Профитроли Ирина Апексимова

СТАХОВСКИЙ: Дорогие друзья, сегодня у нас в рубрике "Школьная анкета" Ирина Апексимова. Добрый вечер.

АПЕКСИМОВА: Добрый вечер.

КУЗЬМИНА: В старые добрые времена на "Маяке" говорили: "доброго времени суток", потому что понимали, что на всю страну вещают.

СТАХОВСКИЙ: Да, можно и так. Значит, потихонечку традиционно заполняем нашу школьную анкету. Ирина Викторовна Апексимова, 13 января день рождения, город Волгоград. Ну, российская актриса театра и кино - это всем понятно. А сейчас еще (может быть, кто об этом не знает) и директор Театра Романа Григорьевича Виктюка, да?

АПЕКСИМОВА: Да.

СТАХОВСКИЙ: Который в нашей "Школьной анкете" уже был. Мы так по старшинству пошли: сначала главного… Хорошо. Волгоград. Я вот никогда в жизни не был в Волгограде. Вы давно были в Волгограде последний раз?

АПЕКСИМОВА: Я давно не была в Волгограде, я бываю там, к сожалению, теперь только на гастролях, потому что там не осталось ни родственников…

СТАХОВСКИЙ: Вообще никого? Друзья старые?

АПЕКСИМОВА: Друзья, они давно потеряны. Школу я заканчивала в Одессе, поэтому уже те, кто школьные друзья были, они совсем далеко ушли. Нет, осталось, правда, у меня две подружки. Одна всегда посещает мои спектакли, когда я прихожу, прекрасная. Вторая живет теперь в Киеве, вот мы изредка, правда, очень, но встречаемся. Но это такие, вы знаете, на удивление, они даже не могу сказать, что подружки, они остались как родные сестры, родные люди.

СТАХОВСКИЙ: Бывает же такое!

АПЕКСИМОВА: Да, бывает.

СТАХОВСКИЙ: Но это получается, с тех аж времен детства.

АПЕКСИМОВА: Аж ну прямо…

СТАХОВСКИЙ: То есть получается, что чуть ли не с детского сада.

АПЕКСИМОВА: Ну да, да, да.

СТАХОВСКИЙ: Бывает же такое! Это не у всех так бывает. А вот, кстати, для того, чтобы складывались такие отношения, есть какой-то секрет? Почему у одних людей получается создавать такие отношения дружеские с самого детства, которые потом люди тащат всю жизнь, даже не тащат, а с удовольствием идут рука об руку, а у других нет: школу закончили - про всех одноклассников забыли.

АПЕКСИМОВА: Я думаю, что это не какой-то способ создавать такие отношения дружеские, я думаю, что это, скорее всего, просто люди такие.

КУЗЬМИНА: Или стечение обстоятельств.

АПЕКСИМОВА: Стечение обстоятельств и такие люди.

СТАХОВСКИЙ: Да, везение: повстречалось - хорошо.

АПЕКСИМОВА: Повстречались - хорошо, да, люди такие в моей жизни, и прекрасно.

КУЗЬМИНА: Как вы считаете, можно ли приобрести друзей уже в каком-нибудь сознательном возрасте?

АПЕКСИМОВА: Конечно, да. У меня очень много друзей, уже в достаточно сознательном возрасте я в Москве приобрела таких друзей.

КУЗЬМИНА: Потому что есть люди, принципиально считающие, что только те, кто с тобой пережил всё самое сложное, всё самое проблемное, может быть твоим другом.

АПЕКСИМОВА: Не обязательно. Я не согласна с этим мнением, потому что у меня очень много друзей действительно, здесь появившихся, в Москве, и не обязательно с ними переживать всё на свете. Прекрасные люди, мы с ними очень дружим, близкие мне люди. А как раз те, с кем я вот-вот-вот переживала еще тогда, они, наоборот, потеряны.

СТАХОВСКИЙ: Ну, хорошо, раз уж мы о детстве, а какое первое детское воспоминание? Один из стандартных наших вопросов для начала беседы.

АПЕКСИМОВА: Вы издеваетесь?

СТАХОВСКИЙ: Пока еще нет, во второй получасовке начнем чуть-чуть.

АПЕКСИМОВА: Я не знаю, какое детское? Воспоминание себя или вообще?

СТАХОВСКИЙ: Ну, вот первое, да, когда вдруг Ира, может быть, еще не поняла, что она Ира, но вот какая-то вспышка. Кто-то нам рассказывал прямо, не знаю, целые театральные истории, всё что угодно, всё, что кажется важным.

АПЕКСИМОВА: Ну, не знаю. Понятия не имею, это очень какой-то для меня сложный вопрос.

КУЗЬМИНА: Ну, хорошо. А себя когда помните впервые? Может быть, не обстоятельства, а в каком возрасте? Потому что тот же Роман Виктюк, между прочим, чуть ли не с двух с половиной лет себя помнил.

СТАХОВСКИЙ: Очень какой-то ранний возраст у него был, да-да-да.

КУЗЬМИНА: Очень ранний, мы даже не поверили.

АПЕКСИМОВА: Ну, я помню, вот себя я помню очень отчетливо - это ненавистный детский садик, ясли и детский садик.

СТАХОВСКИЙ: А почему ненавистный?

АПЕКСИМОВА: Ну, там было ужасно, отвратительно, мне не нравилось, меня туда отводили. Вот это было всё… Ну, значит, это мне было, наверное, я не знаю, года, наверное, три.

СТАХОВСКИЙ: Ну, два-три-четыре, да.

АПЕКСИМОВА: Что-то такое, два-три-четыре. Потом был любимый детский садик, это уже было просто абсолютно осознанное времяпрепровождение, это как сейчас я помню всё. А такие вспышки… Ну, правда, не знаю, надо задуматься.

СТАХОВСКИЙ: Ну, ладно, бог с ним. Вам нравится ваше имя?

АПЕКСИМОВА: Ну, это данность. Я никогда не придумывала: может быть, поменять? У меня не было никогда такой мысли.

СТАХОВСКИЙ: Не было? А почему Ирина, кстати?

АПЕКСИМОВА: Я не знаю, насколько честны были мои родители, они говорили, что, когда я родилась, я невероятно громко заорала. А в то время была знаменитая певица Ирина Масленникова… Я думаю, что это, конечно, шутка, они просто привязали это, вот назвали меня почему-то Ирина. Ну, в те времена были такие имена: Ирина, Марина, Лена - вот было много.

КУЗЬМИНА: А прозвища были в школе какие-то?

АПЕКСИМОВА: Нет, у меня все время какие-то от моей фамилии, там разные вариации.

СТАХОВСКИЙ: Обидные? Было что-то обидное?

АПЕКСИМОВА: Не-а, не-а…

СТАХОВСКИЙ: Ну а как звали? Что-нибудь для примера.

АПЕКСИМОВА: Да нет, ребята, ну я не знаю, правда…

КУЗЬМИНА: Хорошо. Какие-то вещи конкретные из детства остались у вас? Вещи - я имею в виду что-то, что в детстве было вашим.

АПЕКСИМОВА: У меня остались благодаря моей маме, которая никогда не дает ничего выкидывать, у нее остались мои буквально первые детские пинетки, это какая-то вообще очень смешная вещь.

СТАХОВСКИЙ: Да ладно! Правда остались, до сих пор?

АПЕКСИМОВА: Да, да, до сих пор они есть, до сих пор хранятся.

СТАХОВСКИЙ: Ничего себе!

АПЕКСИМОВА: И даже моего брата, который старше меня на 15 лет, даже его есть пинетки.

СТАХОВСКИЙ: Валерия, да? Старшего.

АПЕКСИМОВА: Валерик, да. Вот осталось это с тех пор. Всё остальное, я думаю… Ну, может быть, что-то осталось в доме еще, но не много.

СТАХОВСКИЙ: Но все равно, ничего себе - хочется сказать. А вот, кстати, детство, да со старшим братом, да в семье… Надо напомнить, наверное, что семья-то, в общем, как бы это сказать-то, культурная.

АПЕКСИМОВА: Интеллигентные люди.

СТАХОВСКИЙ: Интеллигентная, да. Папа был музыкантом, мама тоже музыкантом, поэтому дочка-то хотела быть кем?

АПЕКСИМОВА: Дочка хотела быть переводчицей.

СТАХОВСКИЙ: С какого языка? Да с любого!

АПЕКСИМОВА: С любого, это не играло роли, потому что переводчицы ездили за границу.

СТАХОВСКИЙ: А очень хотелось за границу?

АПЕКСИМОВА: Очень.

СТАХОВСКИЙ: А чего вдруг?

АПЕКСИМОВА: Ну как? В Одессе на толчке было всё из-за границы. Потому что переводчицы привозили "жувачки", потому что у переводчиц были джинсы, французские духи. Поэтому хотелось переводчицей, туда.

СТАХОВСКИЙ: И красивые мужчины какие-нибудь рядом с ними.

АПЕКСИМОВА: Красивые мужчины, конечно.

КУЗЬМИНА: А это правда, что вы в школе приторговывали жвачками?

АПЕКСИМОВА: Ну, ребята, я вас умоляю, прекратите читать в Интернете всякую гадость, я вас умоляю.

КУЗЬМИНА: Вот, очень хорошо, что вы нам из первых уст рассказываете об этом.

АПЕКСИМОВА: Приторговывала…

СТАХОВСКИЙ: Конечно, а как же?

КУЗЬМИНА: Пускай так и будет.

СТАХОВСКИЙ: Надо сказать, что мы с Верой обычно стараемся ничего не читать о человеке свежего. Понятно, что к нам приходит много людей, с которыми мы знакомы уже какое-то время, и тогда проще. А вот с вами мы впервые сегодня, я во всяком случае, и, мне кажется, Вера тоже, и поэтому, естественно, хочется же что-то узнать, хотя бы три строчки. Открываешь Википедию: в детстве Ирина была хулиганкой… В смысле? А что Википедия имела в виду?

КУЗЬМИНА: Не уточняется.

АПЕКСИМОВА: Ну, Википедия - это же не Большая советская энциклопедия.

СТАХОВСКИЙ: Слава богу!

АПЕКСИМОВА: В Википедии даже неправильно ударение стояло в моей фамилии. Ну что в Википедии вообще? Я не знаю, кто эти люди в Википедии, кстати, википеды, кто они?

СТАХОВСКИЙ: Кто угодно. Мы же сами можем, я же могу зайти что-то поправить, вы можете зайти что-то поправить.

АПЕКСИМОВА: Ну, это же не с моих слов. Я не знаю, откуда берется эта информация. О чем говорить, если я там даже была Апексимова, причем меня исправляли: ты в Википедии Апексимова, вот посмотри и выучи, как нужно произносить свою фамилию. О чем речь?

СТАХОВСКИЙ: Кошмар какой! Ну, то есть мы можем сделать вывод, что в детстве Ирина не была хулиганкой.

АПЕКСИМОВА: Ирина была в детстве, давайте сделаем такой вывод хотя бы, в детстве она была.

КУЗЬМИНА: Расстраивает, когда в разных журналах, газетах, слухах что-то рассказывают о вас - то, чего не было на самом деле?

АПЕКСИМОВА: Ну, смотря что, конечно. Бывает информация, на которую вообще не стоит обращать внимания, а бывает безумно обидная, и в данном случае не просто информация обидная…

СТАХОВСКИЙ: Обидная лживая?

АПЕКСИМОВА: Лживая, естественно. И когда это задевает в той или иной степени моих близких, там мою дочь в данном случае, это даже… "расстраивает" - это неправильное слово.

СТАХОВСКИЙ: Обидно или злость, может, возникает?

АПЕКСИМОВА: Обидно, и злость, и зло, и обидно, и хочется вообще убить этих людей, порвать на части, ну я не могу с этим справиться.

СТАХОВСКИЙ: А вас трудно вообще разозлить?

АПЕКСИМОВА: Ну, у меня очень длинное терпение. Длинное, потому что я очень-очень долго терплю, но оно очень длинное по отношению к чужим людям, я очень долго терплю, очень долго копится, копится, копится…

СТАХОВСКИЙ: А потом - раз, забрало упало…

АПЕКСИМОВА: А потом - раз, и все, и до свидания.

СТАХОВСКИЙ: И "кто не спрятался, я не виноват"?

АПЕКСИМОВА: Да, да, да.

СТАХОВСКИЙ: Ух ты!

АПЕКСИМОВА: К сожалению, так. Или к счастью, не знаю.

КУЗЬМИНА: Если вернуться обратно в школьные годы или в школьно-студенческие, были ли, может быть, тогда люди каких-то замечательных профессий, как вам казалось, может быть, они до сих пор остались людьми этих профессий, про которых до сих пор совершенно непонятно, как эти люди это делают?

АПЕКСИМОВА: Ну, мне непонятно всё, кроме того, что связано с театром так или иначе. Я не понимаю, как люди лечат, я не понимаю, как люди летают на самолетах…

СТАХОВСКИЙ: В смысле водят самолеты?

АПЕКСИМОВА: Водят самолеты. Я не понимаю, как бежит ток по проводам, что зажигается лампочка, я этого ничего не понимаю. Я не понимаю, как идет пароход, судно большое. Я недавно тут была на гастролях в Архангельске и увидела впервые этот первый в мире ледокол "Ленин". Мама моя, это вообще, это просто целый город!

СТАХОВСКИЙ: Да, он огромный.

АПЕКСИМОВА: Он огромный! Я не понимаю, как это существует. Так что для меня очень много загадок.

КУЗЬМИНА: Хорошо. А есть профессии, в которых хотелось бы покопаться и понять, как это работает?

СТАХОВСКИЙ: Попробовать, да?

АПЕКСИМОВА: Ну, не знаю. Если говорить, что администрация - это та профессия, в которой мне хотелось бы покопаться… Мне интересны в той или иной степени, я абсолютно искренне говорю, рестораны, как это называется, общепит.

СТАХОВСКИЙ: Ну, рестораны как бизнес?

АПЕКСИМОВА: Как бизнес, как процесс, как это происходит.

СТАХОВСКИЙ: То есть вы бы были не прочь поуправлять, например, каким-нибудь рестораном?

АПЕКСИМОВА: Ну, не просто поуправлять, поучаствовать главное. Не то чтобы я там приходила бы…

СТАХОВСКИЙ: Ага! А почему вдруг ресторан?

АПЕКСИМОВА: Не знаю, интересно, я не могу в этом…

СТАХОВСКИЙ: Ну как? Кормить людей - это хорошо.

АПЕКСИМОВА: Ну, может быть, потому, что мне редко очень доводится это делать, у меня просто не бывает времени. И потом, у меня дома замечательная мама, которая готовит.

СТАХОВСКИЙ: Помогает, да?

АПЕКСИМОВА: Я не могу ее лишить этой функции, она главная на кухне, поэтому, может быть, у меня это нереализованное такое вот качество.

СТАХОВСКИЙ: А что всегда есть в вашем холодильнике?

АПЕКСИМОВА: Вино, помидоры, сыр.

КУЗЬМИНА: Такая итальянская история.

СТАХОВСКИЙ: Ну, мне кажется, итальянский такой набор. А почему?

АПЕКСИМОВА: Италия - моя обожаемая страна.

СТАХОВСКИЙ: Да?

АПЕКСИМОВА: Да. Это самое лучшее место, если можно назвать всю Италию одним местом.

СТАХОВСКИЙ: А много, часто там бываете?

АПЕКСИМОВА: Ну, редко, конечно. Бываю, конечно, редко. Но когда у меня есть вот эти счастливые дни отпуска, то я обязательно еду в Италию, как-то я там очень отдыхаю хорошо, заряжаюсь.

СТАХОВСКИЙ: То есть прямо моё?

АПЕКСИМОВА: Моё, моё, моё!

СТАХОВСКИЙ: Да? То есть если бы вы не были россиянкой, общо вот так скажу, с вашего позволения, то вы бы не отказались быть итальянкой?

АПЕКСИМОВА: Абсолютно не отказалась бы, именно итальянкой.

КУЗЬМИНА: Ну, я думаю, что Иру в Италии принимают за свою. Мне почему-то так кажется.

АПЕКСИМОВА: Ну, по цвету - да, цвет масти… Да, скорее всего.

КУЗЬМИНА: А вы верите в гороскопы?

СТАХОВСКИЙ: 13 января - это что, это Козерог, да?

АПЕКСИМОВА: Козерог. Я верю, когда они мне сулят что-то хорошее, доброе. Когда начинается какая-то ерунда, я думаю: боже, какая чушь!

КУЗЬМИНА: А с приметами то же самое? В хорошие - да, а в плохие нет?

АПЕКСИМОВА: Нет, с приметами посложнее. Наверное, в приметы я верю. Ну, все-таки актерская профессия, она достаточно близка к суеверию, и есть какие-то приметы, связанные с моей непосредственно профессией, которые на всякий случай, веришь ты или нет, приходится соблюдать. То есть скорее верю.

КУЗЬМИНА: Все равно садишься на сценарий, если он упал.

СТАХОВСКИЙ: Не дай бог что.

АПЕКСИМОВА: Конечно, конечно, абсолютно.

СТАХОВСКИЙ: А еще что?

АПЕКСИМОВА: Ну, ребята, вы что?

СТАХОВСКИЙ: Ой, приметы, об этом не говорят?

АПЕКСИМОВА: Вот приметы не говорите, да.

КУЗЬМИНА: Есть какие-то, может быть, внутренние настройки перед, я не знаю, спектаклем, перед выходом, которые соблюдаются неукоснительно каждый раз, внутренне чтобы настроиться?

АПЕКСИМОВА: Да, конечно, есть.

КУЗЬМИНА: Да?

АПЕКСИМОВА: Есть, да, но я не могу вам это рассказать.

КУЗЬМИНА: Нет, я просто говорю, что какая-то формула, по которой…

АПЕКСИМОВА: Конечно, есть, естественно.

КУЗЬМИНА: Но это может не работать для других? Вот настройки ваши могут не работать совершенно…

АПЕКСИМОВА: Абсолютно. Ну, у каждого своя кухня как бы, у каждого артиста своя кухня, и должен по-своему каждый настраиваться. Что-то у кого-то совпадает, но это настолько индивидуально.

КУЗЬМИНА: Но этому не учат в институте театральном?

АПЕКСИМОВА: Нет, это вырабатывается уже со временем, это просто какой-то такой… Ну, как утром люди: кто-то сначала умывается, а потом идет завтракать, кто-то наоборот. Это вот складывается со временем.

КУЗЬМИНА: Вам снится ваша профессия?

АПЕКСИМОВА: Мне снится не профессия, мне снятся… У меня есть один сон, который мне снится на протяжении многих-многих лет, это такой актерский кошмар скорее.

КУЗЬМИНА: Вот я и хотела сказать: профессиональный сон.                                   

АПЕКСИМОВА: Профессиональный сон - да, снится, он в последнее время, правда, реже повторяется, но все время, если этот, то обязательно одно и то же, обязательно. Видимо, у меня случилось что-то в какой-то момент, такой сильно большой стресс произошел, и он до сих пор меня не отпускает, эта история.

СТАХОВСКИЙ: А вот, кстати, про институт. Школа-студия МХАТ же была и Олег Павлович Табаков?

АПЕКСИМОВА: Да, да.

СТАХОВСКИЙ: А вы помните, с чем вы поступали?

АПЕКСИМОВА: Да, естественно. Я с этим и выпускалась…

КУЗЬМИНА: Даром прошли пять лет.

АПЕКСИМОВА: Наоборот, я отточила.

СТАХОВСКИЙ: А вот это, кстати, правильно, да. Что это было?

АПЕКСИМОВА: Я помню, с чем. Ну, было очень много разного материала всевозможного, но самое основное было Паустовского "Мой мужик большевик, а я гайдамачка" - была проза такая разухабистая. Был отрывок из "Войны и мира" - танец Наташи Ростовой. Ну и дальше были, конечно, стихотворения - всякие там Ахматовы, Пушкины и так далее.

СТАХОВСКИЙ: Паустовский - неожиданно, мне кажется.

АПЕКСИМОВА: Да.

СТАХОВСКИЙ: А почему вдруг? Откуда он взялся?

АПЕКСИМОВА: Мне посоветовал один замечательный артист, такой очень немолодой, опытный и прекрасный. Он мне просто сказал: ты из Одессы, тебе нужно доставать темперамент как бы, вот в этом есть что-то. Ну, наверное, это было правильно.

СТАХОВСКИЙ: А Паустовский был одним из любимых авторов? Или в тот момент это был исключительно совет?

АПЕКСИМОВА: Это был исключительно совет.

СТАХОВСКИЙ: А если говорить о любимых авторах, кто это может быть?

АПЕКСИМОВА: Ребята, у меня нет любимых авторов.

СТАХОВСКИЙ: Вообще?

АПЕКСИМОВА: Ну как? Есть, но это не один. Как можно сказать: я люблю вот этого или этого? Что-то мне нравится у этого автора, что-то у этого автора…

СТАХОВСКИЙ: Ну, может быть, есть книги, перевернувшие жизнь, сознание? Или книги, которые можно считать настольными?

АПЕКСИМОВА: Нет, нету таких книг.

СТАХОВСКИЙ: Ничего такого?

АПЕКСИМОВА: Настольными можно считать у меня только исключительно сценарии, лежащие на столе в невероятном количестве.

СТАХОВСКИЙ: А за читкой сценариев успеваете читать книги?

АПЕКСИМОВА: Нет, я не читаю, к сожалению. То есть я читаю очень мало книг, к сожалению, это правда.

СТАХОВСКИЙ: Ну, работа сейчас не позволяет.

АПЕКСИМОВА: Это правда, очень мало, потому что как читают люди книги в принципе? Ты приходишь домой, ложишься вечером в постель и читаешь книгу. А мне достаточно просто прикоснуться к подушке головой, и меня нет в секундочку. Вот так посидеть вечером или просто посидеть где-то почитать тоже с трудом получается.

СТАХОВСКИЙ: Это беспокоит?

АПЕКСИМОВА: Да, это беспокоит. Иногда я беру с собой книги, если они не очень большие по формату, на гастроли куда-то, когда там переезды и так далее. Но, к сожалению, я начала читать, сейчас не буду называть книгу, замечательную книгу, мне было безумно интересно, вот пока были там гастроли три-четыре дня, я ее читала, читала, читала… И я приехала в Москву, я не успела дочитать, я ее поставила, и вот она у меня стоит сейчас как укор просто, недочитанная книга.

СТАХОВСКИЙ: Осталось две главы…

АПЕКСИМОВА: Осталось буквально там какое-то небольшое количество страниц.

КУЗЬМИНА: Но при этом совершенно легко и непринужденно в следующую поездку можно взять и дочитать.

АПЕКСИМОВА: Ну что, брать остатки?

КУЗЬМИНА: Вы можете назвать несколько людей, а может быть, их было и много, таких людей-путеводителей в вашей жизни, которые кардинально в какой-то момент… вот, например, тот самый человек, который сказал, чем брать одесситке преподавателей при поступлении? Ведь это раз - и направляющая появилась откуда-то.

СТАХОВСКИЙ: Причем не обязательно люди, которых вы встречали лично, а люди-идеалы, может быть, были в жизни какие-то?

АПЕКСИМОВА: Ну, по большому счету до поступления в школу-студию МХАТ я не могу сейчас, если так судорожно соображать, не могу назвать ни одного такого человека, который как-нибудь перевернул бы мое сознание или что-то.

КУЗЬМИНА: Нет, направил, так скажем.

АПЕКСИМОВА: Направил? Ну, вот да, благодаря Леониду Александровичу я, наверное, поступила, благодаря произведению, которое он мне посоветовал. Дальше, конечно, это был Табаков. Это всё, это снос крыши, это другие рельсы, в другую сторону. Потом был в моей жизни такой прекрасный человек Олег Николаевич Ефремов. Вот это было…

СТАХОВСКИЙ: Вот это глыба!

АПЕКСИМОВА: Глыба, махина, обожаемый, преклоняюсь перед ним. И дальше в моей жизни появился Роман Виктюк, который меня совсем по-другому научил работать, играть, совсем другой взгляд на театр, на существование.

СТАХОВСКИЙ: А это можно объяснить? Вот Виктюк с вами сделал что? Вы говорите, "другой взгляд". Я понимаю, о чем вы говорите, чувствую.

АПЕКСИМОВА: Ну, Виктюк - это отдельная планета, так же, как и Ефремов, так же, как и Табаков.

СТАХОВСКИЙ: То есть это невозможно объяснить, да?

АПЕКСИМОВА: Это абсолютно три разные, отдельные планеты. Ну как можно объяснить? У них свой космос, они живут по-своему, они по-своему мыслят. Чем талантливее, чем мощнее люди, тем в них больше всего, они совсем от всех отличаются. И ты когда попадаешь в поле зрения такого человека, ты в любом случае, хочешь ты или нет, ты принимаешь его правила игры.

СТАХОВСКИЙ: Ну это да. Но я имел в виду, может быть, он сказал какую-то фразу, которую вы запомнили и которую, не знаю, вы будете пересказывать внукам, о том, что «первое, что мне сказал Виктюк в моей жизни: Ирочка, ты бле-стя-щая!» Например.

АПЕКСИМОВА: Нет, я думаю, что первое он мне сказал совсем другое, я вряд ли смогу это произнести в эфире.

КУЗЬМИНА: Знаю!

СТАХОВСКИЙ: Зная Романа Григорьевича, я начинаю понимать, о чем вы.

АПЕКСИМОВА: Ну, Виктюк мне очень много говорил, и на самом деле количество его фраз, тут выделить хоть одну невозможно…

СТАХОВСКИЙ: Да, понятно. Ирина Апексимова у нас в гостях сегодня. И это хорошо, думается мне.

КУЗЬМИНА: И это радует.

СТАХОВСКИЙ: Да, и это радует, конечно. Какой из периодов вашей жизни, Ира, вы считаете наиболее ценным?

КУЗЬМИНА: Всё, Ира схватилась за голову…

АПЕКСИМОВА: Господи, какой ужас! Наиболее ценным для чего? Для меня, для общества?

СТАХОВСКИЙ: Для себя, конечно.

АПЕКСИМОВА: Для себя?

СТАХОВСКИЙ: Время, благодаря которому, может быть, я - то, что я есть, я - та, кто я есть сегодня.

АПЕКСИМОВА: Ну, тогда это сегодня, это вот нынешний этап, потому что он сейчас для меня наиболее интересный. Может быть, когда-нибудь, когда настанет такой период в моей жизни, когда я буду сидеть там в тапочках где-нибудь на берегу океана, курить сигару и пить красное вино, я буду думать о том, что я сделала в этой жизни и что для меня было самым интересным, какой был в жизни самый важный этап. На сегодняшний день - ровно сегодняшний, ровно то, что происходит.

КУЗЬМИНА: А есть, правда, мысли такие фантастические: вот когда я уйду на пенсию, вы от меня все отстанете, я буду делать это, это или это?

СТАХОВСКИЙ: Помимо ресторанного бизнеса, ты имеешь в виду?

КУЗЬМИНА: Ну, это, видишь, где-то на подкорке, на всякий случай.

АПЕКСИМОВА: У меня есть подруга, в Москве живет, с которой мы очень близко дружим, мы с ней когда-то сидели, валяли дурака и договорились, что когда-нибудь в старости, когда уже все отстанут действительно и никому ничего ты не должен будешь, мы будем сидеть на каком-нибудь роскошном балконе на своей вилле на берегу какого-нибудь сумасшедшего Средиземного моря, пускай это будет Италия (ну конечно, Италия!)…

СТАХОВСКИЙ: Ну а что еще?

АПЕКСИМОВА: Ну, в крайнем случае Франция, в крайнем. И сидеть, и пить вино, и есть какие-то вкусные морепродукты, фрукты, овощи, читать газеты, смотреть фильмы, периодически говорить с кем-то по телефону. Вот это такая мечта, и периодически она мне говорит: Ира, скажи мне уже наконец-то, где этот балкон, когда…

СТАХОВСКИЙ: Давай уже поедем…

КУЗЬМИНА: Скажи мне адресок…

АПЕКСИМОВА: Уже поедем, да.

КУЗЬМИНА: А какая музыка будет звучать?

АПЕКСИМОВА: Ну, наверное, джаз, наверное, классика хорошая…

СТАХОВСКИЙ: А джаз вокальный или инструментальный?

АПЕКСИМОВА: И тот, и другой.

СТАХОВСКИЙ: Да? То есть нет предпочтений?

АПЕКСИМОВА: Нет предпочтений.

СТАХОВСКИЙ: То есть Элла или Билли…

АПЕКСИМОВА: Нет, ну так невозможно. Иногда в чем-то Элла, иногда… А потом, это зависит от настроения, от состояния.

СТАХОВСКИЙ: Ух ты!

КУЗЬМИНА: Артисты, актеры американские заточены и затачиваются на то, чтобы уметь делать всё в кадре - от каких-то трюков (это я сейчас не говорю про актерскую работу вдумчивую, драматическую и так далее) до песен, мюзиклов. То есть этот человек должен уметь всё. У нас немножко другая технология. Или у нас точно такая же?

СТАХОВСКИЙ: Нет, не другая?

АПЕКСИМОВА: У нас абсолютно такая же технология, абсолютно такая технология.

КУЗЬМИНА: Так.

АПЕКСИМОВА: Просто дело в том, что в наших фильмах это на фиг никому не нужно, это абсолютно невостребуемо. Сейчас-то учат студентов уже о-го-го, и все время повышается вот эта классификация - и сценического боя, и как бы просто боя, и вокала. Они творят немыслимые вещи, ребята-студенты, если придти на какой-нибудь студенческий спектакль, показ и так далее, это безумно интересно. Я прихожу, поскольку дочь моя учится, я прихожу, смотрю и думаю: мама, я никогда в жизни так не смогу! Это никому не нужно, это не востребовано. Я тоже могу всё, пожалуйста.

СТАХОВСКИЙ: Давайте делать, но просто никто…

АПЕКСИМОВА: Давайте делать, но это никому никогда не нужно было.

СТАХОВСКИЙ: Ну а, кстати, вот мне кажется, зря ты говоришь о том, что американских актеров затачивают…

КУЗЬМИНА: Говорят…

СТАХОВСКИЙ: Говорят, да. Потому что понятно, что есть, например, артисты, в которых хочется верить. То есть я, например, очень верю в Мерил Стрип, такая стандартная у меня вера в Мерил Стрип.

КУЗЬМИНА: Я совершенно о ней говорила, конечно.

СТАХОВСКИЙ: Я думаю, что она делает всё. С другой стороны, у меня вот приятель, например, был в Штатах на спектакле, где играл Орландо Блум, и потом мы встретились, он говорит: я ничего не понял. В смысле: почему этого человека мы называем артистом? Поэтому в кино сняться, наверное, в американском блокбастере, где всё хорошо и красиво, это одно, а выйти на театральную сцену - несколько, наверное, иная история.

АПЕКСИМОВА: Ну, конечно, иная история. Точно так же, как и у нас существуют актеры, которые прекрасно существуют на экране, и ни в коем случае им нельзя выходить на сценическую площадку, ни за что и никогда, это все-таки две большие разницы.

СТАХОВСКИЙ: И бывает, наверное, наоборот.

АПЕКСИМОВА: И бывает наоборот.

СТАХОВСКИЙ: В театре чувствуют себя прекрасно, а в кино…

АПЕКСИМОВА: Да, и бывает очень сложно в кино, да, да.

СТАХОВСКИЙ: Наверное, и не надо это делать, да?

АПЕКСИМОВА: Ну да, правда, правда.

КУЗЬМИНА: А есть проекты, может быть, телевизионные - сейчас мода артистов жечь, бросать с разной высоты, заставлять нырять тоже с разной высоты и так далее, - есть проекты, в которые не интересно идти?

АПЕКСИМОВА: Ну, вы знаете, я вам скажу, вот меня звали в проект "Вышка", который сейчас есть. Я не могу сказать, что мне это не интересно, но мне это не надо. Ну, я умею плавать, я умею нырять, но вот сейчас биться головой об воду - зачем?

СТАХОВСКИЙ: И так дел невпроворот.

АПЕКСИМОВА: И так дел невпроворот. Ну, может быть, если бы у меня не было такой занятости, я бы еще сейчас иначе мыслила. Ну, не интересно. Мне не интересны вот эти "Факторы страха", мне не интересно.

КУЗЬМИНА: Хорошо. А есть интересные?

АПЕКСИМОВА: Есть интересные. Я, например, открыв рот, смотрела "Один в один". И мне очень жаль, что я туда не пошла, потому что меня тоже звали, и я сдуру сказала… Ну, у меня, правда, не было времени, не было возможности, потому что я понимаю, что ребята там пахали безумно…

СТАХОВСКИЙ: Да-да-да.

АПЕКСИМОВА: И я позавидовала, что я туда не пошла. Вот это мне интересно.

СТАХОВСКИЙ: Ну, может, будет продолжение, будет второй шанс.

АПЕКСИМОВА: Может быть, даст бог.

СТАХОВСКИЙ: С кем из исторических персонажей хотелось бы поговорить?

АПЕКСИМОВА: Казанова…

СТАХОВСКИЙ: С Казановой?

АПЕКСИМОВА: Да.

КУЗЬМИНА: Сказанул ты…

АПЕКСИМОВА: Сказанул ты… Ну, с кем-нибудь, с какой-нибудь Фридой Кало с удовольствием пообщалась бы.

СТАХОВСКИЙ: Об искусстве или о житейском?

АПЕКСИМОВА: Да обо всем. Невозможно просто разговаривать или об искусстве, или о жизни.

СТАХОВСКИЙ: Наверняка, да, да.

АПЕКСИМОВА: Ну, как-то так, как мне кажется, это всё взаимосвязано. Не могу сейчас…

СТАХОВСКИЙ: Принимается. Всё, Фрида есть и хватит, про одного же спрашивали. У нас есть рубрика, мне кажется, самое время сейчас о ней вспомнить, которая называется "Секрет". Ее суть очень простая. Герой нашей программы - человек, который приходил к нам в гости на прошлой неделе, задает вопрос нашему следующему гостю, естественно, не имея представления о том, кто это будет. Вот сейчас вопрос от нашего прошлого гостя. Пожалуйста.

КОНЧАЛОВСКИЙ: Здравствуйте, меня зовут Егор Кончаловский. У меня к вам такой вопрос. Не могли бы вы мне сказать: почем фунт лиха?

СТАХОВСКИЙ: Вот так…

КУЗЬМИНА: Это третий раз, когда наша гостья хватается за голову. Причем, похоже, не от вопроса.

АПЕКСИМОВА: Да, Вера, когда я услышала "Егор Кончаловский", уже можно было не задавать вопрос. "Почем фунт лиха?" Хороший вопрос. Если посмотреть на меня, то, что я сейчас из себя изображаю, вот это стоимость того фунта лиха, за который мне приходится бороться много-много-много лет.

СТАХОВСКИЙ: Вот это оно и есть.

АПЕКСИМОВА: Ну, вот это оно и есть.

СТАХОВСКИЙ: Всё, принимается, да, принимается. А вас легко удивить? Вот мы выяснили, что разозлить, в принципе, трудно, то есть какой-то есть внутренний стержень. А удивить? Такое бывает?

АПЕКСИМОВА: Бывает, конечно, да.

СТАХОВСКИЙ: Часто или редко? И что это? А может быть, последний случай, когда вы подумали: господи, ничего себе…

АПЕКСИМОВА: Вы знаете, я сейчас безумно занята интересной идеей, это я так сейчас кратко предысторию. Я делаю такую очень интересную историю, которая будет 8 сентября в парке Сокольники, называется "Театральный демарш". Это такой марафон, когда академические театры выходят на природу, на траву и работают на ней, вот просто выходят из этих пыльных коробок и работают там.

СТАХОВСКИЙ: А люди могут придти и посмотреть просто?

АПЕКСИМОВА: А люди могут просто приходить, это будет целый день.

КУЗЬМИНА: Как в старые добрые времена.

АПЕКСИМОВА: Как в старые добрые времена.

СТАХОВСКИЙ: 8 сентября в Сокольниках. Под День города, что ли?

АПЕКСИМОВА: Ну да. И у меня было очень много удивлений, когда… я вроде как в профессии, я вроде немало знаю про то, что сейчас происходит на театральных подмостках, какие где спектакли ставятся. И когда мы сейчас стали интересоваться, набирать спектакли, которые будут там играться, у меня вот как раз удивлению нет предела, думаю: боже мой, еще и такое есть!

СТАХОВСКИЙ: То, что они творят?

АПЕКСИМОВА: То, что они творят, то, как интересно ребята работают, безумно интересно! И есть невероятно интересные спектакли.

СТАХОВСКИЙ: То есть надо идти и смотреть?

АПЕКСИМОВА: Надо идти и смотреть, потому что действительно есть невероятно талантливые люди. Я вот в последнее время всё время ныла, что нету современной драматургии хорошей, что этого нет, нет…

КУЗЬМИНА: А ныла потому, что не знала, или…

АПЕКСИМОВА: Ну, знаете, драматургия по-прежнему, по-моему, не очень есть. Но есть люди, которые наплевали на отсутствие оной и сочиняют эти спектакли, если можно так сказать, без основы, без пьесы, они просто придумывают.

СТАХОВСКИЙ: Я недавно разговаривал с одной моей знакомой - писательницей-драматургом, она очень театральный человек, и как раз мы с ней очень долго, я помню, разговаривали об этом. Она говорит, что современный театр все-таки в большинстве случаев - это сценография, а не текст. То есть вы об этом же говорите сейчас?

АПЕКСИМОВА: Ну, не совсем об этом. Она просто говорит как бы, если я правильно поняла, о внешней какой-то стороне. О сценографии со стороны зрителей, в восприятии зрителей. Конечно, зрителям сейчас интересно, привыкшим сидеть в Интернете, им интересно смотреть картинки, которые меняются, их очень трудно заставить, чтобы они застыли на общем…

СТАХОВСКИЙ: Театр стал более киношным, да?

АПЕКСИМОВА: Ну да. Вот как говорят операторы или кинооператоры, на общий план застыть на полтора часа - это очень трудно заставить зрителя. Поэтому, наверное, сценография стала значить гораздо больше, чем она значила всегда. Но текст по-прежнему остается, потому что все равно этот способ общения, от этого никуда не уйти. Я говорю немножко о другом, я говорю о том, что люди перестали искать, люди перестали… просто талантливые люди стали сами придумывать, сами писать эти тексты. Не так, как это было в старые добрые времена, когда находилась пьеса, ее принимали на худсовете и дальше ставили, - а просто собирается команда единомышленников…

СТАХОВСКИЙ: И говорит: давайте делать вот так. И начинает делать.

АПЕКСИМОВА: Которая делает вот так, да.

СТАХОВСКИЙ: Да, это интересно. Я напоминаю, что у нас в гостях Ирина Апексимова. У нас есть еще немного времени. Хочется успеть задать вопрос. Что самое сложное в вашей работе сейчас? Тем более что сейчас же новая работа - управление. Быть директором театра - наверняка это отличается от "быть актрисой".

АПЕКСИМОВА: Ну, конечно, это отличается. Но на самом деле, вы знаете, я не могу сказать, что это… Ну, это трудно, это не сложно, это трудно, потому что я очень многого не знаю как директор, как руководитель, как администратор, в конце концов. Самое сложное не это. Самое сложное, я скорее скажу про свою актерскую профессию, самое сложное - это все-таки находить по-прежнему удовольствие каждый раз в новой работе, в тех предложениях, которые тебе приносят, я думаю, что это самое сложное. Потому что, я сейчас говорю не о театре, я говорю о кино в данном случае, потому что преступления… то есть предложения… оговорилась по Фрейду, что называется! Предложения поступают разные.

СТАХОВСКИЙ: Преступные предложения.

АПЕКСИМОВА: Преступные и не всегда, мягко говоря, интересные. А все-таки это моя профессия, я должна этим заниматься, я должна работать актрисой, поэтому в этом нужно находить удовольствие, без удовольствия в этой профессии находиться невозможно. Вот это теперь всё сложнее и сложнее, понимаете.

СТАХОВСКИЙ: Да, это понятно.

КУЗЬМИНА: Когда вы в последний раз плакали?

АПЕКСИМОВА: Да недавно, совсем недавно.

КУЗЬМИНА: Это было связано - я сейчас опять тонкостей не хочу знать, - было связано с переживаниями, скажем, внешние были раздражители или это внутренние какие-то были эмоции?

АПЕКСИМОВА: Это просто у меня как бы накопилось. Я не просто так сказала, что у меня очень длинное терпение. У меня накопилось какое-то невероятное количество неудач, непонимания. И вот когда это всё вместе складывается, копится-копится-копится… Вот совсем недавно у меня был момент, когда я села в машину и сказала: боже мой, я больше не могу… Всё, вот такое.

КУЗЬМИНА: Есть что-то, какой-то, я не знаю…

СТАХОВСКИЙ: Успокоитель?

КУЗЬМИНА: Нет, я только хотела сказать слово "девиз", но оно уже из какого-то прошлого, чувствуется прямо. Есть какая-то, может быть, внутренняя, не знаю, формула, установка в такие моменты, чтобы привести себя в порядок? Или надо сесть и это перетерпеть?

АПЕКСИМОВА: Да нет, я считаю, что нужно перетерпеть, нужно все-таки иногда расслабляться и отдыхать, вот я для себя это называю отдыхом, как бы выключаться. И я совсем не считаю, что нужно… Ну, оно проходит, нужно дать выход этим эмоциям, усталости.

СТАХОВСКИЙ: То есть надо прореветься, если ревется.

АПЕКСИМОВА: Надо прореветься, да, абсолютно.

СТАХОВСКИЙ: И просмеяться, если смеется.

АПЕКСИМОВА: Если смеется, да.

КУЗЬМИНА: Принято. Мы говорили в начале часа о друзьях и выяснили, что есть друзья, которые остались с детства и с которыми приятно общаться, и что есть люди, которые сегодня умудряются становиться новыми друзьями. А что такое настоящий друг? Вот это кто?

АПЕКСИМОВА: Не знаю.

СТАХОВСКИЙ: То есть он должен обладать какими-то качествами, на которые обращается внимание в первую очередь?

АПЕКСИМОВА: Ну, мне кажется, что настоящий друг, он как (в хорошем смысле) член семьи, то есть это человек, который, ты знаешь, что всегда есть рядом.

СТАХОВСКИЙ: Интуитивно?

АПЕКСИМОВА: Интуитивно. Это не значит, что нужно каждый день звонить и спрашивать, как у тебя дела, или отвечать на вопросы, как и что у меня происходит.

СТАХОВСКИЙ: Можно раз в год, но зато так…

АПЕКСИМОВА: Можно общаться раз в год. Но я почему сказала о том, что у меня есть эти люди? Можно общаться раз в год, и когда ты вдруг встречаешься, ты начинаешь с той секунды, на которой ты расстался, с той же ноты.

СТАХОВСКИЙ: Как будто времени и не было никакого.

АПЕКСИМОВА: Как будто времени не прошло, и ты можешь говорить с человеком, ничего не меняется, и он тебя слушает, когда нужно - поддерживает, когда нужно - поругает, что тоже очень важно для настоящих друзей.

СТАХОВСКИЙ: А критика болезненно переносится? Ну, тяжело, сложно? Или как?

АПЕКСИМОВА: Ну, конечно, неприятно. Кому же нравится, когда его критикуют. Ну да, неприятно. Но смотря какая и чья.

КУЗЬМИНА: От кого она.

СТАХОВСКИЙ: То есть друзьям можно пожурить?

АПЕКСИМОВА: Ну, смотря кому, да.

КУЗЬМИНА: Есть что-то, что вы уже не успеете сделать?

АПЕКСИМОВА: Я думаю, что я не успею сыграть Джульетту. Хотя, посмотрев на современный театр…

СТАХОВСКИЙ: Да, почему же?

КУЗЬМИНА: А то вы сказали: те самые современные авторы, которые пишут…

АПЕКСИМОВА: Всё может быть.

КУЗЬМИНА: Конечно.

СТАХОВСКИЙ: Ну, конечно. У нас был Михаил Горевой в гостях как-то, он сказал: дарю идею всем, забирайте, у меня в голове мысль. Он сказал: давайте сделаем сюжет про дом престарелых, женский этаж - второй, мужской - первый, друг к другу никого не пускают, а у них роман, и как они с двух сторон…

КУЗЬМИНА: Имеется в виду, что Ромео и Джульетта - это первая любовь, а она может придти когда угодно. И это действительно идея была совершенно классная.

СТАХОВСКИЙ: Да-да-да.

КУЗЬМИНА: И мы здесь сказали, что да, почему же никто не напишет такой замечательный сценарий.

АПЕКСИМОВА: Ну, Шекспир написал, и я думаю…

СТАХОВСКИЙ: И всё, и достаточно.

КУЗЬМИНА: Про первую любовь уже в возрасте. Ну что же…

СТАХОВСКИЙ: Хочется спросить, какая у вас сейчас цель в жизни, но не буду… Ирина Апексимова была у нас сегодня в гостях. Надеюсь, что вам не потребовалось сегодня много терпения, чтобы вытерпеть нас.

АПЕКСИМОВА: Нет-нет, спасибо большое, нет, всё прекрасно.

КУЗЬМИНА: Вам потребуется записать вопрос для нашего следующего гостя.

СТАХОВСКИЙ: Но мы это сделаем, уже когда выйдем из эфира, безусловно.

КУЗЬМИНА: Пока!