Маяк. Москва 09.08.2013 - Об исторических свидетельствах Серебряного века в Москве

В России период с 1892 по 1922 год принято называть Серебряным веком русской литературы. Тогда же зародился и символизм. Наиболее известные поэты: Валерий Брюсов, Константин Бальмонт, Андрей Белый, Зинаида Гиппиус, Вячеслав Иванов, Сергей Соловьёв, Фёдор Сологуб. На проспекте Мира сейчас открыт уникальный музей - средоточие Серебряного века. И, кстати, в доме, где с 1910 по 1924 год жил Валерий Брюсов. Об исторических свидетельствах Серебряного века в Москве расскажет заведующий отделом Серебряного века Государственного Литературного музея Михаил Борисович Шапошников. Ведущая – Ирина Козловская.

ВЕДУЩИЙ: Гость программы - заведующий отделом Серебряного века Государственного Литературного музея Михаил Шапошников. Сегодня тема нашей программы - исторический свидетель Серебряного века в Москве Дом-музей Брюсова. По поводу Серебряного века много противоположных точек зрения. Николай Бердяев называл его Belle Époque, прекрасное время Ренессанса. А вот Фазиль Искандер, я позволю себе цитату, у него диаметрально противоположное мнение: «Серебряный век принес нашей культуре, нашему народу неизмеримо больше зла, чем добра. Это было время самой разнузданной страсти к вседозволенности, к ничтожной мистике, к смакованию человеческих слабостей, а главное - всепожирающего любопытства к злу, даже якобы самоотверженных призывов к дьявольской силе, которая явится и все уничтожит». Что Серебряный век для вас, и как вам мнение такое?

ШАПОШНИКОВ: Ну, я знаю, это мнение не только Искандера, но и многих еще. Но дело в том, что, может быть, потому что им не довелось жить в ту эпоху, они так и рассуждают. Мне кажется, что это несколько преувеличено, потому что творческий поиск, квинтэссенция вообще творческого поиска - это эпоха Серебряного века. Почему она была столь насыщена именами в поэзии, музыке, прозе, в живописи?

ВЕДУЩИЙ: Да. Там как бы целый пласт.

ШАПОШНИКОВ: Потому что Россия 200 лет шла к этому. И во всех слоях общества русского возникли силы творческие, которые вот так и проявились. Не важно было, дворянская это культура, или это крестьяне, или это купцы - все уже тогда были в России и образованы широко, и могли создавать великие произведения искусства.

ВЕДУЩИЙ: Михаил Борисович, но в принципе, наверное, средоточие основных таких сил было в Питере?

ШАПОШНИКОВ: В Москве.

ВЕДУЩИЙ: В Москве все же, вы считаете?

ШАПОШНИКОВ: Да.

ВЕДУЩИЙ: Смогла противоречивость того времени найти место в экспозиции вашего музея? И почему все-таки вы ратуете за Москву, а не за Питер? Мне почему-то кажется, все-таки ближе Питер.

ШАПОШНИКОВ: В экспозиции - конечно, поскольку она создавалась достаточно давно уже, 14 лет назад, мы выделили, кстати, особенный зал, в основном отдав его Питеру. Это акмеисты, 1910-е годы. Но в общем, конечно, если говорить о символизме русском и о футуризме, то самые главные издания символизма, издательство «Скорпион», журнал «Весы», издательство «Мусагет», которое подзабыли, - вот я мечтаю сделать экспозицию, часть экспозиции новой в музее посвятить издательству «Мусагет». В Питере был просто «Аполлон» журнал, а у нас в Москве был «Аполлон Мусагет», Аполлон - предводитель муз. Футуристы тоже, в общем, самые главные, ведущие имена - это Москва: это Маяковский, это Крученых, это Каменский тогда. Конечно, Северянин был в Питере, и, конечно, были Гумилев и Блок, и многие другие. Но в Москве были Бальмонт, Брюсов. В Москве были, кстати, еще и те, кто финансировал Серебряный век, это Сергей Александрович Поляков, совладелец Красногорской мануфактуры, в доме которого в Знаменском-Губайлово под Москвой, сейчас Красногорск это, собирались они все, и на деньги которого выходили книги «Скорпиона» и журнал «Весы» - лучшие и главные издания Серебряного века.

ВЕДУЩИЙ: Ну, без меценатов, конечно, было бы многое непросто. Вот вы перечислили многие имена, назвали альманахи, издания. Три тоненькие брошюрки, всем известные, «Русские символисты».

ШАПОШНИКОВ: Да, «Русские символисты» - это великое детище Брюсова.

ВЕДУЩИЙ: Тоже очень многие сравнивают, кем был Брюсов до выхода этих брошюр, кем стал после. Вот это можно назвать каким-то переломным этапом и конкретно для него, и для этого направления вообще?

ШАПОШНИКОВ: Нет, это направление родилось буквально с этими выпусками, в Москве уж точно. И Брюсов добился того, что после выхода его книг символизм, декадентство - тогда так несколько по-иному произносили, потом уже стали поуважительнее относиться, - захватило умы молодежи и возмутило умы старшего поколения, которое стало, так сказать, высмеивать, говорить, что это какая-то непонятная поэзия. «Бальмонт - это барыня с усами», - говорили, например, старые генералы своим внучкам, влюбленным в Бальмонта. Но они уже знали это имя, и Брюсова, и Бальмонта, и это всё обсуждалось во всех гостиных, в газетах и журналах, буквально и на улицах тоже. И мгновенно, буквально за несколько лет Брюсов совершил просто революцию, потому что до этого о поэзии предпочитали как-то так говорить: вот был Пушкин, потом несколько поэтов пушкинской поры, а дальше - ну Фет какой-то там непонятный, только о любви писал. И всё, а остальные - реакционеры все, вот поэты вроде Майкова. А что поэзия вообще должна быть лирической, что искусство должно быть только искусством и не служить никаким догмам, это уже подзабыли. И вот Брюсов, в начале своего пути во всяком случае, а уж Бальмонт всегда, они именно это и провозглашали. И снова научили русскую публику слышать стихи и читать стихи. И это продлилось до 1980-х годов ХХ века.

ВЕДУЩИЙ: Я как раз хотела сказать по поводу вот этой тяги к прекрасному, к искусству, к стихам. Я так понимаю, что многие школьники к вам приходят, насколько им это любопытно и интересно? Либо это очередная галочка: привели в музей и заставили слушать?

ШАПОШНИКОВ: Ну, знаете, для кого-то всегда галочка. А наша задача - зажечь. Чем больше глаз мы зажжем на экскурсиях или на каких-то занятиях, а у нас сейчас есть и интерактивные занятия, у нас выставки… Что я очень ценю в новом времени Литературного музея, что все-таки у нас появились выставочные залы на третьем этаже, где мы можем молодых художников выставлять, - и молодых художников, и художников, которые продолжают традиции Серебряного века в той или иной степени, или символистов, или авангард. И туда тоже можно приводить школьников, а не только рассказывать им о Брюсове, показывать книжки. А я надеюсь, что потом будет какое-то мультимедийное у нас пространство, надеюсь, что в скором времени. Вообще, именно через творчество молодых художников можно… Или известных исполнителей, музыкантов – это я такую интригу заложу, потому что я сейчас не произнесу имя, но вскоре, осенью, у нас будет выставка произведений очень известного музыканта, его художественные, так сказать, затеи. Но это будет тогда, когда будет. А важно зажечь человека. И экскурсия, она должна быть живой. Вот мы, например, ввели такую систему, что не один экскурсовод ведет полтора часа, а два или три, сменяя друг друга.

ВЕДУЩИЙ: Интересно действительно. Вот проходят какой-то этап, и там встречают другого, то есть некая интрига?

ШАПОШНИКОВ: Да. О Брюсове рассказывает один, о символизме с акмеизмом другой, а о футуризме - третий. Ну, или два, или три, тоже бывает. Это, так сказать, заставляет как-то переориентироваться и не засыпать.

ВЕДУЩИЙ: Да, вот по поводу не засыпать. Сейчас такая идея, она популярна, очень часто обсуждается - осовременивать музеи. Вот вы сейчас тоже сказали: выставки, мультимедийные проекты. Раньше, наверное, у всех глаза так расширялись: музей - это же святилище, как мы можем позволить себе нечто такое, нарушающее музейную атмосферу? Сейчас, я так понимаю, что жизнь диктует свои правила, надо привлекать людей действительно, чтобы горел глаз. Термин «осовременивать музей» - это вам созвучно либо все-таки несколько пугает?

ШАПОШНИКОВ: Вы знаете, меня не пугает совершенно. Вот мне уже сильно за сорок, нас в школе водили в музей, нам уже было скучновато. А уж через 20-30, 40 лет - тем более. Это время ушло, вот эта пролеткультовщина вся, так сказать. Музеи должны учить видеть прекрасное и, может быть, давать какие-то знания, которые не даются в школе в той же. И кроме того, вообще расширять кругозор и делать пребывание в них не мучительным, а приятным все-таки, потому что пытка музеями - это, знаете…

ВЕДУЩИЙ: Ну, конечно, не сравнишь с пыткой водой.

ШАПОШНИКОВ: Вроде того, да. Поэтому, как бы ни парадоксально это звучало, мне кажется, что сейчас такие великолепные возможности. Если только чуть-чуть в великую страну музейную - Италию поехать, там Музей города Болоньи, например, вот я был там недавно, несколько месяцев буквально прошло, - любой житель Болоньи после посещения этого музея будет знать навсегда историю своего города, потому что ему там не только рассказывают, показывают на портреты, висят какие-то картины, а там музыка задействована, видеоряд задействован, инсталляция и художественные решения великолепные. И просто каждый зал открывает в себе море целое. Хотя они небольшие, казалось бы, и там только самые главные вещи, но это всё - это крупный шрифт, запоминающийся. И пусть там соседствуют, предположим, какие-то оригиналы с копиями, и даже, так сказать, носители бывают буквально на стекле или переведенные на пластик, но это интересно сделано, это не утомляет. Ведь каждая эпоха имеет свое лицо, вот так это и сделано. Мы, кстати, когда еще делали экспозицию музея Серебряного века, в 1999 году она открылась, - работал художник Авет Тавризов, я вспоминаю с очень добрыми чувствами наше сотрудничество, - мы тоже делали каждый зал в определенном стиле, потому что мы понимали, что 1900-е годы от 1910-х отличаются, и тем более отличается рубеж 1910-х и 1920-х. И по-своему это было удачно сделано. Но теперь, конечно, через 14 лет, это уже выглядит статично. И материалы, из которых, собственно, сделана экспозиция, то есть витрины, всякие способы развески, они сейчас могут очень сильно быть модернизированы. И вообще не обязательно, так сказать, экспозицию воспринимать только со стен - можно с потолка или из пространства.

ВЕДУЩИЙ: Михаил Борисович, вы упомянули про Брюсова. Я поясню, что музей находится в Доме-музее Брюсова на проспекте Мира, 30, да?

ШАПОШНИКОВ: Да.

ВЕДУЩИЙ: Вот такой момент. Те музейщики, у которых экспозиции связаны с далеким прошлым, они знают наверняка о каких-то экспонатах, которые принадлежали тому человеку либо той эпохе, но они не могут их взять: вещи хранятся в других музеях или в запасниках. Скажите, насколько вообще трудна работа музейщика, связанная с тем, чтобы достать этот экспонат, о котором горит душа, и поместить его в экспозицию своего конкретного музея? Сейчас это возможно?

ШАПОШНИКОВ: Нет, нет, тут совершенно другое дело. У нас огромный, колоссальный музей Государственный Литературный, с великими фондами.

ВЕДУЩИЙ: Ну да, там много.

ШАПОШНИКОВ: Мы, уверяю вас, не менее, чем Третьяковская галерея, ну, с Эрмитажем не знаю, а со всеми буквально другими музеями мы можем сравниться, потому что у нас огромное количество великолепной живописи, графики потрясающей, уж книжное собрание - я не говорю вообще, это и обложки, кстати, тоже касающиеся художественного исполнения. Поэтому нам-то просто. У нас много вещей. У нас лежали под спудом подлинные афиши Серебряного века, которые до этого нигде никогда не выставлялись, потрясающей красоты. И мы многие из них использовали и в зале символизма, и футуризма. Афиши «Кафе поэтов» или на обоях сделанная афиша вечера в Кутаиси, на обоях напечатанная афиша. Блоковскую «12» обсуждают в 1919 году в Ростове, тогда под белой армией находившемся, - огромная афиша. В Политехническом Брюсов собирает все школы и группы, всякие, до ничевоков, которые молча стояли на сцене, пока их свистом не прогоняли. И все они там участвуют, в этом вечере. И там великие имена соседствуют с забытыми. Эти афиши все висят, их не очень видели до этого. Портрет Ходасевича, потрясающий совершенно, у нас, кисти его племянницы. Он впервые постоянно выставляется у нас в музее, до этого он иногда где-то на выставках был, а так был в запаснике. И много еще чего. Поэтому Государственный Литературный музей это может себе позволить. Конечно, музеям более второстепенным… Сейчас иногда модно вдруг: давайте создадим музей такого-то писателя. А создавать его не из чего, кроме копий фотографий и двух-трех ксероксов рукописей. Это не очень интересно, я согласен. Можно делать передвижные выставки, возить, но это будет временно. Вот наш музей или другой, или Третьяковка, кто угодно привезут туда и выставят.

ВЕДУЩИЙ: Очень многие коллекционируют театральные афиши, обложки, это тоже очень популярная вещь. Мы знаем, есть прекрасные коллекционеры, и в Пушкинском, в Музее личных коллекций выставлялись, и Третьяковке свои работы предоставляли и дарили многие известные российские коллекционеры. У вас не было такой практики? Никто к вам не обращался, например, с предложением: у меня хранится прекрасная коллекция, и я бы хотел ее у вас выставить?

ШАПОШНИКОВ: Естественно. Но вначале, у нас все-таки Литературный музей имеет много в Москве помещений. Есть Трубниковский переулок, где выставочные залы Государственного Литературного музея, где постоянно, много раз во всяком случае, выставлялись коллекции разные: и посвященные писателям, и рисункам писателей, и художники великолепные выставлялись там. У нас в выставочных залах не далее как весной планируется, мы тоже это будем делать, выставка «Костюм Серебряного века», подлинные платья будут, и мужской костюм, и женский.

ВЕДУЩИЙ: Это, может быть, даже и сейчас актуально. Некоторые фасоны весьма своевременные для нашего времени.

ШАПОШНИКОВ: Да. Коллекционер собирает. Вот мы надеемся, что у нас будет эта выставка.

ВЕДУЩИЙ: Вы несколько раз говорили, что у вас очень много помещений. Там, конечно, квартиры, особняки, дачи. Я знаю, что вы создавали Музей Булгакова, принимали участие.

ШАПОШНИКОВ: Это тема непростая. Ну, насчет того, что у Государственного Литературного музея много помещений, да, но нет главного здания, к сожалению, до сих пор. Вот это наша главная беда.

ВЕДУЩИЙ: Да. Хотя пообещали, но пока никак.

ШАПОШНИКОВ: И я думаю, что нашим руководителям культуры надо об этом задуматься все-таки. А Музей Булгакова, да, в «Нехорошей квартире». Ну, я не то что его создавал, конечно, - я принимал участие в том, чтобы он был официально создан. Музей Булгакова - это тема непростая. И я считаю, что он должен быть живым, безусловно, музеем. Там есть люди, которые его создавали в действительности, а не только говорили об этом, как некоторые наши известные литературные монстры. Поэтому я считаю, что музей создан. Раз он создан, он будет жить. Его молодым, конечно, стоит продвигать. Но сейчас там несколько сотрудников работают очень опытных, которые могли бы этим молодым помочь, и молодым не стоит отказываться от их помощи.

ВЕДУЩИЙ: Михаил Борисович, мы назвали тему «Исторический свидетель Серебряного века в Москве». Давайте немного отойдем в сторону от поэзии, от живописи. Дома, особняки – это, увы, проблема очень насущная. И вот таких свидетелей остается все меньше и меньше, хотя со стороны «Архнадзора», естественно, есть какие-то попытки… Не было идеи, например, сделать какую-то выставку о потерянных исторических свидетельствах именно с этой точки зрения, с архитектурной?

ШАПОШНИКОВ: Вы знаете, я вам скажу сейчас парадоксальную тоже вещь. Если бы мы открыли доступ во все посольства и банки, которые находятся в этих великолепных зданиях, куда внутрь невозможно войти… Об этом я говорю, так как я вожу еще экскурсии по Москве в «МоскваХоде». Мы смотрим снаружи и не можем никуда войти. А там не хуже Парижа. Я думаю, Париж бы затмили, если бы открыли эти интерьеры, которые для публики закрыты, потому что там Дом приемов МИДа, там иногда аукцион «Кристи» в доме Смирновых, там посольства и так далее. 18 мая пускают, но это маловато. То есть там сокровища несметные! Ну, конечно, многое утрачено, безусловно. Но огромное количество осталось, чего не видят наши граждане.

ВЕДУЩИЙ: А вы это не пытались транслировать высшему начальству?

ШАПОШНИКОВ: Пытался. Ну, не то что… я там не писал письма, я не сторонник таких действий. Но когда, например, был такой проект «Выход в город», я об этом говорил ребятам, которые этим занимались, что, вообще-то говоря, войти можно в огромное количество зданий, можно было бы, если бы не охрана. То есть это жемчужина. Там висят те же зеркала, люстры и мебель стоит от прежних владельцев до сих пор.

ВЕДУЩИЙ: Фантастика!

ШАПОШНИКОВ: А уж не говоря про то, как оформлены стены и потолки. Многие отреставрированы. Банки молодцы, реставрируют. Маргариты Морозовой особняк на Садовом кольце - я один раз туда попал случайно, вернее, не случайно, а когда был юбилей Андрея Белого, на конференцию, вот нас один раз туда пустили, в этот банк, в святая святых. После этого я, который занимался всю жизнь Серебряным веком, понял, откуда Андрей Белый брал многие сцены и сюжеты своих симфоний. Потому что, когда я увидел внутри этот дом, где он бывал постоянно, я понял: так вот они - симфонии Белого. Но это видно только внутри, а снаружи нет.

ВЕДУЩИЙ: Да, парадоксально. Михаил Борисович, что у вас с вашим коллективом, какая у вас команда, как вы набираете людей, и как вы их подбадриваете, когда чувствуете, что человек немножко застоялся и не совсем ему, например, интересно проводить экскурсии?

ШАПОШНИКОВ: Вы знаете, набираю людей как. У меня очень хороший коллектив, молодой достаточно. Я старался всегда это поддерживать, хотя есть у нас такой очень опытный уже специалист Лев Михайлович Парнис, который давно, лет 20 в музее работает, еще в Музее Пастернака работал в Переделкино, потом у нас. А девочки молодые. Я стараюсь, открою секрет полишинеля, я стараюсь брать тех, которым не надо думать о зарплате, у которых состоятельные мужья, чтобы они могли работать спокойно и выглядеть нормально могли. Это, может быть, своеобразный подход, но я считаю его правильным, потому что у музея Серебряного века должно быть лицо свое, и чтобы выходил экскурсовод на группу необычный. Я все время своим коллегам говорю, что вообще-то, как это ни странно звучит, но если экскурсовод затмит экспозицию, то тогда и запомнят посещение музея.

ВЕДУЩИЙ: Браво! Действительно, классный совет. Ну что ж, на этом нам придется прерваться. Михаил Борисович, спасибо, что вы к нам пришли.