, и я подумала: неужели, как я хорошо выгляжу, что ко мне можно подойти именно с таким вопросом, а не с каким-то другим.

СВИБЛОВА: Это дико важно, то, что вы сейчас говорите. Действительно, у нас, например, «Ночь музеев» трещала от экскурсий, но, к счастью, у нас есть ушки, которые тебе позволяют не орать. Потому что в прошлую «Ночь музеев» я осталась без голоса на полгода, а тут ты можешь говорить, и люди слышат через специальные наушнички, они от тебя отдалены, но они все равно все слышат то, что ты говоришь. Водила я, водила наша зам. директора, и люди слушали, не уходили часами. И они встречаются там, потому что дружба это, когда у тебя есть что-то совместное, совместное действие. Это совместное действие может быть, да, купить, продать, сделать бизнес, в бизнесе все друзья, пока не начинают делить бизнес. Но общение по поводу искусства это единственная неисчерпаемая вещь, понимаете, поэтому дружба продолжается. Тогда, когда есть, о чем, есть, что-то, есть мотор, есть предмет для обсуждения. Искусство это бесконечная возможность…

СТАХОВСКИЙ: Это бесконечный предмет для обсуждения. В конце концов, что есть искусство и какие там уже корни, стебли и все остальное.

КУЗЬМИНА: И вообще, смотрите, как в «Москве слезам не верит» в библиотеке же курила, собственно, в курилке наша героиня, искала себе пускай не друга, но спутника.

СТАХОВСКИЙ: Друга жизни, может быть, да.

КУЗЬМИНА: Да, ведь можно посмотреть на афишу выставок, и то, что близко тебе, понятно, что на эту же выставку придут люди, которым это тоже близко.

СВИБЛОВА: Безусловно. И, с одной стороны, хотя говорят: о вкусах не спорят, ничто так не объединяет людей, как вкус. И, кроме того, когда мы говорим об искусстве, мы, конечно, пытаемся делать то, что мы делаем в юношеском возрасте, мы пытаемся понять сами себя. Потому что искусство это символический объект, мы смотрим в него, как в зеркало, мы, конечно, каждый видим в нем абсолютно сами свое, прежде всего, мы видим сами себя. Но почему оно нам нужно? Мы всегда видим чуть больше, чем то, что мы о себе знали, чем то, что мы могли в себе открыть, и общение по поводу искусства это удивительная вещь, потому что она открывает нам, прежде всего, что-то про людей. Искусство это для общения, искусство это лучший способ общения.

КУЗЬМИНА: А мы можем пойти по выставкам этого месяца, которые предполагаются, и попытаться понять, что за люди будут на каждой из них?

СВИБЛОВА: Ну, вот смотрите, у нас стоит выставка, называется «Шахматные фигуры. Век XX». Это двойное название, потому что, с одной стороны, это реально про шахматные фигуры. У нас стоят уникальные коллекционные шахматы. Шахматы, которые сделаны в ГУЛАГе, шахматы, которые приехали из какой-то республики о которой мы вообще узнаем, что она существует, только тогда, когда олимпийские игры смотрим. Это удивительная история. Это коллекционные шахматы, которые стоят у нас в преддверии выставки. Ну, конечно, если в России происходит Чемпионат мира по шахматам, это же, вау, это же больше, чем Сочи, потому что, во-первых, это спорт, где мы всегда были традиционно первыми, и спорт, который все-таки интеллектуальный спорт, и это наша гордость, потому что в течение почти целого века мы лидировали. Я не говорю, сколько написано о том, что такое шахматы, потому что шахматы это спорт и больше. Вспомним хотя бы набоковский роман, я не знаю, можно что угодно вспомнить. И у нас висит замечательная фотографическая выставка, причем она висит в холле, сразу на входе и она идет с продолжением. Это, кроме того, что это шахматные фигуры, как шахматы физически, потому что шахматы и до сих пор неисчерпаемый сюжет, вдохновение, например, современных художников всегда было, но это еще история, это фотографии гроссмейстеров. Многие из них просто уникальные, потому что гроссмейстеры, которые уезжали из нашей страны, их вычеркивали, как всех остальных из истории и ничего не сохранилось. Ты смотришь на людей, ты понимаешь, что это не люди, это вот, делать бы жизнь с кого, вот, что такое аристократы. И не важно, во что они одеты, ты понимаешь, что у них что-то на лице, что-то в их осанке. И это моменты знаменитых матчей. Ну, действительно, это все золото наших шахматных достижений. И эту выставку смотрят, конечно, прежде всего, люди, которым интересны шахматы. Но одновременно у нас стоят огромные шахматы, знаете, такие парковые, и там все сражаются в шахматы, играют родители с детьми, друг с другом. У нас стоит «лего», в котором можно конструлить что хочешь, но ты можешь сконструлить еще и свои шахматы. И у нас как бы идет конкурс на то, кто лучше сделает шахматы из «лего». И вот как только у нас появляется «лего», у нас меняется тип посетителей. Так обычно, если дети, то ходят с мамой, а тут приходят папы, потому что заседают на «лего», тут уже дети смотрят музей, они на четвертый этаж идут, папы сидят серьезно…

СТАХОВСКИЙ: Не доиграли в детстве.

КУЗЬМИНА: А все не доиграли.

СВИБЛОВА: Слушайте, конечно, это, на самом деле, большой творческий момент, потому что ты, с одной стороны, придут те, кому интересны шахматы, сегодня постепенно этот интерес уходит. Ну и, во-первых, меня папа учил шахматам, во-вторых, первый спорт, куда я отправила ребенка, конечно, шахматы. С сентября месяца мы в музее открываем шахматный клуб, мы договорились с ассоциацией шахмат, нам дают…

СТАХОВСКИЙ: Тренировать будут?

СВИБЛОВА: Будут тренера, будет серьезный шахматный клуб. Мы говорим клуб, все, как у людей. И у нас был замечательный шахматный фотограф, и он говорит: вот я снимаю гроссмейстера, рассказываю ему, что я Гарри Каспарова снимал в девять лет, когда он с ним играл. Представляете, сколько сегодня Гарри Каспарову лет, сколько лет прошло?! И они говорили за день до открытия выставки. И тот говорит: если бы я эту пешку с А4 передвинул бы на Б6, понимаете, прошло больше 30 лет, то я бы, конечно, свел это вничью. И он рассказывает про эту же карточку Гарри Каспарова. Тот говорит: нет, если бы я ладью изначально… Понимаете, что это такое? Прошло больше четверти века, а они помнят, где, что стояло, и они этот момент помнят. Фотография только напоминание об этом моменте. Это уникально, и, конечно, на нее будут ходить люди, которым, прежде всего, интересны шахматы.

КУЗЬМИНА: До какого времени?

СВИБЛОВА: Выставка будет стоять еще, как минимум, две недели, шахматы мы открыли уже две недели назад, поэтому туда надо идти, те, кто сегодня играет, те, кто будет играть, те, кто хочет, чтобы дети играли, туда надо идти, это все-таки лучше, чем кроссворды разгадывать, сегодня у нас теперь такой…

СТАХОВСКИЙ: Новый спорт.

СВИБЛОВА: Доктора говорят, что, разгадывая кроссворды, мы сохраняем интеллектуальную сохранность.

СТАХОВСКИЙ: Вы не согласны?

СВИБЛОВА: Нет, ну, может быть, уж лучше в шахматы играть, чем кроссворды разгадывать.

СТАХОВСКИЙ: Скажите, Ольга Львовна, а правда тогда, что, может быть, действительно, наша жизнь - игра? Ну, не в таком, не в шекспировском смысле, а в пушкинском. Другое дело, кто во что играет.

СВИБЛОВА: Ну, если брать знаменитую книгу «Игры, в которые играют люди»…

СТАХОВСКИЙ: Эрика Берна, да?

СВИБЛОВА: Да, я думаю, что, чем серьезнее мы относимся к жизни… Знаете, самая серьезная, мне кажется, роль в жизни, это клоуна.

СТАХОВСКИЙ: Но роль клоуна, опять же, театральная роль, она шекспировская.

СВИБЛОВА: Она не театральная, она чисто жизненная и очень много очень любимых мною людей много раз говорили: я клоун. И я так много раз говорила. И это серьезно.

СТАХОВСКИЙ: А можно научиться быть клоуном, как вы думаете? Или это все отсюда пошло…

СВИБЛОВА: Нет.

СТАХОВСКИЙ: Это призвание, да? Это талант?

СВИБЛОВА: Это не призвание, это еще и позиция. Она, на самом деле, достаточно трагична, потому что клоун никогда не бывает веселым.

СТАХОВСКИЙ: Ну, как известно, конечно.

СВИБЛОВА: У клоуна всегда… У нормального Пьеро вот этот костюм бело-черный, и, не знаю, я думаю, что да, можно так сказать, что жизнь игра, если мы понимаем, что игра это самое высокое, потому что, когда мы опять-таки, как специалист по творческим процессам, психолог, я могу сказать, что механизмы творческой деятельности и механизмы игры, они самые близкие, они почти тождественны. В этом смысле жизнь, как игра, жизнь как творчество, я полностью могу с этим согласиться. Но если вернуться к вашему вопросу, какая публика пойдет. У нас одновременно, например, стоит замечательная выставка «Коммунальный авангард», сделанная нашими знаменитыми художниками Владиславом Ефимовым и Сергеем Леонтьевым, и это есть рефлексия того, каким образом строилась утопия архитектурными нашими классиками модернизма не в Москве, а в русской провинции, это Нижний Новгород и Екатеринбург. Там же строились города-утопии, понимаете, вот такие соцгорода, где все было рассчитано, где должны быть ясли, где должен быть дом культуры.

КУЗЬМИНА: Ну, да, градостроительные комбинаты.

СВИБЛОВА: Это градостроительная политика. Она безумно интересна, она вообще родилась у нас, потом была реализована в Бразилии, где великий архитектор Нимайер построил последнюю утопию XX века, собственно, это город Бразилиа. Это очень интересно. Что от этих построек осталось. И стоят лайт-боксы, они стоят как будто план этих застроек, этих кварталов, этот идеальный план. И снаружи ты видишь, как выглядят сегодня останки русского авангарда архитектурного, о котором, слава богу, мы начали сегодня говорить больше и начали думать, как его сохранить, а внутри удивительные портреты людей, потому что Сергей Леонтьев - это лучший, я думаю, портретный, если мы говорим о фотопортрете, как жанре, мастер. Русские люди вне времени и они внутри вот этих кварталов, ты к ним не можешь подойти, но ты их видишь, но как-то они вот там внутри. Это интересно, потому что утопия, это то, что нам необходимо, то, без чего мы не можем жить. Если мы не знаем, что впереди и не верим, что за горизонтом нас что-то ждет, конечно, жизнь прожить трудно, она иногда буксует. А, с другой стороны, утопия, когда она возникает, она никогда не имеет отношения к жизни конкретного человека. Мы сначала бежим за утопией, а потом понимаем, что мы потеряли. А мы потеряли просто внимание к конкретной душе, к конкретному человеку, и это и есть диалектика жизни. Она так развивается чудесной, красивой, умной и помогающей потом вообще путешествовать по русской провинции, увидеть, что там кроме монастырей, которые мы начали, к счастью, сохранять, кроме каких-то культовых построек совсем XVII, XVIII, XIX века есть и еще то, чем мы можем гордиться, это утопия русского авангарда. С другой стороны, у нас два новых открытия божественных.

СТАХОВСКИЙ: Открылись уже две новых выставки? Андрей Бильжо?

СВИБЛОВА: Открытие. У нас как раз в понедельник уникальное, удивительное открытие. У нас открывается, с одной стороны, классик украинского авангарда Василий Ермилов, удивительный, божественный, которого коллекционеры открыли давно, музеи открыли давно. Ермилова мы открываем сейчас большой музейной экспозицией, это действительно удивительно. Ну, понятно, человек родился в самом конце XIX века, не где-нибудь, а в Харькове. Харьков был такой фантастический, знаете. Энергия в каждое время, она где-то пульсирует, где-то нет. Вот там энергия пульсировала.

СТАХОВСКИЙ: Ну, это был такой Петербург украинский в то время, мне кажется.

СВИБЛОВА: Это был не Петербург, потому что Петербург все-таки чопорнее. Там все революционные моменты, которые начались в Петербурге, бурлили с такой же интенсивностью, заметим, что это было место хлебниковского, можно сказать, последнего приюта. Там все было, там были поэты, там были музыканты, там, действительно, авангард бурлил. Вот, если мы берем по степени бурления, наверное, это был Петербург, Харьков и потом Москва. И, конечно, человек все это впитал. Кроме этого, ему повезло, он учился во ВХУТЕМАСе, он учился у Машкова, он учился у Кончаловского, он учился у Штеренберга, то есть, это замес такой гремучей смеси. Это удивительно, потому что, конечно, Харьков в то время это не совсем Украина, но что-то там было. Он умер в середине 60-х, он постоянно что-то делал, и мы видим, как через него канализировал до последней точки, когда в Москве уже закрутили все гайки, когда в Питере закрутили все гайки, там Харьков на периферии разрешал продолжать вот эту невероятную энергетическую силу языка русского авангарда. И носителем этого, конечно, был Ермилов. Это реальное открытие, потому что мы сегодня знаем, что художник при жизни должен стать брендом, трендом. Вот бывают такие редкие открытия. Я бесконечно хочу поблагодарить галерею «Проун», и Марию Лошак, и Машу Салину, которые нам предложили этот материал, всех коллекционеров, которые дали. Это тоже удивительно, потому что человек был безумно продуктивным, то есть, его много. Но как-то случилось так, что за пределами Харькова мы его мало знали.

СТАХОВСКИЙ: Ну, то есть, это с Украины будут привезенные работы?

СВИБЛОВА: Они сейчас вообще во всем мире, я там посмотрю коллекции Лихтенштейн, куда только не занесет наших соотечественников.

СТАХОВСКИЙ: Наших конструктивистов, действительно.

СВИБЛОВА: Да, которые, не знаю, коллекционеры. Я сегодня открываю работу одной из очень важных немецких галерей, что она представляет на базе и вижу там, например, открытие, то есть, анонс работы Ермилова. Это сегодня это имя, но сегодня музеи его не знают широкие, широкий слой людей и зрителей его не знают. Слушайте, не забывайте, что Кандинский, Малевич и так далее в Москве реально, то есть, слова-то мы знали, но реально это было показано только в конце 80-х годов. Ирина Александровна Антонова умудрилась во время выставки «Париж-Москва» показать все-таки «Черный квадрат», а вот так в Третьяковской галерее - это конец 80-х. Понимаете, что и кто это видел до этого времени, потому что Малевич выставлял это у себя дома. Люди знали, что Малевич это харизматическая фигура, который писал, давал манифесты, то есть, его знали еще, как персонажа, кто видел это все, это видело 20-30-40 человек. И потом это было открыто нами для себя и для мира у нас только в конце 80-х годов. Ермилов это, конечно, открытие, это, в общем, на самом деле, новое слово в российской истории искусств, потому что отделить Харьков, в то время часть России…

СТАХОВСКИЙ: От России, да, невозможно.

СВИБЛОВА: Невозможно, но сегодня мы говорим - это украинский авангард, и он что-то впитал. Безусловно, его работы имеют специфику, там есть какая-то сочность, там есть какая-то такая почвенность, там есть какая-то правильная тяжесть.

КУЗЬМИНА: Друзья, чтобы было понятно, открытие, во-первых, завтра, во-вторых, не всегда Ольгу Свиблову связывают с Мультимедиа Арт Музеем на Остоженке, дом 16, чтобы было понятно, где все это происходит, и до какого времени продлится. Потому что впереди три выходных, когда приедут в Москву разогнать тоску, а заодно сходить на какие-то правильные выставки.

СВИБЛОВА: Там невозможно не радоваться. Там, это у нас, Остоженка, 16, потому что кроме того мы завтра же открываем нашего любимого Петровича.

СТАХОВСКИЙ: Андрея Бильжо, да.

СВИБЛОВА: Здесь трудно сказать, кто не знает Петровича. То, что люди не знают Ермилова, это нормально, это то, что нам предстоит открыть и узнать. Я сама была в такой ситуации несколько лет назад, и также точно у меня было удивление, восхищение, это было прекрасным открытием. Мы сегодня делимся этим открытием. И притом, что Ермилов же очень много работал в декоративно-прикладном искусстве, а русский авангард повлиял на все. Вот, если мы видим стол, за которым мы сидим, стул, на котором мы сидим, архитектура, все выросло, как из гоголевской «Шинели» вся русская литература, все выросло из традиций русского авангарда, и Ермилов показывает, как это происходило. Но у нас открывается Андрей Бильжо, наш любимый Петрович. Все понимают, что, если ты увидел его карикатуры, ты не забудешь, и ты долго будешь, не понятно, смеяться, плакать. Это как раз та самая фигура клоуна в самом высочайшем смысле слова, понимание от смешного до трагического, от жизни до смерти - дистанция совсем маленькая. Петрович большой художник. У него есть рисунки, у него есть гениальные тексты, у него есть фантастические анимационные фильмы, которые мы будем показывать, конечно, у него есть предметный мир, у него есть скульптурный мир. Андрей Бильжо, психиатр по образованию, хороший доктор. Я вообще считаю, что врачи и учителя это как бы базис, потом уже художники. Он еще блистательный, огромного масштаба художник, который был закрыт вот этим своим творчеством. Наш Бильжо написал историю, по крайней мере, четверти последних веков, в которые мы живем. Но мы будем показывать самые разные стороны творчества художника Бильжо. У него юбилей, мы не можем пройти мимо. Кроме того, мне так нравится то, что мы выставляем, что я дала слово и сейчас говорю по радио, что каждый день рождения Петровича, каждый день рождения Андрея Бильжо, пока стоит наш музей мы будем устраивать новые открытия вот этих алмазов, которые спрятаны у него в его невероятных архивах, и мы будем показывать новый сдвиг, новую улыбку, новый блеск нашего любимого Андрея Бильжо. Поэтому не смотреть нельзя, и, конечно, надо обязательно посмотреть его анимацию, потому что, не знаю, я не могу себе представить, как бы мы жили, если бы у нас не было «Ежика в тумане». Но, если мы видим, что делает Андрей Бильжо в анимации, я вам могу сказать, это открытие. Просто он так много делает и, с другой стороны, так скромно прячется за псевдонимом, который мы все знаем, за героем, за маской героя гениального вот этого персонажа Петровича, что нам предстоит открыть большого, блистательного художника Бильжо. Ну, и, конечно, у нас…

КУЗЬМИНА: Кстати, надо успеть это сделать, потому что всего 20 дней выставка.

СВИБЛОВА: Да, поэтому надо обязательно идти.

КУЗЬМИНА: С 5 по 24 июня. То есть, как раз в праздники, в те три дня.

СТАХОВСКИЙ: Это там же, на Остоженке будет?

СВИБЛОВА: Слушайте, у нас же много залов, не забывайте, у нас есть «Атриум» и там пойдешь направо, увидишь одно, пойдешь налево, увидишь другое. Во-первых, у нас стоит чудесная выставка Грановского Льва Борисовича. То есть, эта выставка, с одной стороны, реально о вулканах, потому что он вулканолог, ученый, который снимал вулканы, к которым просто не подойдет нога никакого, я не говорю человека, зверя не подойдет, а, с другой стороны, он снимал металлургический комбинат Череповецкий и понятно, что это две стихии с одной природой. И даже, если мы берем название богов, бог Гефест - это бог кузнечного дела, Вулкан это так и есть вулкан. И когда он сравнивает эту раскаленную лаву, которая мы видим, когда извергается вулкан, с другой стороны, это производство, которое он снял так, вот, знаете, есть фотогеничные люди, есть не очень, но есть фотогеничные, это природное качество. Металлургическое производство, как оно возникло, оно принципиально фотогеничный сюжет. Ну, его снимали по-разному, понятно, что в эпоху индустриализации все классики русского модернизма, соцреализма и так далее снимали вот это металлургическое производство. Но то, что сделал он, а он показал, развернул в одном шестиметровом полотне, потому что это даже трудно назвать фотографией, все вот эти движущиеся процессы. Потому что одна и та же вещь снимается. С одной точки снимается миллион кадров в разное время и потом это все на компьютере кладется в одно панно и возникают такие огромные эпические полотна, которые невозможно рассказать, которые надо смотреть, это, действительно, здорово. Это метафора и поэзия двух огненных стихий, это стоит, действительно, видеть. И это еще удивительная работа, которая дает божественной красоты результаты. Ну, и, конечно, у нас еще две выставки, которые… одну мы только что открыли недавно это премия Terna, это делать бы жизнь с кого. Вот все сегодня задают вопрос, что такое современное искусство, на него никто не может ответить, на него никогда не могли ответить, с одной стороны, а, с другой стороны, все всегда знали what is it. Крупнейшая энергетическая итальянская компания Terna организовала четыре года назад премию в поддержку молодых итальянских художников. Это важно, это их итальянский аналог премия Тернера знаменитая, благодаря которой мы сегодня знаем, например, новую британскую волну. И мы показываем лауреатов этой премии, которые работают в самых разных медиа, кстати, чаще всего работают в области фотографии и видео, все-таки это медиа, которым сегодня современное искусство пользуется чаще всего и лучше всего. Но что интересно, что премия Terna теперь обращается к русским художникам, у всех есть возможность поучаствовать в ней и получить право жить и работать, и получать курс в Италии.

СТАХОВСКИЙ: У меня такое ощущение, что я на лекции. Давайте продолжать, я готов слушать дальше.

КУЗЬМИНА: А я, ты знаешь, я слышу, но выхватываю. Каждый может принять участие, вот это самое главное.

СВИБЛОВА: И это самое главное. Мы не просто показываем премию Terna, очень важную, очень престижную итальянскую премию. Это было бы замечательно уже само по себе, потому что мы увидим, какие тенденции поддерживаются сегодня, тенденции, которые лидируют в итальянском молодом современном искусстве. Важнее другое, что не менее важно, а, может быть, более интересно для русского зрителя, это то, что теперь все русские художники могут подать свои досье на премию Terna, у них появился шанс. И это наше содружество с премией Terna быть выбранными в лауреаты и значит получить три, у нас русским художникам даются три стипендии на три месяца работы и жизни в Италии, они получают деньги на производство работ, и, если эти работы как бы жюри выбирает, то они начинают свое путешествие, свою жизнь с премии Terna, которые выставляют работы лауреатов и в Италии, и в Азии, и в Америке. Вот мы как раз первая станция, когда они показывают это за пределами Италии в Европе.

КУЗЬМИНА: Только художники?

СВИБЛОВА: Только художники, это премия художественная. Но я вам еще раз напоминаю, что большинство работ, которые мы видим, сейчас это 16 художников - лауреаты этого года. Они работают с фотографией, работают с видео, там есть инсталляция и предметная и так далее, но вот эти фото и видео остаются все-таки любимыми медиа современного искусства, но дерзать надо всем, и посмотрим, какой будет выбор итальянского жюри. Потому что, когда у нас художники говорят, ах, нам нужна поддержка, как известно, зайца кормят ноги. И надо просто смотреть на сайт, надо подавать свое досье, и есть шанс выиграть свой счастливый билет, как минимум, на три месяца. В Италии скучно не будет. И еще одна выставка, которую мы открываем, которая тоже связана с дерзанием, это выставка дипломов нашей Школы фотографии мультимедиа имени Родченко этого года. Мы балдеем, у нас такие студенты, мне нечего сказать, я вообще не понимаю, каким образом они умудрились, например, два фильма создать, один 35 минут, другой 40, и это то, что берут уже крупнейшие кинофестивали просто в конкурс. Это умно, это тонко, это гениально, в этом есть все об искусстве, и это есть искусство. Как они это сделали, я не знаю. У нас фантастические фотографические достижения, удивительные работы, связанные с новыми медиа, мы гордимся. Только что часть этих работ и работ предыдущих выпускников мы показывали сейчас в Москве. На юбилей Пушкинского музея приехали директора крупнейших музеев мира и все, и директор Центра Помпиду, и директор Лувра, и директор Виктории и Альберта, и так далее, это как список кораблей Гомера, они были у нас в музее. И мы показывали другую комбинацию работ наших студентов. Вот перед ней стояли больше всего. У нас стояла выставка Ай Вэйвэя, заканчивалась, гениального, великого, и, может быть, лучший его фотографический проект, все, конечно, это отметили, а сконцентрировали свое внимание на работах школьников. И это безумно интересно. Я абсолютно уверена, что многие из них станут лидерами современного искусства очень скоро. Здорово, что они выигрывают у нас престижные премии. Наши студенты сегодня лауреаты, например, премии Кандинского, стипендии Бенеттона, это крупнейший центр, который поддерживает искусство, им даются бурсы на обучение в Дюссельдорфской академии, Венской академии, мы гордимся студентами. И в этом году все получилось. Но, несмотря на то, что там есть, надо задуматься, кто хочет к нам поступать, потому что сейчас как раз мы начинаем прием. У нас прием, как известно, конкурсный, мы учим всерьез, мы не берем денег, мы не устраиваем за деньги платные каникулы, когда можно ходить на занятия один, два вечера, а потом думать, что они учатся в учебном заведении с большим брендом, у нас все всерьез. Если ты выиграл, у нас большой творческий конкурс, потом собеседование, я думаю, что у нас учат лучшие люди, лучшие художники российские, лучшие теоретики искусства, это и Братков, это и Мухин, это и Катя Деготь, и Давид Рифф, я не знаю, их много, это и Миша Сидлин.

СТАХОВСКИЙ: Ну, перечислять можно бесконечно. Ольга Львовна, у нас закончилось все время. Если я сказал, что я был сегодня на лекции, то сейчас звенит у нас звонок с урока.

КУЗЬМИНА: Мне очень хочется сказать, что можно придти и увидеть сразу прошлое, настоящее и будущее, вечное, а про будущее особенно, потому что, друзья, если вы хотите увидеть первые выпускные работы, возможно, в будущем великих людей. Это очень важно, потому что увидеть, что уже сделано кем-то, признанным великим, это одно, а быть у истоков это совсем другое, и это многого стоит. Спасибо большое.

СВИБЛОВА: Спасибо.

КУЗЬМИНА: Приходите в Мультимедиа Арт Музей, основатель и директор Московского Дома фотографии у нас была в гостях Ольга Львовна. Всего вам доброго, мы вас ждем снова.

СТАХОВСКИЙ: Да, а вы не суеверны?

СВИБЛОВА: Нет.

СТАХОВСКИЙ: С наступающим тогда и днем рождения, 6 же июня у вас.

СВИБЛОВА: Спасибо.