Профитроли Школьная анкета. Юрий Антонов

СТАХОВСКИЙ: В "Школьной анкете" сегодня у Веры Кузьминой и Евгения Стаховского Юрий Антонов. Юрий Михайлович, добрый вечер.

АНТОНОВ: Добрый вечер.

СТАХОВСКИЙ: Мы страшно рады, что вы до нас сегодня доехали.

КУЗЬМИНА: Уж не знаем, заполняли ли вы в детстве школьные анкеты, которые девчонки приносили, и нужно было взять ручку и на самые дурацкие вопросы: любимый цвет, любимое варенье, нелюбимый киногерой – приходилось отвечать. Заполняли?

АНТОНОВ: В мою бытность в школе не заполняли никаких анкет, это было очень давно, понимаете, тогда еще не было принято это.

КУЗЬМИНА: Были альбомы, в которые писали.

АНТОНОВ: Я не припомню, я не припомню альбомов, честно вам могу признаться.

СТАХОВСКИЙ: Ну, значит, сегодня у нас будет возможность узнать о Юрии Антонове чуть-чуть больше, чем, может быть, знает вся страна, хотя…

АНТОНОВ: Я в ту пору помню только костер, жареную картошку в костре. И чужие огороды и сады – вот это я помню точно.

СТАХОВСКИЙ: А вы лазили?

АНТОНОВ: А как же, ну как же!

СТАХОВСКИЙ: И полный карман вишен?

АНТОНОВ: Нет, не вишни, там были яблоки, морковка, брюква. Очень мы любили брюкву, это было вообще…

СТАХОВСКИЙ: А вот, кстати, потеряла популярность сейчас брюква, совершенно непонятно почему.

АНТОНОВ: Тогда молодая была брюква потрясающая, набивали полные карманы, рубашку завязывали узлом, туда набрасывали.

КУЗЬМИНА: Это второе яркое впечатление от детства. А самое раннее вы можете вспомнить впечатление детское? Или вообще воспоминание самое раннее.

АНТОНОВ: Самое раннее?

СТАХОВСКИЙ: Ну, о себе, да: я – Юра…

АНТОНОВ: Нет, ну это я помню, в Германии мой отец служил в администрации, уже после войны, и там мы ездили на рыбалку. Конечно, были потрясающие воспоминания, они так не очень сильно сохранились, потому что это было чрезвычайно давно. Но смутно я вспоминаю, у меня была как бы не домохозяйка, а как это сказать… за мной ухаживала женщина, немка.

СТАХОВСКИЙ: Нянечка?

АНТОНОВ: Нянечка, да, вот так скажем, нянечка, наверное, да. Потому что отец был достаточно… высокопоставленный пост занимал.

СТАХОВСКИЙ: В Берлине всё это происходило, да?

АНТОНОВ: Да, он такой высокий пост занимал в военной администрации Берлина. Он, кстати, зашел туда вместе с войсками и остался, и мы там были до 1949-го, по-моему, или до 1950 года.

СТАХОВСКИЙ: То есть первые четыре-пять лет, да? Потому что вы родились 19 февраля 1945 года.

АНТОНОВ: Да. Но моя сестра родилась в Берлине в 1948 году. И потом мы уехали в Минск.

СТАХОВСКИЙ: А вы родились в Ташкенте?

АНТОНОВ: Я – в Ташкенте. Ну, отец не всегда воевал.

СТАХОВСКИЙ: Понятно, да.

АНТОНОВ: За хорошие подвиги, за подбитый вражеский танк ему давали…

КУЗЬМИНА: Теплый Ташкент.

АНТОНОВ: Ему давали отпуск, а мы были в эвакуации там. Не мы были, а мать была в эвакуации, да.

СТАХОВСКИЙ: Ну, понятно, да-да.

КУЗЬМИНА: Юрий Михайлович, какие-то вещи конкретные из детства остались у вас, памятные? Может быть, от отца что-то осталось такое, что напоминало…

АНТОНОВ: Нет, вещи… Знаете, отец когда уезжал из Берлина уже, ему, так сказать, по его статусу был положен вагон.

КУЗЬМИНА: Для перевозки соответственно всего.

АНТОНОВ: Да, да, вагон. И там было… ну, я вспоминаю, там были фарфоровые сервизы такие, там была старая мебель, старинная, там были картины. Ну, он как бы такое среднее звено, но я представляю, что там происходило у высшего звена, это невозможно было передать.

СТАХОВСКИЙ: Это у вас хорошая фантазия, вы представляете. Я совершенно не представляю.

КУЗЬМИНА: То есть это всё не сохранилось, ничего нету?

АНТОНОВ: Ну, знаете, после того как наш народ пережил такую войну страшную, я думаю, что они получили то, что они получили, они должны были уезжать не только, так сказать, победителями, но они должны были уезжать еще и с каким-то багажом. Поэтому вот так всё и происходило. А он был зам военного коменданта района Потсдам в Германии. Кстати, он прошел, с 1943 года был, с конца 1943-го, по-моему, или с начала 1944-го, Смерш, такая была система.

КУЗЬМИНА: Были у родителей любимые песни или любимые исполнители?

АНТОНОВ: Они очень любили песни, они очень любили фильм "Веселые ребята". Я должен признаться, что я тоже его люблю до сих пор. Наверное, его можно сравнить, этот фильм, с фильмом "Белое солнце пустыни", который создан гораздо позже уже, в наше советское время, было благополучие, такое тихое, спокойное время. А вот я так сравниваю. Потому что я был лично знаком с Леонидом Осиповичем Утесовым, поэтому это мне было вдвойне… У меня мурашки всегда проходили, когда я с ним встречался в Росконцерте, разговаривали, уже старичок совсем такой, знаете. И ты стоишь возле него и думаешь: господи, это же живая не то что легенда, а просто…

СТАХОВСКИЙ: Это эпоха, это эпоха.

АНТОНОВ: Просто невероятно, стоишь рядом с человеком – кумиром всего огромного Советского Союза.

СТАХОВСКИЙ: Вы можете сказать, что он один из тех людей, которые повлияли на ваше развитие, становление?

АНТОНОВ: Я бы так не сказал, что он повлиял. Ну, подспудно, может быть. Но дело в том, что, вы понимаете, я стал музыкантом, наверное, случайно, потому что там, где я жил после войны, когда мы после Германии приехали в Белоруссию, это было Молодечно. Собственно говоря, это был областной центр, и там было всего три средних учебных заведения – политехнический техникум, кооперативный и музыкальное училище. Ну, конечно, в политехнический как-то не очень хотелось, кооперативный техникум совсем не подходил: родители – военные, отец военнослужащий…

СТАХОВСКИЙ: Какой кооператив? Да, действительно.

АНТОНОВ: Ну как? Наверное, музыкальное училище, оно все-таки как-то так звучит – музыкальное, и меня, так сказать, в принудительном порядке отправили учиться в музыкальное училище. Ну вот, собственно говоря, от этого и пошло.

СТАХОВСКИЙ: А в детстве кем хотелось быть? Была же мечта?

АНТОНОВ: Вы знаете, на меня очень большое впечатление произвел фильм "Серенада Солнечной долины". Я вот сейчас вспоминаю, передо мной прямо стоит, это была зима в Молодечно, огромные сугробы, мороз, 25-30 градусов мороза, и мы в ДК с моим приятелем посмотрели фильм "Серенада Солнечной долины". И потом мы стояли до 12 ночи, мать выходила на балкон, кричала: "Хватит стоять, идите домой, замерзнете!" – и мы стояли и обсуждали этот фильм. Вот такое произвел впечатление, потрясающее просто. Вот, скорее всего, тут…

СТАХОВСКИЙ: И вы поняли, что всё, я хочу быть музыкантом.

АНТОНОВ: Да, да, да. Я через некоторое время создал небольшой эстрадный оркестр при Доме культуры, благо мой дом, где я жил, находился совсем недалеко от Дома культуры, и мне помогли там, дали добро. Я сделал такой небольшой диксиленд, и мы ездили за нотами… Нот вообще не было нигде. Но у нас была одна история такая интересная. Молодечно находилось недалеко от Вильнюса, и мы ездили в Вильнюс и покупали там ноты американские для диксиленда, но изданы они были в Польше и продавались в Вильнюсе. И мы могли купить, приезжали, разучивали по этим нотам.

КУЗЬМИНА: Это в основном джаз был, джазовые ноты?

АНТОНОВ: Джаз. Ну, это такое, знаете… диксиленд вообще…

СТАХОВСКИЙ: Эстрадная музыка скорее.

АНТОНОВ: Нет, диксиленд – это и есть джаз, это как бы такой первоначальный джаз, понимаете? Но то, что мы играли, это была классика диксиленда, это были такие темы, известные на весь мир, понимаете, вот мы пытались там изобразить их. Конечно, не всегда получалось.

СТАХОВСКИЙ: Ой, ну вы были, конечно, самые модные парни, я чувствую.

АНТОНОВ: В Молодечно – да, самые главные. Нас всегда приглашали и в кооперативный техникум на вечера, и в политехнический. А там были самые красивые девчонки, в кооперативном техникуме, потому что они шли в торговлю потом, собирались красивые девушки нашего города Молодечно.

КУЗЬМИНА: После того как вы уже оттуда уехали, возвращались ли вы обратно?

АНТОНОВ: В Молодечно?

КУЗЬМИНА: Да.

АНТОНОВ: Я был, признаюсь так, несколько раз, может быть, три-четыре раза был в Молодечно. В последний раз я был давно достаточно. Но, вы знаете, у меня щемило вообще. Я просто помню, я же излазил там район Геленово, был такой центряк наш там, и я там излазил всё в молодости, я там всё помню. И у меня картинка, вот она передо мной, и я иду по этим местам. Мне хотелось пойти в парк, вот этот знаменитый городской парк, за которым была гора Лысица, мы с пацанами лазили по этой горе. И это всё, конечно… Потрясающая арка была, это же город был польский в свое время.

СТАХОВСКИЙ: Западная Белоруссия, да, понятно.

АНТОНОВ: Да. Но это недалеко от Минска. А граница проходила так. Это одна из причин того, что наши в 1938-39 году вступили и забрали эти земли обратно. Это не были польские земли, они были просто во время… после революции отошли Польше. Но там Польша хорошо себя проявила так, она построила красивые здания, эта арка была замечательная, стояла такая, мы все время там лазили и хотели какие-нибудь артефакты найти, но ничего, кроме кошачьего, извините за выражение… не находили.

КУЗЬМИНА: Надо сказать, там мало что изменилось с тех пор, как вы там жили, кроме того, что было 9 тысяч населения…

СТАХОВСКИЙ: Ты была, что ли, недавно?

КУЗЬМИНА: Нет, я навела справки, теперь 20 тысяч населения. Учебных заведений, к сожалению, всё столько же, буквально три с половиной, школ восемь. То есть, по большому счету, ничего глобально не изменилось. Но прирост налицо.

АНТОНОВ: Там был очень хороший завод, радиозавод, всесоюзного уровня. Я не думал, что там так мало населения было – 9 тысяч, нет, я думаю, что больше было.

КУЗЬМИНА: Да? Ну, хорошо, я пошла уточнять, а вы пока поговорите.

АНТОНОВ: Областной центр не может иметь 9 тысяч населения, это была область, его потом расформировали, понимаете?

СТАХОВСКИЙ: Ну, ты пока уточни, а мы пойдем дальше. Юрий Михайлович, а скажите, пожалуйста, мне, была ли в юности какая-то книжка, которая, может быть, не перевернула мировоззрение, но вот ее можно назвать настольной книгой молодости, книга, которая повлияла на Юрия Антонова?

АНТОНОВ: Вы думаете, что тогда кто-то читал книжки, кроме учебников?

СТАХОВСКИЙ: Ну, мне кажется, что бывали какие-то, может быть, моменты.

АНТОНОВ: Ну, может, да, но… я сейчас не припомню. Мы всё свободное время проводили на природе, парк и гора Лысица – это было самое любимое место, и чужой огород. Вот, и потом мы приходили и хвалились друг перед другом доблестями, своими победами.

СТАХОВСКИЙ: Но в кино же успевали ходить?

АНТОНОВ: А в кино ходили, да, вот "Серенада Солнечной долины". Была такая ситуация, когда дали очень много трофейных фильмов, в Советском Союзе очень много показывали трофейных фильмов. И вот один из фильмов был "Серенада Солнечной долины", конечно же. Да и сегодня еще с удовольствием смотришь этот фильм.

СТАХОВСКИЙ: Ну, он великий, конечно, как и "Веселые ребята", которые мы сегодня вспоминали.

АНТОНОВ: Да, абсолютно согласен.

СТАХОВСКИЙ: Коль уж мы заговорили о таких, не могу сказать древних, но, в общем, вполне себе исторических временах, есть какая-то историческая эпоха, в которой вам хотелось бы побывать? Вот съездить на неделю в отпуск, чтобы посмотреть, как это было там тогда и по-настоящему.

АНТОНОВ: Трудно сказать, знаете. Человеку современному, мне кажется, очень тяжело попасть в эпоху, допустим, средневековья, потому что там жизнь вообще ничего не стоила. Ну как? Понимаете, тут нас государство охраняет, хотя тоже зачастую жизнь ничего не стоит, бывают моменты.

СТАХОВСКИЙ: Но и там, смотря кем ты являлся, да.

АНТОНОВ: Но там не было безопасности, скажем так. Я человек осторожный очень, поэтому… С чисто познавательной точки зрения, допустим, как бы побывать, посмотреть, окунуться, ну, конечно, не в средневековье, а чуть-чуть пораньше, может быть, во времена Римской империи, посмотреть, действительно ли была у них та цивилизация, о которой написано в книгах, в журналах, были ли эти здания. Они остались, конечно, но хотелось бы посмотреть это со стороны, так сказать, человека, который находится внутри этих зданий, как это всё происходило, как они жили.

СТАХОВСКИЙ: Древний Рим. Ну вот, разобрались. Хорошо, а в продолжение этой темы, есть какая-то историческая личность, с которой вам бы хотелось побеседовать, поговорить о чем-то?

АНТОНОВ: Историческая личность?

СТАХОВСКИЙ: Да.

АНТОНОВ: Ну, как-то не задумывался. Тут личностей было очень много, честно говоря.

СТАХОВСКИЙ: Первое, что приходит в голову?

АНТОНОВ: А что вам первое пришло в голову?

СТАХОВСКИЙ: Историческая личность?

АНТОНОВ: Вот вы бы лично?..

СТАХОВСКИЙ: Если бы мне задали такой вопрос?

АНТОНОВ: Да, да, да.

СТАХОВСКИЙ: Ну, я бы с Моцартом с удовольствием поговорил, например.

АНТОНОВ: С Моцартом?

СТАХОВСКИЙ: Попытался, во всяком случае. Не знаю, через переводчика, потому что я не владею немецким.

АНТОНОВ: Понимаете в чем дело, вы не тешьте себя иллюзией, что это были какие-то необычные люди. Ну скажите, вот не только я прихожу к вам сюда, мы, в общем-то, совершенно обычные люди. Через 200 лет что будут о нас говорить, если кто-то будет говорить? Ничем не отличаемся, в общем, ото всех остальных, кроме, может быть, зарплаты.

КУЗЬМИНА: Вот именно поэтому он с Моцартом бы и пообщался, судя по всему.

АНТОНОВ: Ну, понимаете, вы могли бы разочароваться.

СТАХОВСКИЙ: Не исключено.

АНТОНОВ: Моцарт, Брамс, там Бетховен – сегодня для нас это такие имена потрясающие, мы ориентируемся на их музыку, но мы совсем не знаем, что они были за люди, как они вообще жили. Может, они были негодяи какие-нибудь, кто это знает? Никто этого не знает, и никто припомнить этого не может, вот, все ориентируются на их творчество. А человек и творчество – это несколько разные вещи. Обыденность, которая их окружала, вот это всё, понимаете… Кто-то жил там в свечах, в благовониях, в вине хорошем, в кружевах, а большинство с помойки поднимали…

КУЗЬМИНА: Юрий Михайлович, верите ли вы в гороскопы?

АНТОНОВ: Ну, не очень, честно говоря. Я никогда не задумывался об этом.

КУЗЬМИНА: А в приметы?

АНТОНОВ: А что я должен был… какие гороскопы вы имеете в виду?

КУЗЬМИНА: Ну, подходит человек и говорит: «Ах, родился в год Петуха – нет, всё, общаться не буду…» – «Почему?» – спрашиваем его мы. – «А потому, что вот у меня написано, что с Петухами у меня не ладится».

АНТОНОВ: Нет-нет-нет, у меня такого нету абсолютно, я никогда об этом не задумываюсь. Но насчет каких-то примет, может быть, тут есть подспудное чувство.

СТАХОВСКИЙ: А вот приметы, да, это же отдельно.

АНТОНОВ: Подспудное чувство есть, что что-то существует, потому что на самом деле существует какой-то непонятный для нас мир, который еще не исследован никак, и его практически невозможно исследовать.

СТАХОВСКИЙ: То есть вы верите в какую-то мистическую составляющую жизни?

АНТОНОВ: Да, вы знаете, я вам признаюсь в одной вещи. Я очень люблю "Рен-ТВ" и "3-й канал". Я зачастую просто с большим удовольствием и таким познавательным состоянием души смотрю как раз эти передачи, где много чего интересного рассказывают. Меня это интригует, вот понимаете, мне это нравится.

СТАХОВСКИЙ: Но это чистое любопытство?

АНТОНОВ: Трудно сказать. Мы же на самом деле не знаем, что такое человек.

СТАХОВСКИЙ: Конечно, нет.

АНТОНОВ: Мы знаем только его внутренности: разрезал ножиком – посмотрел. А что там внутри, никто не знает до сих пор и понять не может. Все знают, что он состоит из того-то, вода в нем, что-то еще, знают, где сердце находится, где почки, всё такое, мозги даже знают где находятся, а что в мозгах – никто не знает! И сам человек, который носит эти мозги, он сам не знает, что у него в мозгах еще заложено, но не раскрылось в связи с какими-то обстоятельствами, понимаете? Может быть, в связи с тем, что у нас такой технический мир, и мы полагаемся в основном на технику, а не на собственные тонкие ощущения, понимаете, которые мы уже потеряли. Чем больше цивилизация, тем ты больше полагаешься на технику, а в то же время в человеке заложены, мне кажется, большие возможности, огромные.

КУЗЬМИНА: Что касается технического потенциала, вы пользуетесь Интернетом?

АНТОНОВ: Я пользуюсь Интернетом, но я такой, как говорят, "чайник". Я знаю, где можно там Яндекс включить, где Майл.ру, там почту почитать. А так я вообще не копаюсь там, да мне это, собственно говоря, и не очень интересно. Ну, что там? Сплетни сплошные, грязь какая-то вообще. Но, знаете, Интернет стал уже составляющей для многих людей, чем-то просто уже неотъемлемым.

КУЗЬМИНА: Ну, вы тоже назвали телеканал, в общем, достаточно скандальный и со сплетнями в том числе.

АНТОНОВ: "Рен-ТВ"?

КУЗЬМИНА: Да.

АНТОНОВ: Ну, я как-то не обращал внимания. Я знаю, что есть НТВ, есть какие-то…

СТАХОВСКИЙ: Ну, на НТВ – там вообще одно мясо, мне кажется, какое-то.

АНТОНОВ: Мясо?

СТАХОВСКИЙ: Да.

АНТОНОВ: Говядина?

СТАХОВСКИЙ: В том числе, не первой свежести, да.

АНТОНОВ: Они заняли такую нишу, они так работают, это их проблема…

СТАХОВСКИЙ: Нет, конечно, хозяин – барин, да, безусловно, имеет право.

АНТОНОВ: Да, пусть они там рассуждают….

СТАХОВСКИЙ: Каждому свое, безусловно.

АНТОНОВ: Меня "Рен-ТВ" интересует с точки зрения познавательной, понимаете? То, что я не имею времени – у меня действительно мало времени, – не могу прочитать там в журналах, в газетах, я могу, так сказать, увидеть на телевизионном экране.

КУЗЬМИНА: Мы пока будем слушать новости на "Маяке", я вам составлю список замечательных познавательных программ, которые идут на телеканале "Россия".

СТАХОВСКИЙ: О как!

КУЗЬМИНА: "Наука 2.0" – совершенно замечательный проект, выходящий за рамки понимания человеческого. Так что сейчас я буду составлять список, а вы, пожалуйста, сидите и слушайте новости…

СТАХОВСКИЙ: Юрий Антонов у нас в гостях. Юрий Михайлович, а вам больше на чем нравится играть – на гитаре или на фортепьяно?

АНТОНОВ: Что значит играть? Вы думаете, что я так сижу с утра до вечера и играю?

СТАХОВСКИЙ: Нет, но вот я был на ваших концертах, и на некоторых вы выступаете с гитарой в основном, а на некоторых вы сидите за роялем.

АНТОНОВ: Нет-нет, я в основном в живых концертах работаю, на фортепьяно играю.

СТАХОВСКИЙ: В первую очередь, конечно, да. Если это сольный концерт. А если сборный, то как раз с гитарой больше.

АНТОНОВ: Сборный – да, с гитарой. Но для всех не секрет, что сборные концерты – фонограмма в основном.

СТАХОВСКИЙ: Ну, это понятно.

АНТОНОВ: И в сборном концерте не поставишь фортепьяно, понимаете? Бывает в большинстве случаев, никто… бывает, даже оркестра нет. Вот я хорошо всегда со своей группой езжу обычно. Поэтому…

КУЗЬМИНА: Друзья, присоединяйтесь. Много вопросов и на форуме, и на СМС-портале, хотя, в общем, мы не планировали задавать вопросы извне, но мы безумно рады, что они приходят. Владимир спрашивает: "Юрий Михайлович, был в 1975 году на вашем концерте в городе Тольятти. Помню вашу песню, слова героя этой песни: "Лежу на верхней полке поезда…" Он, герой, куда-то ехал. Что это за песня? Позднее никогда не слышал".

АНТОНОВ: Да-да-да, "Семь дней недели" называется песня. Вот, кстати, это одна из моих полузабытых песен… Конечно, понимаете, невозможно в одном концерте спеть…

СТАХОВСКИЙ: Всего Юрия Антонова.

АНТОНОВ: Да, там есть…

КУЗЬМИНА: Но человек никогда больше не слышал, это значит…

АНТОНОВ: Да, да, действительно, он никогда не слышал. Но я хочу ее ввести в программу… У меня даже текст затерялся, я, честно говоря, долго не мог найти текст, хотя написал текст Леонид Фадеев, мой товарищ, близкий друг. Вот. И мне прислала текст из Киева девушка, которая очень любит мое творчество, и она там роется в компьютерах, в Интернете.

СТАХОВСКИЙ: Ну, в Интернете же всё можно найти, конечно.

АНТОНОВ: Ну вот, и она там где-то нарывает, такое мне присылает, такие фотографии, я просто поражаюсь – действительно, это моя музыка, мои фотографии. Но я потерял текст просто, времени прошло очень много.

СТАХОВСКИЙ: Ну, бывает, конечно, что уж тут.

АНТОНОВ: Вот. И песня очень, на мой взгляд тоже, да, симпатичная.

СТАХОВСКИЙ: Юрий Михайлович, а скажите мне, пожалуйста, какой из периодов вашей жизни вы считаете наиболее ценным? Вот тот, без которого вы бы не состоялись, по вашему мнению.

АНТОНОВ: Ценный – это период тот, когда ты чувствуешь себя физически хорошо, когда здоровье есть, тогда и всё тебе кажется – море по колено, понимаете, не думаешь о том, что будет позже. Но приходят моменты, когда начинают ноги болеть, руки, а там голова, понимаете? И ты даже так думаешь: господи, а что в следующий раз еще заболит? Конечно, лучшие моменты жизни – это когда ты молодой, здоровый, жизнерадостный, когда у тебя энергия кипит, ключом бьет вообще, и жизнь кажется необъятной, и кажется, что она без остановок, она может быть всегда. Но приходит момент, когда начинаешь задуматься о том, что я уже перечислил.

КУЗЬМИНА: Из Москвы сообщение: "Любила раньше бродить без осторожности, дышать в Новопеределкино. Не кажется ли вам, что там особенная аура и дух иной? "

АНТОНОВ: Новопеределкино, я считаю, это лучший район города Москвы. Но не только Новопеределкино, и Переделкино, запад Москвы, вот этот район, это потрясающе. Там остался совершенно чистый… Люди когда приезжают ко мне в гости, они говорят: можно мы просто постоим, подышим здесь? Я говорю: ну, пожалуйста. Я-то привык к этому, ну а люди, которые живут в центре Москвы или в других районах, они остро ощущают вот этот чистый кислород, который дает потрясающий парк там с огромными деревьями, соснами, вот основа хорошего воздуха – это сосны, понимаете?

СТАХОВСКИЙ: А если выйти за пределы Москвы? У вас детство и юность были вполне себе интернациональные. Родились в Ташкенте, потом Берлин, потом Белоруссия, теперь Россия. А есть в мире какие-то места, где вы любите бывать, куда приезжаете и – всё, мое?

АНТОНОВ: Ну, так сказать "моё" нельзя, понимаете? Если бы я был, допустим, олигархом, я мог бы сказать "моё". Посмотрел на одно здание и сказал: "вот это будет моё", и завтра купил. Нет, я так не могу сказать "моё", я могу сказать, что мне приятно. Вот, например, у меня любимый город Вена, я туда часто езжу, я очень люблю этот город, вообще Австрия для меня потрясающая страна, с хорошими людьми, с хорошей природой, экологией. Представьте себе на секунду, вы в гостинице, и вот в 12 часов ночи вы поднимаетесь с кровати, вам захотелось попить, просто воды выпить, и нет под рукой ни минералки, ничего. Вы открываете кран и пьете воду из-под крана – она лучше, чем минеральная вода, понимаете? Уже одно это – просто удивительная вещь. Представьте себе, вы набираете у нас из-под крана водичку.

СТАХОВСКИЙ: Умываться-то каждый раз – я подумаю хорошо…

АНТОНОВ: Вот. Но есть земля огромная, земля прекрасная. У нас в России много красивых мест: Золотое кольцо прекрасное, район Костромы – там, где Волга, там замечательные места, прекрасные места в Самаре, Волга опять же. Но просто они как-то, знаете… У нас начинают сравнивать с Турцией там, с Египтом. Это совсем другая история. Я любитель посидеть с удочкой, именно с удочкой, просто вот удочка. Это так успокаивает, так расслабляющее действует.

СТАХОВСКИЙ: То есть процесс важнее результата?

АНТОНОВ: Да, абсолютно.

КУЗЬМИНА: Наживку даже не беру с собой…

АНТОНОВ: Рыба на сопли идет…

КУЗЬМИНА: Кстати говоря, про сопли. Любимое время года? Извините, уж сейчас так, к сожалению…

АНТОНОВ: Ну, лето, лето, лето.

КУЗЬМИНА: Лето?

АНТОНОВ: Но я почему это говорю? Меня, наверное, 90 процентов поддержат. Потому что зима затянулась, понимаете? У нас была в этом году прекрасная зима, вы должны согласиться со мной, что замечательная зима, было много снега, люди, которые любят кататься на коньках и на лыжах, получили полное удовлетворение. Но есть пределы удовлетворению зимнему, понимаете? Надо уже наконец-то скидывать шубы, радоваться солнцу, весенним ручейкам. Но я так понял, что весенних ручейков не будет, сразу будет лето. Нет?

СТАХОВСКИЙ: Ну, будем надеяться. Если придет, это будет сказка. От рыбы я тоже далеко уходить не хочу. Рыбалка все же предполагает какую-то рыбу, не всегда, но видимо. А что всегда есть в вашем холодильнике?

АНТОНОВ: В холодильнике? У-у-у…

СТАХОВСКИЙ: Ну, продукты, без которых вы вообще не представляете своей жизни.

АНТОНОВ: Там рыба, конечно.

СТАХОВСКИЙ: Речная, морская, красная, белая?

АНТОНОВ: Морская, морская. Да, я люблю очень сибас, дорадо, я покупаю…

СТАХОВСКИЙ: А тресочку?

АНТОНОВ: Треску? Треска замечательная. А это непростая рыба.

СТАХОВСКИЙ: Нет, я очень люблю треску тоже.

АНТОНОВ: Вы знаете, что я вам скажу, в армии когда служил, я вспоминал треску просто с таким отвратительным чувством, нас кормили ею всегда на ужин, давали кусок трески, соленый огурец и так называемое пюре, ну, там иногда попадались большие кусочки картофеля, но это, так сказать, уже издержки военного производства того времени. Но как сейчас помню, я когда работал на кухне, в наряде был, на ящиках было написано: Норвегия. Из Норвегии приходила треска, и вот нас кормили этим, каждый день вечером треска была.

СТАХОВСКИЙ: Красота! Ну, видите, страсть-то вы к рыбе не потеряли…

КУЗЬМИНА: Юрий Михайлович, много времени вы отдаете Российскому авторскому обществу?

АНТОНОВ: Ну, у нас бывают периодически совещания в авторском совете, мы сидим, обсуждаем проблемы… Я должен сказать, что вот сегодня РАО работает очень хорошо, очень сильно поднялись гонорары, сборы идут на профессиональном уровне. Когда-то этим отличалось ВААП – это Всесоюзное агентство авторского права, при Советском Союзе еще это было, я тоже был там…

СТАХОВСКИЙ: В ВААПе.

АНТОНОВ: В ВААПе, да. Очень хорошо работало. Но я должен сказать, что сегодня другое время, конечно, и пожаловаться на РАО невозможно, потому что оно все-таки дает авторам уже возможность, так сказать, нормально жить.

КУЗЬМИНА: А вот пожаловаться на незаконное использование можно в РАО?

АНТОНОВ: В РАО пожаловаться можно. Но только знаете что, смотря какое незаконное использование. У РАО тоже ограниченные возможности, это же не силовая структура, это не МВД, оно не может там приказать. Существуют суды, существует юриспруденция для того, чтобы защищать свои права. Но РАО может возбудить этот вопрос, и оно как бы обязано. С одной стороны, это организация, которая занимается сбором авторского гонорара для авторов, а с другой стороны, это организация, которая может, в общем-то, встать на твою защиту. Но у нее нет силовых структур, вы поймите, она может только, так сказать, помахать кулаками и обратиться за помощью.

СТАХОВСКИЙ: Ну, юридический порядок же есть, конечно.

АНТОНОВ: Да-да-да. Так что должен сказать, что РАО сегодня поднялось, конечно. Сергей Сергеевич Федотов отлично работает в должности директора этого нашего агентства как бы. И повышается гонорар, мы всё больше и больше собираем денег, уже стали собирать и с поездов, самолетов, с пароходов, чего раньше не было вообще.

КУЗЬМИНА: Зашла на сайт Российского авторского общества и посмотрела обращение к пользователям. Мне казалось, что это какие-то клубы, караоке-клубы и всё, в общем-то. А оказалось, что да, действительно, и театры, и телекомпании, клубы, кинотеатры – все что угодно.

АНТОНОВ: Вы знаете, я вас перебью. Авторское право – это всё, что нас окружает. Вот мы смотрим, к примеру, мы смотрим на что?.. Вот написано: Furman. Это авторское право.

СТАХОВСКИЙ: Ее кто-то придумал, конечно.

АНТОНОВ: Компания Furman – это известная американская компания, она выпускает приборы для профессиональной деятельности для музыкантов, для радио, наушники…

СТАХОВСКИЙ: Вот даже мы с вами сидим, разговариваем, а это уже авторское право. Юрий Антонов сегодня у нас в гостях. Юрий Михайлович, у нас есть секретная рубрика, в которой гость, который приходил на прошлой неделе, задает вопрос нашему следующему гостю, совершенно, конечно, не зная, кто это будет. Человек, который был у нас в прошлый раз, сейчас готов задать вопрос вам. Пожалуйста.

ВИТОРГАН: Здравствуйте. Я Максим Виторган. У меня к вам вопрос. Постарайтесь, пожалуйста, ответить быстро, четко, внятно и конкретно.

АНТОНОВ: Даже стараться не буду.

ВИТОРГАН: Ваши особые приметы?

СТАХОВСКИЙ: О как!

ВИТОРГАН: И как вы с этим живете?

КУЗЬМИНА: Неожиданно!

АНТОНОВ: Мои особые приметы? Вы знаете, это не мне обсуждать свои приметы, это, наверное, должны люди, которым нравится моя музыка, они могут сказать про мои приметы. А я не знаю, у меня примет как таковых нет.

СТАХОВСКИЙ: Да вы сами – одна сплошная особая примета! Вышел – и всё понятно, какие еще нужны особые приметы?

КУЗЬМИНА: В любом случае спасибо Максиму Виторгану за такой замечательный вопрос неожиданный.

АНТОНОВ: Да, спасибо, Максим. Счастья вам в семейной жизни!

СТАХОВСКИЙ: А как вы, кстати, думаете: чем любовь отличается от влюбленности?

АНТОНОВ: О, это кардинальные разные вещи, кардинально вообще. Любовь – это человек сознание теряет, он готов на всё, понимаете? Когда человек влюблен по-настоящему, он готов на всё. Для любимой женщины – всё! По мере своих возможностей, конечно, у каждого человека свои возможности, но на пределе возможностей можно сделать всё для любимой женщины.

СТАХОВСКИЙ: То есть не зря ученые всерьез говорят о том, что любовь вполне можно внести в список заболеваний, что человек совершенно неадекватен бывает в этом состоянии?

АНТОНОВ: Да, да, согласен с вами.

КУЗЬМИНА: Так это любовь или влюбленность?

СТАХОВСКИЙ: Это любовь.

АНТОНОВ: Это любовь.

КУЗЬМИНА: Это любовь.

СТАХОВСКИЙ: А влюбленность?

АНТОНОВ: А влюбленность – это такое поверхностное чувство, не знаю, ласковое поглаживание по руке…

КУЗЬМИНА: Шепот в ушко…

АНТОНОВ: Шепот в ушко, да. Ну и все вытекающие из этого последствия, вы понимаете меня.

СТАХОВСКИЙ: И всё хорошо.

АНТОНОВ: После шепота в ушко и поглаживания по руке что-то происходит следующее. Но я не буду открывать эти тайны жития…

КУЗЬМИНА: Мы в следующий раз встретимся и будем об этом говорить подробнее. Юрий Михайлович, что вы уже не успеете?

АНТОНОВ: Написать не успею?

КУЗЬМИНА: Вообще, что вы уже не успеете? Есть что-то, что уже, к сожалению, не успеется?

АНТОНОВ: Ну, пятьсот песен я не смогу написать, вот я остановился на каком-то количестве песен своих, но уже пятисотую… Некоторые авторы говорят: вот я пятьсот песен написал. Я с очень большим сомнением к этому отношусь, очень большим. Я знаю, как пишутся песни, понимаете? Я, например, воспринимаю песни как нечто значимое. Вот как нечто значимое, допустим, можно написать там сто песен, может быть, сто пятьдесят (я говорю сейчас о своем творчестве), а всё остальное – это уже… Это, знаете, такие песни, которые могут быть, могут не быть, скорее не быть, понимаете, но они числятся, как бы в числовом исчислении они есть, а на самом деле их нет.

СТАХОВСКИЙ: В конце концов, зачем нужно количество, если есть качество? А к слову о песнях, вот одна из легенд, которая о вас ходит, что у вас был диалог (я не помню, к сожалению, с кем), когда вас спросили: Юрий, почему вы не пишете новые песни? А вы сказали: знаете что, у кого старые песни г…, тот пусть пишет новые, а у меня всё хорошо. Нет, не правдивая история?

АНТОНОВ: Нет, конечно, я так не говорил. Вы знаете, я отношусь очень сдержанно к своим, как сказать, коллегам, и я никогда в жизни не позволю себе обидеть там и что-то сказать такое, даже если внутри ощущаю, что… Ну, я так воспитан, я не могу, я могу сказать только хорошее, вот.

СТАХОВСКИЙ: И тем не менее вы пишете новые песни, да?

КУЗЬМИНА: Мы так воспитаны, что с удовольствием послушаем вашу одну из последних, одну из свежих песен, да?

АНТОНОВ: Ну, скажем так.

КУЗЬМИНА: Как она называется?

СТАХОВСКИЙ: "На Арбате", у меня в шпаргалке написано.

АНТОНОВ: Да, "На Арбате", да.

СТАХОВСКИЙ: Скажем так, это какой давности? Ой, секрет…

АНТОНОВ: Ну, пусть для вас это будет, что я ее вчера написал.

СТАХОВСКИЙ: Вчера. Договорились.

КУЗЬМИНА: Друзья, премьера. Вчера только, вот горячий лист еще…

СТАХОВСКИЙ: Свежачок, да, от Юрия Антонова на "Маяке".

КУЗЬМИНА: Юрий Михайлович, большое спасибо.

АНТОНОВ: Пожалуйста. Рад был познакомиться с вами и поговорить с вами. Спасибо.

СТАХОВСКИЙ: Спасибо большое. Надеюсь, до новых встреч.

АНТОНОВ: Да-да.