Профилактика О поездке в зону отчуждения Чернобыльской АЭС

КУЗИЧЕВ: Друзья, обещанный вам сенсационный, в своей загорелости в том числе, Тимофей Баженов. Тимофей просил прямо оговориться… Может, сам озвучишь? Или хочешь, я скажу?

БАЖЕНОВ: Давай скажи. Здравствуйте, во-первых.

КУЗИЧЕВ: Значит, Тимофей будет делиться своими собственными наблюдениями, своими собственными ощущениями и переживаниями, не претендуя на лавры, так сказать, физика.

САВЕЛЬЕВ: И ядерщика.

ПОЛЯКОВ: Нет, он нам расскажет все, что видел глазами и трогал руками.

КУЗИЧЕВ: Вот именно.

ПОЛЯКОВ: И ел зубами.

КУЗИЧЕВ: Поэтому какие-нибудь комментарии от всяких этих доморощенных ученых: "кто же так называет цезий-187, какой же там период…"

ПОЛЯКОВ: Идите вы в ЦЕРН, мягко говоря.

КУЗИЧЕВ: Да. Или, в крайнем случае, в этот…

ПОЛЯКОВ: В коллайдер.

КУЗИЧЕВ: Вот именно.

БАЖЕНОВ: Нет, братцы, в принципе я готов с удовольствием выслушать информацию о цезиях и даже могу отчасти поддержать эту беседу.

КУЗИЧЕВ: Увлекательную.

БАЖЕНОВ: Но все-таки, если я вдруг начну делать какие-то физические и химические ошибки, вы меня за это строго не судите, потому что я наблюдатель, я журналист.

КУЗИЧЕВ: Итак, давай тогда с самого начала. Ты поехал зачем-то... Вот я не могу себе представить человека, который по доброй воле…

САВЕЛЬЕВ: Горящая путевка.

БАЖЕНОВ: Нет, вы знаете, я поехал туда абсолютно по доброй воле, хотя был отправлен туда редакцией в редакционную командировку. Скажу вам, что за последние десять лет (а я много где побывал за последние десять лет), пожалуй, это была самая интересная поездка, и я ни минуты не жалел, тогда находясь там, и ни минуты не жалею сейчас, что я на все на это посмотрел своими глазами.

ПОЛЯКОВ: А уже конкретно: "там" - это где?

КУЗИЧЕВ: И что это - "всё"?

БАЖЕНОВ: Это зона отчуждения Чернобыльской АЭС. А "всё" - это давайте по порядку. Значит, вообще так получается, что Чернобыльская АЭС находится очень недалеко от Киева, около 100 километров. Соответственно самая опасная зона считается 10-километровая. То есть это круг, очерченный, как циркулем, вокруг области взрыва. Следующая часть этой зоны - это 30-километровая зона. Там вроде уже не так опасно, но все равно опасно. Ну а общая площадь зоны - 4750 квадратных километров, из них на Украине 2600 квадратных километров, а в Белоруссии 2150 квадратных километров.

КУЗИЧЕВ: Пополам, что ли?

БАЖЕНОВ: Ну, в принципе пополам, потому что мы подразумеваем круг, а вообще это 80 процентов территории Белоруссии и 20 процентов территории Украины.

КУЗИЧЕВ: Вот прикол какой-то!

ПОЛЯКОВ: Ух ты! Надо было паузу сделать, чтобы все осознали. А глубоко удалось забраться?

БАЖЕНОВ: Да, удалось забраться непосредственно так глубоко, как это возможно, то есть под самые стены саркофага 4-го энергоблока.

КУЗИЧЕВ: А он сейчас есть, саркофаг?

БАЖЕНОВ: Да, если бы он не был, нас бы с вами здесь не было.

КУЗИЧЕВ: Тоже верно.

БАЖЕНОВ: Значит, я хочу вам сказать, что многие думают, что саркофаг - это такой огромный бетонный куб.

КУЗИЧЕВ: И я так думал.

БАЖЕНОВ: В котором ничего не страшно или рядом с которым ничего не страшно. На самом деле, как выяснилось, это совершенно не так. Саркофаг - это довольно сложное сооружение. Для начала я расскажу вам, как выглядит сам реактор. Представьте себе стакан, накрытый блюдечком. Вот когда внутри произошел взрыв, это «блюдечко» многотысячетонное подлетело вверх и упало обратно на кольцо «стакана». Но оно не накрыло его, как раньше, а встало как бы наискось, как монетка в кружочке. Потом, когда пожар стали тушить, стали сбрасывать туда всевозможные мешки, и это «блюдечко» из положения 30-градусного крена перешло почти в 90-градусное, то есть оно стоит поперек, и сделать с ним ничего невозможно. И когда строили саркофаг, сначала положили на эти уцелевшие конструкции две балки. Одна балка называется "Мамонт" из-за того, что она горбатая, и от одного края этого «стакана» переходит через верх «монетки» и упирается в другой, то есть как бы горб мамонта. А вторая балка называется "Осьминог", которая сверху как бы висит на этом "Мамонте" и, таким образом, образует обрешетку крыши. Значит, вокруг этого горящего энергоблока сделали как бы трехступенчатую стену. Толщина первой ступени примерно 7 метров и высота почти 20 метров. Это сплошной монолитный бетон, но вместо арматуры там пожарные машины, БТР, скорые помощи, автобусы.

ПОЛЯКОВ: Ничего себе!

БАЖЕНОВ: То есть все машины, которые участвовали в ликвидации. Следующая ступень, которая окружает саркофаг, она немножко потоньше, около 5 метров. И там уже вертолеты, там легковые машины, краны.

КУЗИЧЕВ: Валяются?

БАЖЕНОВ: Нет, они залиты в бетон.

ПОЛЯКОВ: Вместо арматуры. Вот когда стены бетонные разбиваешь, там такие железные палки. Вместо этих железных палок там автомобили.

КУЗИЧЕВ: А их видно?

ПОЛЯКОВ: Ну, они залиты.

БАЖЕНОВ: Нет, их не видно, это сплошной монолит.

КУЗИЧЕВ: А, монолит сплошной. Может, торчит какое-нибудь крыло, нет?

БАЖЕНОВ: Нет, ничего не торчит, там очень аккуратно. Ну и следующая, почти до высоты самого реактора, стена не такая толстая, там около двух метров. И там уж чего только не залито, вся мелочь. Но дело такое, что если его сверху накрыть, туда нельзя будет заглянуть и нельзя будет посмотреть, что происходит. И не исключено, что он когда-нибудь рванет, и эти куски бетона разлетятся по всей зоне. Поэтому крышу там не делали. Точнее говоря, она называется "легкие металлоконструкции на основе трубопроката". То есть на эти балки "Мамонт" и "Осьминог" накатили трубы, накатали и сверху накрыли металлическим шифером.

КУЗИЧЕВ: А почему ты говоришь "может взорваться"? А разве там не все уже, так сказать… Откуда он может взорваться-то?

БАЖЕНОВ: Ну, самый жесткий, конечно, треш закончился. Но для меня было большим открытием узнать, что пожар там до сих пор продолжается.

ПОЛЯКОВ: Реакция поддерживается.

БАЖЕНОВ: Она не поддерживается, он не может быть остановлена. Внутри этого стакана по-прежнему все кипит, высокая температура, то есть горение есть.

КУЗИЧЕВ: Да? С 1986 года?

БАЖЕНОВ: И собственно цель этого саркофага направить излучение не в стороны, а вверх. То есть он как бы типа трубы выхлопной.

КУЗИЧЕВ: Ну, понятно, да.

БАЖЕНОВ: Сейчас там идут работы по строительству второго саркофага. Но там очень интересно, там рабочий день у людей длится по 30 секунд и по минуте. То есть они приезжают на работу, им дают электрод, они берут этот электрод и идут наверх, кладут его, спускаются и едут домой на неделю отдыхать. Следующий человек берет сварочный аппарат, поднимается наверх, ставит его и едет домой на неделю отдыхать. Следующий поднимается, заряжает электрод, спускается и уезжает.

ПОЛЯКОВ: Ну даже страшно спросить: почему такой длинный день рабочий?

БАЖЕНОВ: Следующий поднимается, делает одну сварочную строчку и уходит.

КУЗИЧЕВ: Ну, понятно.

БАЖЕНОВ: Это происходит потому, что там довольно высокий уровень радиации. А радиация и дозы - это разные вещи. И дозу человек получает от длительности экспонирования. То есть чем дольше он находится, как фотография под увеличителем, тем хуже ему потом живется. Поэтому такие короткие рабочие дни.

САВЕЛЬЕВ: Подожди, а не существует до сих пор каких-то более-менее серьезных средств защиты? Ну, то есть люди подходят же не так в футболочке, они явно в каких-то костюмах защищающих.

БАЖЕНОВ: Конечно.

САВЕЛЬЕВ: Но все равно, несмотря на все эти костюмы, там больше минуты - это уже серьезный вред здоровью.

БАЖЕНОВ: Да, наверное, стоит сказать, что в момент ликвидации ликвидаторов возили вроде как на автобусах к месту аварии. И вот вместо автобусов использовали БРДМ, БТР и вообще бронетехнику тяжелую, включая танки. Потому что броневой лист более-менее защищает от радиации. И, конечно же, такие тонкие субстанции, как обычный автобус или одежда, нет.

КУЗИЧЕВ: Даже специальные костюмы?

БАЖЕНОВ: Даже специальный костюм, да. Свинцовый костюм весит примерно 120 килограммов, и человек, в нем передвигаясь, двигается так медленно, что все равно получает ту дозу, которую получил бы, если бы быстро пробежал без костюма.

ПОЛЯКОВ: А я так понимаю, что радиация только на вершине стакана. Потому что если ты говоришь, что ты подошел к саркофагу…

БАЖЕНОВ: Нет-нет-нет, радиация везде. А я подошел к саркофагу, потому что я такой герой.

КУЗИЧЕВ: Прости, я же тебя, ты знаешь, люблю давно и дружу с тобой, но не могу не задать вопрос: а от тебя сейчас… ну, это…

ПОЛЯКОВ: Фонит?

БАЖЕНОВ: Нет, от меня сейчас не фонит. И я вам скажу, что в принципе находиться там можно, причем долго, но для этого нужно соблюдать все меры предосторожности, которым нас всех, уже людей достаточно взрослых, учили на уроках ОБЖД.

ПОЛЯКОВ: Так.

БАЖЕНОВ: Ну, собственно, если ты соблюдаешь эти правила…

ПОЛЯКОВ: Ну, такие как…

САВЕЛЬЕВ: Для молодого поколения.

БАЖЕНОВ: Ну, например, закурил - держи сигарету за середину, не трогай фильтр пальцами. Сигарету доставай губами прямо из пачки. Потому что случайно проглотишь одну пылиночку, она у тебя где-нибудь осядет, может, ты всю жизнь проживешь, и все у тебя будет хорошо, а может быть, она вдруг лет через двадцать щелкнет, расщепится, заменит в твоем ДНК тенин на гуанин - и привет тебе!

КУЗИЧЕВ: Ты физиков боялся? А тебе сейчас будут звонить биологи.

БАЖЕНОВ: Ну, биологов-то я не боюсь.

САВЕЛЬЕВ: А зря!

КУЗИЧЕВ: Продолжаем, друзья. Тимофей Баженов у нас, вернувшийся из командировки в зону отчуждения Чернобыльской АЭС. 26 лет спустя чернобыльской аварии, чернобыльской трагедии, смотрите, пожар, во-первых, в 4-м блоке все еще продолжается.

БАЖЕНОВ: Продолжается пожар.

ПОЛЯКОВ: Долгий пожар в мире, мне кажется.

КУЗИЧЕВ: Может быть, да.

ПОЛЯКОВ: У меня бытовой вопрос, который меня опять же часто интересовал, радиация - какая она? Ее не видно, ее не слышно, возможно ли ее смыть?

КУЗИЧЕВ: Да. Вот та пылинка, о которой ты говоришь…

БАЖЕНОВ: Вот это, кстати, очень интересный вопрос, на который я узнал очень интересный ответ, и под впечатлением пребываю до сих пор.

КУЗИЧЕВ: Ну-ка!

БАЖЕНОВ: Значит, дорогие друзья, радиацию можно увидеть, понюхать и попробовать на вкус.

ПОЛЯКОВ: Ну-ка, по пунктам. Увидеть.

БАЖЕНОВ: Значит, увидеть ее можно в темное время суток, когда в воздухе большая влажность, например, туман. Она выглядит как свечение, похожее на Северное сияние.

ПОЛЯКОВ: А, ну то есть не имеет всегда много.

БАЖЕНОВ: Как догорание люминесцентной лампы в случае, если к ней подключен только один контакт.

КУЗИЧЕВ: Легкое слабое такое свечение.

БАЖЕНОВ: Синеватое свечение. Запах у радиации тоже есть, он очень сильный. Это запах озона, который мы все так любим после дождя. Но после дождя озоном пахнет умеренно, а когда радиация сильная, то озоном пахнет прямо хоть святых выноси. Ну и самое главное - вкус. Вкус у радиации есть, и он очень отчетливый. Это кисло-соленый привкус, который все мы, особенно юноши, ощущали хотя бы однажды, облизывая батарейку.

ПОЛЯКОВ: Да!

БАЖЕНОВ: Вот такое происходит без всякой батарейки во рту.

КУЗИЧЕВ: А чего особенно юноши? Я сейчас тоже участвую.

САВЕЛЬЕВ: Ну, в смысле не девушки.

БАЖЕНОВ: Ну, я тоже иногда облизываю батарейки, но девчонкам это не свойственно.

САВЕЛЬЕВ: Ну, знал я пару, но ладно, это другая программа…

КУЗИЧЕВ: Слушай, а подожди, подожди, я надеюсь, не ты же, не на собственном опыте это узнал все?

БАЖЕНОВ: И на собственном опыте я это тоже узнал.

КУЗИЧЕВ: Ты ел радиацию?

БАЖЕНОВ: Я не ел радиацию, но я довольно близко везде залезал.

КУЗИЧЕВ: Ужас!

БАЖЕНОВ: И я считаю, что вообще жить в этом веке и проживать этот маленький участок жизни и не увидеть этого человек не имеет права. Потому что, пожалуй, это самое серьезное событие в истории планеты за весь период существования человечества. Вот мы с вами привыкли знать о том, что период полураспада плутония 120 лет. Мы думаем: ну, 120 лет долго, конечно, мы не доживем, дети наши не доживут, внуки не доживут. А на самом деле это же полураспад, а полный распад - 240 лет. И это в том случае, если санитарная норма превышена в один раз. А там есть места, где она превышена в тысячу и более раз. А что это же значит, дорогие наши математики?

ПОЛЯКОВ: 20 тысяч лет.

БАЖЕНОВ: 240 тысяч лет! Но в тысячу - это не значит ровно в тысячу, там может быть более чем в тысячу, например, в пять тысяч раз, десять тысяч раз. И тогда уже придется подождать еще подольше. Ну, чтобы вы могли сравнить, я вам скажу, что человечество, по официальной версии, от самого начала, от питекантропов до нас, живет не более 30 тысяч лет. То есть мы как вид вряд ли дотянем до того периода, когда зона отчуждения вновь станет пригодной для жизни.

ПОЛЯКОВ: Ну, мы своим пра-пра-пра-пра-правнукам такой под новый год подарок приготовили…

КУЗИЧЕВ: Подожди, тогда просто интересно, что мы подразумеваем под загрязнением.

БАЖЕНОВ: Под загрязнением мы подразумеваем некоторый уровень, который санитарно может навредить человеку. Дело в том, что плутоний, он не только опасен с точки зрения радиация, он еще и очень ядовит с точки зрения биохимии. И многие его путают с полонием, это разные совершенно вещества, но действие примерно одинаковое, то есть отравление и быстрая смерть, даже без облучения.

КУЗИЧЕВ: Соответственно эти 240 тысяч - 2 миллиона 400 лет эта зона отчуждения скорее всего не будет заселена. А если заселена, то кем-то другим.

БАЖЕНОВ: Ну, или она будет заселена существами, которые к этому приспособятся.

САВЕЛЬЕВ: А есть, кстати, уже такие существа?

ПОЛЯКОВ: Да, вот медведи с плавниками, вот это вот все, ходят легенды.

БАЖЕНОВ: Нет, это все ерунда.

КУЗИЧЕВ: Двухголовые лягушки…

БАЖЕНОВ: Это все ерунда, дорогие друзья. Конечно, таких мутантов вы нигде не обнаружите. Надо сказать, что единственная устойчивая мутация, которая была зафиксирована после ядерных катастроф, обнаружилась только этим летом недалеко от Фукусимы. Это маленькие бабочки, у которых крылья стали чуть-чуть поменьше, а на каждом глазном яблоке появилось по маленькой ямочке. Это никак не помогает этим бабочкам приспосабливаться к радиации. Что касается мутации в зоне отчуждения, то могу сказать, что те существа, которые родятся с явными физическими отклонениями, не выживают, они гибнут. В основном все там выглядят так, как положено.

ПОЛЯКОВ: А кто они?

БАЖЕНОВ: Значит, чем организация, биологическая организация существа ниже, тем он легче приспосабливается, этот существо, тем он легче приспосабливается к радиации. Поэтому насекомые, рыбки, птички, они все гораздо лучше с этим справляются. Что касается рыбок, то там есть такой обводной канал, и эти рыбки там живут в той воде, которой еще тогда тушили станцию. Вот как она слилась туда в 1986 году, так она там до сих пор и болтается, в этом канале.

КУЗИЧЕВ: И как она? Рыбка, я имею в виду.

БАЖЕНОВ: Рыбка - очень прилично. То есть сомики есть метров по 6-7.

ПОЛЯКОВ: Кушать можно их?

БАЖЕНОВ: Можно. Один раз.

САВЕЛЬЕВ: Один раз, но классно! 6-7 килограммов отличного сома.

БАЖЕНОВ: По 6-7 метров есть сомики, белые амуры, толстолобики очень большие, как письменный стол. Они прекрасно себя там чувствуют, хорошо относятся к людям…

САВЕЛЬЕВ: Неплохо разговаривают.

ПОЛЯКОВ: Разбираются в музыке.

КУЗИЧЕВ: В шахматы играют. Слушай, подожди, а их размеры - это обусловлено именно той водой, где они живут?

БАЖЕНОВ: Ни в коем случае. Их размеры обусловлены полной безнаказанностью и тем, что им ничто в жизни не угрожает. У них полно еды, им тепло, светло, они никого не боятся. Они с удовольствием подплывают к людям, которые подходят к этому каналу. В частности, вот я привез ящик хлеба туда и бросал этот хлеб буханками. И вот рыбка сразу заглатывает буханку, прямо выныривает и заглатывает. Это сомики. А что касается обычных рыб, скажем, более привычных городским жителям, то их можно кормить в Чернобыле совсем другим способом. Можно кусочки хлеба бросать на берег, и они тогда выпрыгивают на берег, хватают и запрыгивают обратно в воду.

САВЕЛЬЕВ: Это не свойственное таким рыбам поведение, я предполагаю.

БАЖЕНОВ: Ну, обычно рыбы боятся так поступать. Но там они из поколения в поколение привыкают к тому, что люди их не хватают.

ПОЛЯКОВ: Они знают, что они заражены.

БАЖЕНОВ: Да-да, они смертельно опасны.

КУЗИЧЕВ: Кому мы нужны? - говорят они.

ПОЛЯКОВ: А такие животные, как всякие там лоси, это все нет?

БАЖЕНОВ: Вот часто я слышу рассказы о том, что о, Чернобыль - охота, рыбалка, грибы. Значит, вот кто это говорит, тот врун и дурак. Если кому-то хочется там охотиться, то да, зверье там непуганое. Но и человек причинит смерть неизвестно зачем этому существу, потому что труп никак использовать нельзя. Но более того, человек, передвигающийся по лесу за какой-либо дичью, скорее всего наживет себе большие неприятности, связанные с быстрой смертью.

САВЕЛЬЕВ: В смысле дозы?

БАЖЕНОВ: В смысле дозы, да. Потому что там ведь дезактивация, она как проводится? Этот грунт зараженный, его никуда нельзя деть, его нельзя никуда вывезти, его нельзя закопать, потому что в этом случае он заразит воду. И первый слой (ну, первый там уже заражен), и второй, и третий. Третий слой еще питьевой пока. Но это дело времени. И поэтому грунт просто отодвигают от тех мест, где ходят люди или ездят машины. В случае с дорогами сдвигают вместе с асфальтом, кладут новый асфальт.

КУЗИЧЕВ: Мы, конечно, смешные. Полтора года мы в телевизионном эфире сидели, нам не пришло в голову ни разу Тимофея позвать.

САВЕЛЬЕВ: Да, почему-то, кстати. А он в разъездах же постоянно.

ПОЛЯКОВ: Так он не каждый день в Припять-то ездит.

БАЖЕНОВ: Ну, я вообще и на другие темы отлично гоню, кстати.

ПОЛЯКОВ: Между прочим. Нет, у нас только радиация, мы специализировались…

КУЗИЧЕВ: Итак, сталкеры. Бесстрашные, отчаянные парни, возбужденные, во-первых, ситуацией, а во-вторых, романом Стругацких.

ПОЛЯКОВ: Прославленные романом Стругацких.

САВЕЛЬЕВ: Игрой не менее популярной.

КУЗИЧЕВ: Нет, они-то появились после романа сильно, я так понимаю. Просто этим примером вдохновленные, понимаешь? И получилось все, как в романе: есть зона специальная, где живет неизвестно кто, где нарушены, искажены законы и физики, и времени, и всего прочего, и они туда идут. А возвращается кто седым стариком, а кто бабой красивой.

ПОЛЯКОВ: Как многие звезды на нашем телевидении… Вот куда они ездят! А то Китай, Китай…

БАЖЕНОВ: Да, значит, дорогие друзья, про сталкеров что я могу сказать. Может быть, и есть такие люди, я с ними не знаком. Конечно, есть герои, и есть исключения. Давайте расскажу вам, как на самом деле обстоят дела, и вы сами поймете тогда все про сталкеров. Значит, зона отчуждения обнесена колючей проволокой, она очень хорошо охраняется. Мест, где забор проржавел, нет. Там ходят собаки, там ходят представители спецслужб, там ходят военные химики.

ПОЛЯКОВ: А зачем они охраняют?

БАЖЕНОВ: Сейчас я расскажу. Там существует несколько КПП, которые настолько хорошие, что их нельзя снимать, даже российскому телевидению. И там не просто шлагбаумы, а там очень-очень все правильно сделано. Там дозиметрический контроль, там специальные путевки. Там люди, которые … неважно, в третий раз ты проходишь или в пятый, задают тебе вопрос: а с какой целью вы направляетесь в зону отчуждения? а что вы ходите увидеть? Туда нельзя попасть без провожатого от МЧС Украины, ну или Белоруссии. У нас был такой провожатый - прекрасный, образованный, интеллигентнейший человек Максим.

ПОЛЯКОВ: Вы со стороны Белоруссии, Украины заходили?

БАЖЕНОВ: Мы со стороны Украины заходили. Значит, первое КПП "Дитятки", второе КПП "Лилево". И там, и там человека проверяют на входе - дозиметрический контроль, а потом на выходе. И если на человеке остается хоть одна грязная нитка, то эту нитку нужно оставить на КПП. И если повезло, что ты разделся догола, проходишь - не звенит, тогда уходишь голый. А вот если ты сам светишься, у тебя начинаются серьезные проблемы, потому что ты нарушил какие-то правила, что-то съел, например, или почесался обо что-то, или снял верхнюю одежду в неправильном месте. И тогда ты там находишься пока тебя не очистят, пока ты не вылечишься, но все это время тебе промывают в первую очередь мозги, рассказывая, что правила нарушать нельзя и что теперь ты можешь сдохнуть. Вот. Значит, если туда проникают какие-то так называемые сталкеры, то я надеюсь, что у них есть подробнейшая карта загрязнений. Хотя хочу вас проинформировать, что таких идеально подробных карт нет в том числе и у специалистов, у представителей войск химической защиты, которые там живут. Дело в том, что место может быть полностью чистое, но, к примеру, там остановился БТР, который участвовал в тушении. Водитель вышел пописать, например, потом сел в БТР и поехал дальше. А за это время с БТР упало несколько пылинок. И получается так, что на огромном чистом пустыре одно смертельно опасное пятно - то пятно, где когда-то остановилась машина много лет назад. И много таких пятен в карты не занесены. Так вот, если туда попадают человек без карты, то он гарантированно получает лучевую болезнь. И рассказы про то, что там можно потусоваться, пожить в этих домах, это тоже все полная ерунда. Значит, в дома вообще заходить нежелательно, потому что время идет, конструкции разрушаются, лестницы обрушаются, пролеты обрушиваются. Дома увиты вьюнками прямо до 9-го этажа.

КУЗИЧЕВ: Красиво!

БАЖЕНОВ: Значит, деревья растут прямо из лестниц. И можно там ходить, можно это делать, но ни в коем случае нельзя это делать неумеючи.

ПОЛЯКОВ: А как делать умеючи?

САВЕЛЬЕВ: С провожатым.

БАЖЕНОВ: Секунду, я быстро закруглюсь про туризм. Говорят, что есть так называемый чернобыльский туризм, и даже более того, существуют фирмы, которые предоставляют услуги, что можно поехать в турпоездку в Чернобыль. Хочу вам сказать, что такие горе-туристические фирмы наживаются на том, чего не знают люди. А дело в том, что требование МАГАТЭ, которое МАГАТЭ предъявляет к государствам, на территориях которых произошли подобные катастрофы, это полная открытость. Поэтому любой человек без всякого туристического агентства может написать заявку в соответствующие органы, и ему абсолютно бесплатно выделят провожатого.

КУЗИЧЕВ: Обязаны выделить.

БАЖЕНОВ: Обязаны выделить. И проведут по всем местам, на которые он хочет посмотреть. И это не будет тур, а это будет абсолютно серьезная ознакомительная поездка с зоной загрязнения.

САВЕЛЬЕВ: Какое-то странное, подожди, требование для МАГАТЭ…

БАЖЕНОВ: Нет, это МАГАТЭ выставляет к стране.

КУЗИЧЕВ: К странам, где произошло нечто подобное.

САВЕЛЬЕВ: Ну да, к стране, я понимаю.

БАЖЕНОВ: Чтобы не было сокрытия, чтобы никто не мог сказать, что страна скрывает какие-то опасности.

КУЗИЧЕВ: Это в рамках политики открытости.

САВЕЛЬЕВ: Я понял. А на практике это все работает?

БАЖЕНОВ: Ну, работает, да. Собственно так мы туда и попали.

ПОЛЯКОВ: А вот давай теперь про передвижение. Меня-то волнует как раз быт этой всей зоны. Вот как понять, что здесь тормозил БТР, и с него капнула смертельная пылинка?

БАЖЕНОВ: Никак не понять. Для этого существуют карты, для этого существуют приборы, дозиметры.

КУЗИЧЕВ: Нет, ну если это только будет ночь с высокой влажностью, с туманом…

ПОЛЯКОВ: И у тебя нет насморка…

КУЗИЧЕВ: И у тебя нет насморка, и вдруг ты чувствуешь: пахнет озоном, что-то светится, а на языке… Я, как в детстве, чувствую это… Бум! Но это уже поздно будет.

ПОЛЯКОВ: Это будет последнее, что ты будешь помнить.

БАЖЕНОВ: Нет, там еще ты помучаешься некоторое время.

КУЗИЧЕВ: Да?

БАЖЕНОВ: Потому что вот я спрашивал: на что же похожа радиация, как понять, как она действует? И вот этот Максим мне объяснил, что это такое, и я теперь объясню его словами вам.

КУЗИЧЕВ: Давай.

БАЖЕНОВ: Представьте себе, что вы держите в руках лампочку, например, 200 свечей. Понятно, что она светит на всю комнату, и непонятно, в какую сторону, везде от нее свет, в том числе и отраженный.

КУЗИЧЕВ: Да.

БАЖЕНОВ: А теперь закопаем эту лампочку, например, на один сантиметр в землю и присыпем сверху землей. Понятно, что ни с какой сторон мы не будем видеть свечение лампочки, кроме одной: пока мы над ней не наклонимся и не увидим, что через землю к нам проникает свет.

КУЗИЧЕВ: Так.

БАЖЕНОВ: Вот точно так же распространяется и радиация. То есть вообще радиация действует по тем же законам, что и свет. И поэтому очень загрязненные места позволяют рядом с собой при соблюдении определенных правил находиться. Ведь как проводилась дезактивация? Закопать ничего нельзя, вывезти все это некуда. Поэтому, например, бульдозеры или просто солдаты лопатами отгребали землю от тех дорог, по которым ходят люди или ездят машины, убирали землю с площадок, где люди будут находиться. Ну а такие сооружения, как, например, мосты, просто мыли с мылом много раз, пока вся пыль эта не смывалась. Мало кто знает, что после аварии несколько десятков деревень были захоронены. Вот для меня это было тоже неожиданностью. Думаю: зачем это делать? А они вот светятся, дома эти, нельзя им стоять. Потом уже поняли ученые, что это было ошибочно, но захоронение производилось так. Один бульдозер военный копал рядом с домом здоровенную яму и оставался на дне этой ямы. Другой военный бульдозер спихивал в эту яму дом и падал вместе с домом. А третий военный бульдозер закапывал эту яму и оставался на вершине этой кучи. И вот такие памятники похороненным домам стоят по большому пространству в зоне целыми деревнями.

КУЗИЧЕВ: Потому что потом эти машины уже в любом случае нельзя использовать нигде и никак?

БАЖЕНОВ: Да. Потому что дезактивация повлечет за собой смерть ликвидатора, и это нерентабельно. Вот. Что же касается более масштабных проектов захоронения, то там, например, захоронили целый огромный кусок леса, так называемый рыжий лес.

КУЗИЧЕВ: Что такое рыжий лес?

БАЖЕНОВ: Ну, местность неподалеку от станции, сосновый прекрасный лес, который рос себе и никого не трогал. И после взрыва как раз туда пошло первое облако. В течение месяца лес погиб. И сиял он так, что святых выноси. Было решено его захоронить. Вот военная техника шла по лесу, валила скребками эти деревья, а следом такие же скребки копали траншеи, и следом такие же скребки закапывали эти деревья в траншеи. Я был на территории рыжего леса и ходил по нему. Это одно из самых опасных мест в зоне, и там считается, что каждый шаг увеличивает дозу в два раза. То есть начинаем с осевой полосы на дороге - 400, шаг в сторону обочины - 800, еще шаг в сторону обочины - 1600, и далее - лавинообразно. То есть нигде не убывает, только прибывает по мере углубления в рыжий лес. Там не очень любят жить разные животные, но время от времени они там оказываются. Ну, например, крупная собака, перебегая территорию рыжего леса, обыкновенно на другой стороне ложится и умирает. А птички, которые вроде гораздо более устойчивы к радиации, потому что они попроще устроены с точки зрения дарвинизма, вот птички, перелетая через рыжий лес, зачастую падают замертво на землю. Почему это происходит? Я вам скажу. Это не значит, что они там прямо умерли. Просто у них те же самые симптомы, что и у человека: головокружение, слабость, они отравлены. Но только человек стоит на земле, и он может сесть на стул, а птичка в небе, и она теряет ориентацию, падает и уже долетает до земли мертвая, потому что она разбилась. И так мы и не знаем, какую дозу она хватает, но она хватает такую дозу, чтобы полет плавно перешел в смерть.

ПОЛЯКОВ: А как же живущий Тимофей ходил по рыжему лесу?

БАЖЕНОВ: Для этого нужно переодеваться в костюм специальный х/б, этот костюм потом нужно снимать, дезактивировать, надевать новый.

КУЗИЧЕВ: А твоя одежка, в которой ты туда ездил?

БАЖЕНОВ: Смотря какая. Та, в которой я приехал из Москвы, осталась там. Та, которую я брал там у ликвидаторов, тоже осталась там.

КУЗИЧЕВ: Собственно вся одежка осталась там.

БАЖЕНОВ: Да, а самая опасная одежка сгорела, облитая соляркой.

ПОЛЯКОВ: И сколько в итоге, как это сказать, твой приз - сколько ты получил дозу? Или как это говорят?

БАЖЕНОВ: Ну, не могу вам сказать сколько. В день получается примерно 1,4. Я и в своем произведении литературно-художественно-телевизионном, и в этом буду использовать старую систему в микрорентгенах. Сейчас уже принято в зивертах это описывать. Но и мне привычнее в микрорентгенах, да я думаю, что и нашим зрителям и слушателям тоже, потому что мы все были соучастниками этого ужасного события. Ну, доза есть, конечно. Но не нужно думать, что человек, получивший дозу, обязательно от нее погибнет, нет. Главное, чтобы внутрь человека не попало что-то, что будет там вечно излучать.

КУЗИЧЕВ: А я знаю, что должно тебе внутрь сейчас попасть.

БАЖЕНОВ: Что?

КУЗИЧЕВ: Каждый день. Я готов составить тебе компанию. Красное вино.

БАЖЕНОВ: Красное винище-то? Ты знаешь, это большое заблуждение. Я вообще считаю, что алкоголь не помогает ни от каких болезней и, конечно же, от этого. Это вином вряд ли исправить.

КУЗИЧЕВ: Красное вино убивает свободных радикалов…

БАЖЕНОВ: Но если ты меня приглашаешь…

КУЗИЧЕВ: Приглашаю.

БАЖЕНОВ: Я в качестве просто приятного времяпрепровождения, конечно же, содвину с тобой бокалы, но вряд ли это меня вылечит, если я чего-нибудь схватил.

САВЕЛЬЕВ: Нет, ну слушай, так вы просто встретитесь и напьетесь, а так у вас будет высокая цель - дезактивации. Видишь, какое слово…

КУЗИЧЕВ: Жены будут звонить, а мы им: слушай, мы сейчас дезактивируемся…

САВЕЛЬЕВ: Тимофеев, он уже почти дезактивирован, я уже вообще не активирован…

КУЗИЧЕВ: Завтра будем. Слушай, а что такое ядерный (ты извини, я не на тебя намекаю), что такое ядерный, или как это называется, загар?

БАЖЕНОВ: А вот ты, кстати, зря извиняешься, потому что то, что ты на мне наблюдаешь, это как раз и есть ядерный загар.

КУЗИЧЕВ: Да ладно! Покажите! У нас трансляция, друзья, на сайте "Маяка". Посмотрите сейчас на Тимофея, это интересно.

БАЖЕНОВ: Да. Значит, я уже говорил, что радиация работает так же, как свет солнечный. И вообще солнечная радиация - это тоже радиация. И человек, подвергшийся освещению длительному на солнышке, как вы знаете, коричневеет. Ядерный загар выглядит совсем по-другому. Он проникает через одежду и равномерно покрывает все тело человека, за исключением ладоней и ступней. По уровню радиационного загара определяют степень лучевой болезни: чем сильнее человек загорел, если он уже прямо коричнево-серый, значит, он скорее всего, к сожалению, покойник. Если он желто-оранжевый, то все нормально.

ПОЛЯКОВ: Ну вот это "жизнь продолжается", я считаю, очень актуально…

САВЕЛЬЕВ: Да и "профилактика", знаешь, тоже сейчас легло как-то…

ПОЛЯКОВ: Дезактивация…

КУЗИЧЕВ: Да вы знаете, я вам скажу, что и "Маяк" очень уместен в этом смысле.

ПОЛЯКОВ: Он же светится.

КУЗИЧЕВ: Конечно, еще как! Издалека, что самое главное.

БАЖЕНОВ: Даже хорошие заводы так называются.

КУЗИЧЕВ: Тимофей Баженов сегодня у нас в гостях. Он вернулся. Он вернулся - этого достаточно в качестве анонса.

ПОЛЯКОВ: И с собой принес 1,4.

БАЖЕНОВ: В день. За 34 дня это больше.

ПОЛЯКОВ: А, 34 дня…

КУЗИЧЕВ: Ты был там 34 дня. Пока умножай, Леха, а я задам следующий вопрос. Так, смотри, 240 тысяч лет зона загрязнения, самое главное (это я опять тебя цитирую) событие в истории человечества. Потому что, я так понимаю, кроме всего этого ужаса, благодаря (если так можно выразиться) этой аварии, люди обнаружили в научном смысле много для себя полезного, типа элементов каких-то, ну смогли их увидеть и услышать.

БАЖЕНОВ: Знаешь, это тоже для меня было новостью. Наверное, сейчас содрогнутся физики и химики от моей неграмотности, но все-таки я это скажу, потому что я это понял так, и, наверное, я прав. Значит, как мне было рассказано, так и я пересказываю. Значит, Дмитрий Иванович Менделеев уснул однажды и проснулся, уже перед собой имея таблицу Менделеева, крутейшую вещь, без которой мировая химия, да и физика, просто ничего не стоила.

КУЗИЧЕВ: Бы.

БАЖЕНОВ: И так получилось, что все элементы (а он был хороший химик, он знал все элементы), что все эти элементы в клеточки вписались, но он понимал, что есть еще какие-то элементы, исходя из структуры таблицы, и для них оставил много пустых клеточек снизу с определенными молярными массами, и даже кое-какие названия давали этим элементам, но этих элементов ни физики, ни химики никогда не держали в руках.

САВЕЛЬЕВ: Ну, теоретические элементы были.

БАЖЕНОВ: Так вот, эти пустые квадратики, как выяснились, заполнились после взрыва на ЧАЭС, потому что в результате этих реакций распада неуправляемых появились те самые элементы, которые задолго до этого предсказал Менделеев, и люди смогли подержать их в руках, смогли их определить, и теперь они есть на свете. А вообще-то их на свете нет. То есть сколько ни копай руду, сколько ни ищи…

КУЗИЧЕВ: Понятно. То есть в естественном, так сказать, виде их никогда не встретишь.

БАЖЕНОВ: Да, ты найдешь уран, но этого не встретишь.

КУЗИЧЕВ: Я почему начал-то, это интересно. Но, смотри, вот у нас же были в истории на самом деле еще несколько атомных, как бы сказать, событий.

САВЕЛЬЕВ: Катастроф.

КУЗИЧЕВ: Ну, не катастроф, потому что вряд ли можно назвать бомбардировку Хиросимы и Нагасаки катастрофой, но это была совершенно осознанная человеческая деятельность.

БАЖЕНОВ: Но для кого-то это было катастрофой.

САВЕЛЬЕВ: Я думаю, для жителей Хиросимы.

БАЖЕНОВ: Я не могу тебе алаверды не добавить, извини, чуть-чуть перебью.

КУЗИЧЕВ: Давай.

БАЖЕНОВ: Сегодня пришла трагическая новость. В Японии скончался старичок в возрасте 98 годов, который пережил взрыв в Хиросиме. Ему там было очень плохо, он заболел и переехал в Нагасаки. И тут фигак - и Нагасаки! И вот сегодня мир простился с этим человеком.

КУЗИЧЕВ: То есть он две бомбардировки последовательно пережил!

БАЖЕНОВ: Да. И из этого мы должны сделать определенные выводы относительно того, что было там, и что у нас. Это совсем разные вещи. И там я задавал этот вопрос моим сопровождающим, ученым и военным химикам. Я спрашивал: это что же, получается, как взрыв атомной бомбы? А они мне сказали: ну что ты, взрыв атомной бомбы - это было бы прекрасно. Десять взрывов атомных бомб в этом месте - это было бы прекрасно, мы бы сейчас здесь жили, это была бы пригодная для жизни земля.

КУЗИЧЕВ: Серьезно? Вот о чем и речь.

БАЖЕНОВ: Дело в том, что атомное оружие таким образом придумано человеком, чтобы уничтожить противника, но на эту территорию потом может вступить армия завоевателя и жить там. Дело в том, что во время атомного взрыва все разлагается сразу и исчезает. А это - самое противное, что может получить человечество от атомных реакций.

КУЗИЧЕВ: Вот оно что!

САВЕЛЬЕВ: Тлеющее…

БАЖЕНОВ: Это то, что называется грязная бомба. Но только грязная бомба - это ерунда по сравнению с нашим Чернобылем.

КУЗИЧЕВ: Слушай, а вот новость, которую мы с тобой вместе недавно слышали. 40 или там сколько человек обратилось к Януковичу… или нет, к Николаю Азарову с письмом с требованием вернуться…

САВЕЛЬЕВ: Вернуться обратно?

КУЗИЧЕВ: Да, дать им возможность и разрешение вернуться назад к своим, так сказать… ну, туда вот, жить в эту самую зону отчуждения.

БАЖЕНОВ: Да.

КУЗИЧЕВ: Можешь прокомментировать это?

БАЖЕНОВ: Могу прокомментировать. Значит, существует там такая местность, она называется "самоселы". Там живут люди, которым в порядке эксперимента было разрешено туда вернуться 10 лет назад. Дело в том, что тема загрязнения выглядит неравномерно, и она как бы такими красными хвостами на зеленой карте отмечена, и в том числе внутри зоны есть места, где более-менее чисто. И вот в этих деревнях-самоселах живут старые люди, кому принадлежат эти дома. Они пьют воду, собирают грибы и ягоды. Многие приехали досматривать туда родителей. Таких человек около 150-ти. Все эти люди прекрасно понимают, что они часть эксперимента, что за ними наблюдают, и они, конечно, не делают никаких идиотских поступков, типа хождения в рыжий лес за грибками. Они собирают все там, где им сказали собирать, и пьют оттуда, откуда им сказали пить. Что касается возвращения сорока человек в Чернобыль, то эта идея не контрпродуктивная. Чернобыль условно пригоден для жизни, так же, как и Припять. Там стоят прекрасные дома. И если бы такие дома строили сейчас в Москве, то я думаю, что меньше 5 тысяч за квадратный метр там бы не брали. Это красивейший город, Припять. И Чернобыль, кстати, милый очень городок. Из всех этих домов люди уехали. Там осталась мебель, остались стекла, осталась канализация, водопровод. Но эти дома не брошены в подавляющем большинстве. Все они переделаны под общежития, где вахтовым методом живут ликвидаторы, которые сейчас работают на ЧАЭС. Но есть, конечно, и полностью заброшенные дома. Теоретически можно вернуть туда гражданское население, теоретически. Но подумайте сами, как будет выглядеть… можно ли назвать нормальной жизнь, когда вы не можете выйти на улицу погулять, когда ваш ребенок не может покопаться в песочнице, когда вы не можете понюхать или сорвать цветок, когда вы, в конце концов, не можете, уставши, прислониться плечом к столбу на улице или сесть на лавочку, когда вы должны проходить дозиметрический контроль каждые три часа, следить за обувью, ни в коем случае не наступать в грязь по осени. А если вы случайно споткнулись и копнули носком землю, такие ботиночки нужно выбросить.

ПОЛЯКОВ: То это смертельная ошибка.

КУЗИЧЕВ: Смертельные ботинки, да.

БАЖЕНОВ: Вот. Можно там жить, можно. То есть, если очень приспичит, я не исключаю, что им разрешат - приезжайте и живите. Но будут ли они рады? В Чернобыле, например, всего три магазина, и магазины эти, прямо скажем…

САВЕЛЬЕВ: Не "Ашаны" и прочее.

БАЖЕНОВ: Не "Ашаны", да.

КУЗИЧЕВ: Нет, подожди, а почему? То есть для ликвидаторов, для тех, кто вахтовым там…

БАЖЕНОВ: Конечно. Для тех, кто там работает, в общежитии предстоит им две недели прожить.

КУЗИЧЕВ: Слушай, а нам очень много пишут одну и ту же фразу: почему вы ничего не говорите про Брянскую область?

БАЖЕНОВ: Ну, наверное, потому, что я не оттуда сейчас.

КУЗИЧЕВ: Ну да. Нет, просто ты упомянул Белоруссию, упомянул Украину, но не упомянул (вот что обидело) Брянскую область.

БАЖЕНОВ: Ну, вы не обижайтесь, ребята, я к вам приеду, тоже что-нибудь интересное расскажу. На самом деле это не вопрос.

КУЗИЧЕВ: Они имели в виду, что, видимо, Брянская область тоже попала в зону заражения каким-то образом?

БАЖЕНОВ: Да. Вы знаете, есть у меня знакомый психиатр очень высокопоставленный, который считает, что проблема ликвидаторов в первую очередь не в лучевой болезни, а в том, что они друг друга заражают истерией, они нагнетают опасность, становятся неуправляемыми в своей панике. И тут каждый взрослый человек должен понимать, что эта радиация очень опасная штука, но если соблюдать правила, то можно жить припеваючи до самой старости и умереть от какой-нибудь другой болезни.

КУЗИЧЕВ: Как тот старик, пример которого перед нами. 98 лет, ребята!

САВЕЛЬЕВ: Смотри, Тимофей умудрился даже в этой теме найти хоть какую-то последнюю яркую и позитивную краску.

КУЗИЧЕВ: Ну, Тимофей вообще просто роскошный! Тимофей, спасибо тебе большое. А когда, кстати, телерадио- и литературные произведения появятся в эфире?

БАЖЕНОВ: Мы стартуем уже на этой неделе, "Рейтинг Баженова", "Россия-2".

КУЗИЧЕВ: В эфир возвращаетесь. Все, отлично. Спасибо тебе.