Любовь и голуби Лариса Голубкина
Персоны
МИТРОФАНОВА: Дорогие друзья, великолепная у нас сегодня компания, Машина мама пришла, короче. У нас сегодня родительское собрание.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Ой, девочки, я, во-первых, хочу вас обнять и поцеловать безумно, это самое главное. Здравствуйте.
МИТРОФАНОВА: Здравствуйте.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Обнимаю вас.
МИТРОФАНОВА: Лариса Ивановна Голубкина у нас в студии в рубрике «Дайте автограф, пожалуйста». Но, как говорит народная мудрость, у своих автографов не берут.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Да, а я и не дам.
ГОЛУБКИНА: Мы вчера с мамой Риткиной решили, потому что у этих проклятье магазинное, они одежду покупают, Лариса Ивановна и Маргарита Михайловна, а мы с мамой Ритой любим поесть вообще-то.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Я не верю, что Маша любит поесть, она всегда говорит: не надо, не хочу, спасибо.
ГОЛУБКИНА: Мы решили поменяться, обмен матерями.
МИТРОФАНОВА: Ну, ненадолго.
ГОЛУБКИНА: Тебе я отдаю Ларису Ивановну, а забираю твою Ольгу Семеновну.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: На - поесть.
ГОЛУБКИНА: Вы пойдете в магазин… ну, мама сказала: а мне не надо в магазин ходить, у меня все есть.
МИТРОФАНОВА: У меня тоже запасов, кстати, вот сейчас говорили, что вот сейчас санкции будут, Европа нам все перекроет, и Америка, а я говорю: у меня столько добра.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Нет, сейчас, знаете, какая тенденция, сейчас нужно шить. Надо находить хорошего закройщика, слово хорошее, у меня мама была закройщица, очень хорошая такая. Вот прямо на вас, точные плечики, точный размер и все.
МИТРОФАНОВА: Ну, и вообще это даже время какое-то препровождения.
ГОЛУБКИНА: Это, как трубку курить.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Да, дело какое-то, по крайней мере, находишь.
МИТРОФАНОВА: Как минимум, потому что дети уже выросли, 7 лет моей.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Уже взрослая, пусть работает.
МИТРОФАНОВА: Лариса Ивановна, ну, вообще, как мы вас вытащили из дома, у вас же там собаки малые остались на хозяйстве, да?
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Нет, ну, вы меня вытащили очень хорошо, потому что у меня только что состоялась премьера спектакля, я все время была в театре, все время в театре была на репетиции. Наконец, она вышла. Называется спектакль «Мамуре», где я, якобы, играю 106-летнюю бабушку.
ГОЛУБКИНА: А, на самом деле, тебе 104 всего.
МИТРОФАНОВА: А что за произведение?
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Это французская пьеса. Когда-то она однажды шла в Малом театре, где играла Гоголева, я когда-то это видела, ну, это лет 40 тому назад было. И я сначала думала, что надо превратиться в старуху, сделать пластический грим, сгорбиться. Я помню свою бабку Ганю по отцу, она была, ну, горб у нее был, ну, я думаю, вот, наверное, надо горб сделать, а потом сказать, что это прям глубокая драматургия, это ничего не сказать. Не глубокая драматургия. Но я подумала, что, так как я мало, в общем, играла в театре, и всегда артисты жалуются, что мне не давали ролей. Да, мне не давали ролей много, но, не важно, короче говоря, то, что мне не давали, вот у меня получилась экскурсия в то самое, в ту недодачу в этой пьесе. Здесь можно сыграть и любовь, здесь можно сыграть и трагедию, и семейную драму, то есть, все можно сыграть. И комедия здесь, и фарс здесь, и все.
МИТРОФАНОВА: А кто она выйдет?
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Она уже вышла, мы уже три спектакля сыграли. И мне режиссер сказал: Лариса, не надо корячиться, не надо изображать из себя старуху вот такую внешнюю. Попробуем как-то так проникнуть, как-то по-другому. И когда уже вышла на генеральную репетицию, он позвал гримера и говорит: чего это она у нас такая молодая? Но ничего, обошлось, я в паричке в седом. Не в этом дело, оказывается.
МИТРОФАНОВА: Мне тоже кажется. А можно даже без парика.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Нет, не в этом дело, не в количестве морщин, а все-таки в том внутреннем состоянии, которое, в конце концов, к концу жизни твоей, когда ты приходишь к финалу, накопил ли ты что-нибудь или не накопил. Вот это накопление выдаем в зал.
ГОЛУБКИНА: И чего мы можем накопить? Мы копим вещи, болезни, глупость увеличивается с годами.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Это кажется, друзья мои, кажется, каждый шаг, каждый поступок в жизни оказывается это накопление, накопление в будущее.
МИТРОФАНОВА: Я всего 6 раз в театре была, я накопила мало походов…
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: А не надо ходить в театр уже, если вы не хотите.
МИТРОФАНОВА: Нет, ну, как, я сейчас уже хочу.
ГОЛУБКИНА: Ты пойдешь? Я-то не пойду на этот спектакль.
МИТРОФАНОВА: Почему?
ГОЛУБКИНА: Объясню, потому что я не могу на маму на сцене смотреть.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Она нервничает.
ГОЛУБКИНА: Ну, во-первых, я нервничаю сижу, лучше бы я сама сыграла. Во-вторых, ну, жалостливый, ну, сколько же можно еще. А тебе не так будет обидно, потому что…
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Ну, я тогда официально вас позову.
ГОЛУБКИНА: Я-то буду жалеть маму, а ты будешь жалеть персонаж.
МИТРОФАНОВА: Это в театре Советской Армии?
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Да, Российской. У нас и Красная была армия, и Советская, и Российская.
ГОЛУБКИНА: И все равно наши вооруженные силы самые вооруженные.
МИТРОФАНОВА: А видно публику со сцены?
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Оно, конечно бы, могло видно быть, но я никогда не смотрю в зал.
МИТРОФАНОВА: А, да, это, как я смс-ки читаю, тут такие пишут, чтобы ты провалилась, или еще чего-нибудь.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Серьезно? Какая прелесть.
МИТРОФАНОВА: Ну, не так прямо жестко, но все-таки бывает.
ГОЛУБКИНА: Я могу прочесть вот эту смс-ку смешную из Томской области. Мы говорили в предыдущем часе о еде, и пишут: «Имейте совесть, как посоветовать продукты, так нельзя, реклама. А как постоянное упоминание iPhone, так не реклама, а ведь продукты-то народу важней».
МИТРОФАНОВА: Ну, поди накопи 30 тысяч на iPhone.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Вы знаете, я не согласна с этим. Что значит, продукты важнее. Ребята, ешьте меньше.
МИТРОФАНОВА: Тоже вариант. Как говорила Мария Антуанетта: ешьте пирожные.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Кто-то, да. Или ешьте пирожные.
МИТРОФАНОВА: Помнишь, она пришла и говорит: хлеба нет. Жрать нечего.
ГОЛУБКИНА: Ешьте пирожные, если хлеба нет.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Нет, ну, правда, надо меньше есть, у нас очень много едят.
МИТРОФАНОВА: Согласна, согласна.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: И все мешают вместе.
МИТРОФАНОВА: Ну, цирк бесплатный. Но с 18-й стороны я тоже согласна, вот женщинам реально нужно после 7 не есть. Ну, просто для самочувствия.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Не правда, а как же актеры? Вот я прихожу, я перед спектаклем не люблю есть, потому что как-то наполнен желудок. А после, почему не придти?
МИТРОФАНОВА: А спать, когда ложишься со всем этим.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Вот я вам говорила, с вином я хотела как-то разобраться, у меня ничего не получилось. Думаю, ну, надо же как-то расслабуху себе придумать. И придумала. Водку налила. Чего-то тоже никак, не нравится. Тогда я «Спрайт» туда налила. А тут вчера говорят по телевизору «Спрайт» это вообще самая отрава.
МИТРОФАНОВА: Растворяет лак на ногтях.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Хорошо чистить кастрюли «Спрайтом». Ну, не знаешь, даже выпить нечего.
МИТРОФАНОВА: Я так думаю, что телеку сложно верить, потому что на одном канале «Спрайт» рекламируют килограммы, там новый, зеленый, и дети же это пьют, а на другом в программе какой-нибудь обязательно скажут какую-нибудь ложку дегтя.
ГОЛУБКИНА: Да, и поэтому теряешься.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: В общем, короче говоря, я пришла к выводу - чем старше, тем меньше ешь. Жалко, вот я не умею спать, я бы, надо много спать и меньше есть. Но я сплю мало.
МИТРОФАНОВА: Почему-то Катрин Денев тоже говорит: спать надо поменьше.
ГОЛУБКИНА: Нет, спать поменьше.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Нет, ну, хотя бы 8 часов, как минимум.
ГОЛУБКИНА: Ты знаешь нашего друга Валентина Александровича, который спит, по-моему, 24 часа в сутки, и это ужасно.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Он увалень.
ГОЛУБКИНА: Нет, он, как кот, он поест из холодильника, ляжет перед телевизором, и все.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: А, может, он кот, может, по происхождению.
ГОЛУБКИНА: Нет, он-то кот такой серый.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Я сова.
МИТРОФАНОВА: Нет, ну, а как, больше успеваешь, вообще столько всего вокруг, как же там, наверное. Вот я тоже всегда спала черт-те до скольких, а потом стала работать в утреннем шоу и рано просыпаться.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: И хорошо, когда, нет, тогда ложиться надо пораньше, в 10, в 11.
ГОЛУБКИНА: А артисту, как лечь в 10, в 11, если ты приходишь в 11 только после спектакля…
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Да, и начинается все.
ГОЛУБКИНА: Причем все нервы, которые были на сцене, тебя же не может сразу отпустить.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Вот, кстати, насчет нервов. Ребята, я совершенно не понимаю, что происходит. Хотя говорят, если ты нервничаешь, то ты действительно артистка. Я до сих пор, столько лет работаю, и не понимаю, артистка я или не артистка, до сих пор не могу понять. Но то, что я нервничаю, значит, я, может быть, и артистка.
ГОЛУБКИНА: Перед выходом на сцену.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Перед выходом на сцену, и там какое-то время, пока не пристроишься. Причем, сколько бы я ни играла. У меня прям какая-то полосатость внутри развивается. Потом она исчезает.
ГОЛУБКИНА: Я тоже нервничаю, поэтому мне тоже не нравится играть в театре, потому что это такой стресс, такая пытка.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Я думаю, что нам это по наследству передалось.
ГОЛУБКИНА: Потому что ты вот потом, когда ты выходишь на сцену, уже все, начинается действие, все не так…
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Там все уже нормально.
ГОЛУБКИНА: Но как бы перед стартом, скажем так, я вот спортсменов жалею очень, думаю, боже мой, они, наверное, тоже…
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: А, если бы они так волновались, как мы с тобой, они бы не добежали даже три метра.
МИТРОФАНОВА: Да, кстати, у них, наверное, особое…
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Это особое.
ГОЛУБКИНА: А Марина Неелова как нервничает.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: И я поняла, что надо идти к психологу. Но где найти такого психолога, которого я не переговорю, понимаешь? Вот надо найти так, чтобы точно понять, что происходит.
ГОЛУБКИНА: А кто у нас тут был психолог-то? Когда я говорила про маму, они говорят: маме уже поздно к психологу идти, после 50…
МИТРОФАНОВА: У нас было три психолога, один был детский, потом Аннета.
ГОЛУБКИНА: Нет, детский нам не нужен. Аннета нам нужна, конечно.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: А, может быть, к детскому мне уже пора?
ГОЛУБКИНА: Нет, Аннета, пошли к психологу нервы лечить. Она говорит: давайте семейно.
МИТРОФАНОВА: Да нет, ну, а может быть, смысла нет тогда, это же все-таки специфика профессии, я так предполагаю.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Ну, специфика, но она направлена должна быть. Этот псих… Я помню, когда у Максаковой занималась у Марии Петровны, голосом, вокалом, уже тогда меня било в лихорадке. А когда бьет тебя в лихорадке, то си бемоль наверху, знаешь, скатывается на какую-то четвертинку, и ты можешь фальшиво спеть. И она мне говорит: знаете, Лариса, вот у нас была певица, которая 35 лет пела в Большом театре, она всегда смазывала руку солью перед выходом на сцену, чтобы тошноты не было. А то запоешь и затошнит. Смазывала соль языком и тогда начинала петь оперную партию.
МИТРОФАНОВА: Программа «Любовь и голуби» одна из тех редких программ, где можно ругаться «ёшкин кот».
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: И так можно?
МИТРОФАНОВА: Да, да, это цитата из фильма.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Я не умею ругаться.
МИТРОФАНОВА: Вы не ругаетесь?
ГОЛУБКИНА: Не-а, вообще.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Я даже боюсь об этом говорить, потому что меня ханжой представят.
ГОЛУБКИНА: Да, не дай бог при маме это самое, проблемы начинаются. Особенно, вот эти все наши.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Ну, ёшкин кот можно.
МИТРОФАНОВА: Ну, да, как-то ёшки-колобёшки нормально.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Я уже привыкла к этому.
ГОЛУБКИНА: Это идет, да. Но не больше.
МИТРОФАНОВА: О мужчинах мы сказали вот что, да, мы начали эту тему, подняли, потом отвлеклись на нервы. Вот нервы стали…
ГОЛУБКИНА: Не вообще.
МИТРОФАНОВА: Не в красную армию, что называется. Да, мужчины, вот мы вчера двоих встретили, такие дядьки хорошие.
ГОЛУБКИНА: Привет тебе передавали. Винокур с Лещенко приходили.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Ой, они хорошие дядьки. Мне Лещенко всегда нравился.
ГОЛУБКИНА: Ну, а кому не нравится?
МИТРОФАНОВА: А мне Винокур все-таки.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Я прямо влюблена была в него.
МИТРОФАНОВА: Вся страна же.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Нет, он очаровательный мужчина.
ГОЛУБКИНА: А он тебе предложение не делал?
МИТРОФАНОВА: Да, может, сейчас покажет все, что скрыто.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Девочки, признаюсь честно, предложений вообще мне мало, кто делал, потому что у меня было впечатление, что меня все боялись.
МИТРОФАНОВА: Посмотрите на ваше отражение в соседнем микрофоне. Она мне все время говорит: и поэтому мы вдруг ощутили, что за нами мужчины не ухаживают. Нам надо что-то делать…
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Да ну их на фиг со своими ухаживаниями. Ну, если сами не соображают, чего им подсказывать.
ГОЛУБКИНА: Дурачье.
МИТРОФАНОВА: Так что, они боятся, значит?
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Хотя мы с ней не договаривались. А что вы говорите, что значит? Что Лещенко, вы сказали?
МИТРОФАНОВА: Нет, они просто настолько не по этой теме, они, наоборот, такие прям оба ухаживатели. Ну, то есть, они прям сразу видно, что гусары, кавалеры такие, вот старой закалки дядьки. А сейчас не пойми, чего.
ГОЛУБКИНА: Ни рыба, ни мясо.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Девочки, ну, вот у меня впечатление, что сейчас поменялось время. Вот я считаю, я себе все время даю такие задания, чтобы не лезть к нынешнему поколению с советами, и не говорить, что вот в наше время было. То есть, если спросят, я, может быть, чего-то скажу. Вот вы меня сейчас спрашиваете.
МИТРОФАНОВА: Да, мы спрашиваем конкретно.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: И я хочу сказать, сейчас такое настало время странное, когда вот этот перебор был, резко поменялась одна система на какую-то другую. Ну, где это видано, чтобы в 90-х годах у нас вдруг появилось так много проституток. Девочки, откуда?
МИТРОФАНОВА: Даже фильм «Интердевочка» был.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Так фильм, это просто…
МИТРОФАНОВА: А «Путана», ночная бабочка, давайте песню Газманова послушаем потом.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Откуда это все вдруг ни с того, ни с сего, все были с бантиками. Сегодня про какую-то революционерку рассказывали, что ей мама сказала: вот, если на тебе, тебя не возьмут замуж, потому что ты не умеешь играть на фортепианах, и ты рыбий жир не ешь, к тебе плохо в обществе будут относиться. Другое время вдруг, вот в 89-м ничего не было, а в 90-м просто пруд пруди на Ленинградке.
МИТРОФАНОВА: Ну, да, да, были толпы, во дворах гоняли.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Так я хочу сказать, это сознание, эта среда, которая как бы разворачивает огромное, какое счастье, что мы были…
МИТРОФАНОВА: А, может, они были, мы просто не знали?
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Ну, видимо, существует определенное количество… Я, может быть, это бестактно с моей стороны, но толпа, я бы сказала, она должна куда-то все время поворачиваться. И есть люди главные…
МИТРОФАНОВА: Предводители.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Предводители, вот, куда повернут… Вот почему им сказали, вбили в голову, что, если ты пойдешь на панель, то ты заработаешь денег и поможешь папе, маме, вылечишь маму, а это ерунда, в общем, это не так сложно. Понимаете?
ГОЛУБКИНА: Такую же штуку сказал Алексей Осипов только про православных. Он сказал: вы посмотрите, в 1989 году еще ничего такого не было, и вдруг в 1992 году уже президент со свечкой стоит. Он говорит, как-то развернуло все.
МИТРОФАНОВА: Ну, люди обратились к неким идеалам.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Они не сами обратились. Если ты сам, вот если я сейчас, Маша мне время от времени, когда звонит и говорит: молитву, молитву, она мне говорит. До тех пор…
МИТРОФАНОВА: Вербует.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: До тех пор, пока я…
ГОЛУБКИНА: Сама не обратишься, ничего не будет.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Нет, дело даже не в этом. Вот ты обратилась, читала, читала эту молитву, нет. И вдруг…
МИТРОФАНОВА: Поняла.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Не поняла, а ты ощущаешь физиологически, что она на тебя действует хорошо. Пошло. А вот эти вот толпы, они не задают себе эти вопросы. И вот сказали: все, на Ленинградку.
ГОЛУБКИНА: И все пошли.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: И все пошли. Теперь, значит, сейчас у нас по-другому все. И, во всяком случае, я тут была в одном доме, когда я увидела 16-летнюю девочку, как моя внучка прям, я же примеряюсь к внучке, пришла в гости девочка и села за стол, девочки, не поверите, как Будда. Вот так, ноги сложимши, и она сняла еще туфли, и у нее голые ноги…
МИТРОФАНОВА: В позе лотоса.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: В позе лотоса села и стала есть в гостях. Волосы были в тарелке.
ГОЛУБКИНА: Есть ногами.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Почти что ногами. Я потом увидела, что она и икру ест, и пирожные ест, все вместе, тут колбаса пошла.
ГОЛУБКИНА: А у нас в доме-то этого нет, потому что мне в детстве говорили: надо есть, как английские девочки и подкладывали учебники по литературе под локти, чтобы они не выпали.
МИТРОФАНОВА: Помнишь, дочь советской Киргизии картина была еще в учебнике по литературе, в хрестоматии, одна девочка идет, такой взгляд у нее, а у нее учебники под мышкой. Точно-точно.
ГОЛУБКИНА: Ты к чему говоришь-то?
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Я к чему говорю, что изменилось время, изменилось направление реки в другую сторону, вспять…
МИТРОФАНОВА: Угрюм-реки, я бы сказала.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Угрюм-реки.
ГОЛУБКИНА: Смешно.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Нет, действительно, девочки, и, если своя голова есть, или ты попадаешь в эту реку, или ты переходишь в свой ручеек, и там осознанно смотришь, а что происходит. Вот происходит что-то невероятное, и поэтому с мужчинами… А мужчины практически зависят от женщин.
ГОЛУБКИНА: В смысле?
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Полностью, то есть, начиная с детства, как мать его приспосабливает. Мне нравится, что мне Ваня открывает дверь, внук, когда я с ним встречаюсь, он меня пропускает.
МИТРОФАНОВА: Он знает, что вы народная.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Нет, он, слава тебе, господи, не знает.
ГОЛУБКИНА: Знает, знает, он недавно хвастался своим отцом.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Ну, он меньше, он уже в 7 лет не открывал…
ГОЛУБКИНА: Прочухал. Нет, а он сказал: а чего такого-то, я горжусь своим отцом, чего, у меня крутой отец, почему мне нельзя похвастаться.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Короче говоря, я думаю, что очень много значит, когда человек обращается к себе, сам к себе и задает сам себе, не соседу задает вопросы, не папе, не маме, не тете, не дяде, а себе вопросы задает, так ли. Мне сегодня моя приятельница вдруг звонит и что-то начинает жаловаться, что ей плохо. Я не понимаю, я говорю, а мне что тогда делать?
МИТРОФАНОВА: А ей плохо по здоровью или по настроению?
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Нет, она плохо живет. Я говорю: подожди, ты вот там была, там была, в Пушкинский музей ходила на новую… прошла по всем спектаклям, чего тебе плохо-то? Ребята, все к себе.
ГОЛУБКИНА: Все внутри. Пишут из Санкт-Петербурга: просто мужчины научились обходиться без женщин.
МИТРОФАНОВА: Да, у меня тоже была тема, что, чем гениальней мужчина, что женщина для него, как опция сейчас. Он сам может…
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Так все люди могут без никого обходиться, и женщины могут без мужчин, и мужчины без женщин, и что? А сейчас говорят, что есть мужчина-женщина с бородой, сейчас был.
МИТРОФАНОВА: Это мы видели.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Сейчас есть какие-то такие, которые сами будут воспроизводиться.
МИТРОФАНОВА: Нет, такого не было.
ГОЛУБКИНА: Помнишь, как в каком-то таком произведении на рынке монаха с грудью, показывали, как бабу с бородой.
МИТРОФАНОВА: Это программа «Любовь и голуби». Сегодня голубей в студии вообще…
ГОЛУБКИНА: Голубей. Любовь Орлова это Маргарита Михайловна Митрофанова, и голуби это мы с тобой.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Да, мы голуби, да.
ГОЛУБКИНА: Голубкины.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: А Лариса Чайка. Чайка, Голубкина. Тут вообще много птиц.
МИТРОФАНОВА: Птичий базар, короче.
ГОЛУБКИНА: А еще удивляются, что мы тут галдим.
МИТРОФАНОВА: Главное, понимаем, о чем говорим.
ГОЛУБКИНА: Мы, да.
МИТРОФАНОВА: Ефремов пришел, вообще сказал: а зачем вам гости?
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Да, действительно. Слушатели, главное, чтобы врубились.
ГОЛУБКИНА: Женщины нас поймут.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: А мужчинами, вот мы…
МИТРОФАНОВА: Да, мы договорили, мы точку на них поставили.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Поставили точку? Нет, не поставили, мне кажется, не поставили точку.
ГОЛУБКИНА: Нужны они нам в жизни-то?
МИТРОФАНОВА: Вы же сами сказали, вы вчера были на интервью у ребят, там, где одни мужчины были, вы как-то по-другому себя чувствовали.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Я по-другому с ними разговариваю, я некоторые вещи мужчинам могу рассказать, а женщинам нет. Потому что у меня ощущение, что они меня понимают, какой-нибудь там случай из жизни. А женщина, может, не всякая поймет или не захочет понять, или вообще тебя в чем-нибудь заподозрит. А мужчины, мне кажется, более открыты. В беседе. У меня такое ощущение. А женщины, вот, например, у меня таких закадычных подружек просто нет, которые мне: вот, вошла, пришла, ушла, он сказал, я сказала, а это, а он ушел. У меня никогда на протяжении всей жизни этого не было.
ГОЛУБКИНА: Ну, только Женя Островская.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Никогда я с ней не разговаривала ни на какие интимные вещи.
ГОЛУБКИНА: А, в этом смысле. А о чем вы разговаривали, о консервах что ли?
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Ну, мы жили, как-то жили.
МИТРОФАНОВА: О нарядах. Ну, я не знаю, ну, вообще, сейчас, ну, может быть, особенности именно вашего характера.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Это характер, я думаю, характер. Потом еще мамино влияние, она всегда говорила: во-первых, никогда не надо, прежде всего, послушай, что я тебе скажу, никогда нельзя жаловаться мужчинам.
ГОЛУБКИНА: А кому же тогда жаловаться?
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Ни в коем случае про свои болячки, про свое что-то у тебя там неудачно, ничего не говоришь мужчинам. Это мне мама говорила.
МИТРОФАНОВА: Странно, а как же тогда жаловаться, что у тебя на работе плохо, кому?
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Как только ты выйдешь замуж, еще она говорила, подружки пусть приходят к тебе, но отдельно от твоего мужа.
ГОЛУБКИНА: А то может влюбиться?
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Не то, что, а вот она говорит, вносит смуту. А у меня был товарищ Федор Чеханков, который не был женат, и у него не было никого там, женщин никаких, и он одно время ходил к нам, а потом я перестала его звать, потому что он входил, хихикал и обязательно вот что-нибудь скажет…
МИТРОФАНОВА: Ложку дегтя?
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Обязательно, я обязательно заплачу, он скажет, вот, Андрюша сказал, а ты это… И все, и какой-то разлад наступал. И мне кажется, что все-таки англичане правы, когда говорят: мой дом моя крепость. Вот я, моя семья, и только торжественные гости, пришли, ушли и все. Но, чтобы вот так были закадычные подружки, да еще незамужние, не дай, бог, это караул. Это караул, и все, и мужчины в этом не виноваты.
ГОЛУБКИНА: А что же нам теперь с Маргаритой Михайловной не дружить, если я не замужняя?
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Нет, дружить.
МИТРОФАНОВА: Ну, я официально тоже не замужем.
ГОЛУБКИНА: Ну, ладно тогда. Но, с другой стороны, мы же у тебя дома не сидим, когда дядя Петя валяется на кровати, а мы с тобой на кухне… не сидим.
МИТРОФАНОВА: А, вот такие посиделки.
ГОЛУБКИНА: Да, то есть в магазин ходить можно вместе.
МИТРОФАНОВА: В ресторан, в какое-нибудь кафе-мафе.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Вы знаете, мне мама очень смешно рассказывала, ну, вот смотри, Ваня какой, мой отец, любая пришла какая-нибудь Вера Николаевна у нас, он обязательно что-нибудь подколет, подойдет, как ее схватит так, прижмет, вот прижмет весело, он веселый был человек, но прижмет. Задумайтесь.
ГОЛУБКИНА: А, вот так, это мы советы….
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Советы постороннего.
МИТРОФАНОВА: Да, но, видишь, Лариса Ивановна сказала, если ее не спрашивают, она вот такие советы чуфырь-чуфырь не дает. А мы вчера, к нам приходила Хакамада, отчество сложное…
ГОЛУБКИНА: Мицуовна.
МИТРОФАНОВА: Да, чуть ли ни Ирина. Она, знаете, что нам сказала, хороших несколько таких формул, что надо работать, говорит, заниматься тем, что нравится. Это для женщин. Какой-то у нее тренинг есть очень хороший - психологический даже отчасти. Потом надо работать, это один момент, с теми, кто… не на кого-то рассчитывать…
ГОЛУБКИНА: Не на нужных людей, их раньше называли «нужники».
МИТРОФАНОВА: Или там даже, чтобы всем понравиться. Нет, только на своих. Вот, на кого ты работаешь, рассчитывать. И еще она очень такую важную вещь сказала, что нужно среди твоих людей работать, чтобы не было чужих. Вот не твой, не на твоей волне.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Твоего духа.
МИТРОФАНОВА: Вот, а от этого, как избавляться, что же, людей…?
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Очень просто. Мне кажется, очень просто. Вот я мгновенно… Вот приходит компания, садимся за стол, и вот я уже точно знаю, где я буду молчать, мне не нравятся эти люди. Я же не могу говорить, что они мне не нравятся, я лучше промолчу. Я не иду в контакт с ними. Я закрываюсь, и у меня нет тогда с ними: а, все, пошли завтра… нет этого. И я поняла - с позавчерашнего дня поняла - что, наверное, так устроилась, наверное, хорошо, что я снялась молодая в фильме. Папа пугал меня, что артисты все плохие, что это все гулящие, и что это ненадежные люди, и я себя все время загораживала и выбирала себе каких-то людей, с которыми мне комфортно. Но довыбиралась до того, что, в конце концов…
ГОЛУБКИНА: До самого, до Андрея Миронова досортировалась.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: А сейчас я совсем одна, вот и все. И я себя проверяю, хорошо ли, что я одна вот такая. Хорошо, но когда мне звонит Маша или вот меня сегодня, я сегодня вдруг встала, у меня такое хорошее настроение, даже пылесос схватила, и сама себя поймала на том, что у меня хорошее настроение, что я иду к вам. Вот мне этого достаточно. Вот понимаете, достаточно. А вот, чтобы там говорить, ах, я одинокая, все, пойду в парк, потанцую, там дядьку какого-нибудь под руку…
МИТРОФАНОВА: Лариса Ивановна, а можно такой вопрос, не знаю, насколько, но вот недавно не стало очень известной тетеньки, актрисы…
ГОЛУБКИНА: Татьяны Самойловой.
МИТРОФАНОВА: Да, вот можно у вас что-то спросить про нее, как коллеги.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Я вам сейчас скажу, я ее, мне она…
МИТРОФАНОВА: Мы ее не видели годами, я вообще не знала, что она жива.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Она потрясающая актриса, девочки, обратите внимание, если будете смотреть и «Летят журавли», какая она актриса. Я поняла, что у нее очень сильное влияние мамы было, потому что там в документальных кадрах есть, она даже интервью дает написанное, уже она знала, как приблизительно надо ловко отвечать на вопросы. Но это уже подача мамина была. И мама ее отделяла от компании вот этой общей.
МИТРОФАНОВА: То есть, вы знаете такие нюансы. Потому что нам кинокритик, который очень тоже уважительной о ней отзывался, все, он сказал, что у нее, в принципе, может быть, была, как вы тоже о начальной молодой своей роли сказали, что она стала в таком юном возрасте сверхзвездой, а потом у нее три роли, по большому счету.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Вы знаете, совсем и не нужно много ролей-то, если так, по большому, все же, ну, если чаще бы снималась, больше бы денег было, вот и все. Но в нашей стране, снимайся, не снимайся, денег все равно не будет, потому что тебе еще не отстегивают от этих самых.
ГОЛУБКИНА: Ну, в Советском Союзе меньше зарабатывали.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Она могла бы с одних «Журавлей» до самой смерти этих денег. Но с Татьяной Самойловой есть очень интересный случай. Когда я приехала в 1970-м году в Токио, в Японию, ничего себе была компания - Ростоцкий, Слава Тихонов, Карасик режиссер и я, вчетвером мы приехали. То мы там были 20 дней, нас принимали по очень высокому, просто невероятно. Но почему-то Карасик режиссер чего-то им не понравился, что-то он не то икнул за столом, не то чего-то не то сказал, и они нам, не предупреждая нас, не стали его приглашать туда, куда мы приглашаем. И переводчик мне Фурута Сан, я его до сих пор… он мне сказал, в чем дело. Они очень любили, чтобы к традициям относились и все такое, а он вот там… И рассказывает, вот перед вами была делегация Татьяна Самойлова и был…
ГОЛУБКИНА: И кто-то еще.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Ну, компания была. И там же большая честь, когда тебя приглашают на церемонию чая. Ты входишь, снимаешь одни туфельки, надеваешь тапочки, в одной комнатке, в другой, в третьей, в четвертой.
ГОЛУБКИНА: Церемония заваривания японского зеленого чая.
МИТРОФАНОВА: Чайная церемония.
ГОЛУБКИНА: Целые два часа это длится, и только через два часа вам наливают чай.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Подожди, и, наконец, в последний момент ты приходишь, тебе наливают зеленый чай и надо там такую лепешечку повернуть три раза, вот так кружочек сделать. После этого ты кусаешь лепешечку, запиваешь чаем. И в этот момент Татьяна Самойлова сказала: а у вас кофе нет? А не нальете мне кофе? И это стало вообще, но к ней с таким трепетом относились, что, в общем-то, ей простили.
МИТРОФАНОВА: Но это не была шутка?
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Нет.
ГОЛУБКИНА: Она просто не знала.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Не была шутка, но она просто хотела кофе, ну, привели в дома, мучили, тапки одни надень, другие надень тапки.
ГОЛУБКИНА: А Фурута Сан мог бы, между прочим, и не переводить японцам-то.
МИТРОФАНОВА: Ну, может, и так.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Ну, опять же, японцев надо знать.
МИТРОФАНОВА: Да, они же тоже прямолинейные, им врать нельзя, превратишься в бамбук.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Ну, я, например, очень к японцам - вот с той поры, когда я три раза там была - я к ним отношусь с невероятным трепетом, потому что, конечно, там, как тот же Фурута Сан мне говорил, ну, у вас вчера была Хакамада, она вам там рассказывала.
ГОЛУБКИНА: Про Японию она нам много рассказала.
МИТРОФАНОВА: Ну, она жестче рассказывала. Она говорит, что у них физиология от реальной жизни не отличается, они могут себе позволять любые звуки и за столом, потому что считают, что это естественно. У них ванна даже может в холл выходить.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Но, тем не менее, Карасик икнул, и не поехал на церемонию чая. Или ему сказали: надень смокинг, а он надел зеленые штаны, коричневый пиджак и красную рубашку, тоже не поехал никуда.
МИТРОФАНОВА: Ну, в принципе, понятно. Просто я про Татьяну вспомнила, что вот как-то вроде тоже великая…
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Мне она очень нравилась.
МИТРОФАНОВА: Да, и вот как-то она в последние эти годы, и вот потом что-то, просто для меня даже было потрясение, что, правда, человек жив и, в общем-то, был рядом - на Патриках, да?
ГОЛУБКИНА: Ты знаешь, мама расскажет…
МИТРОФАНОВА: Вот вы говорите о личном вашем мироощущении, что вам чего-то самому достаточно, вы самодостаточный человек, у вас нет подруг, но есть там родственники, еще какие-то там интересы. Просто, почему так бывает, мы же все женщины?
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Слушайте, у меня были такие моменты, вот я Маше говорила, я в 2010 году закончила ходить в горах, я в горах все время ходила, я могла 17 дней не открыть рта.
ГОЛУБКИНА: Молчать.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Вот в Лейкербаде я была. Я молчала 17 дней.
МИТРОФАНОВА: Это Франция, Германия?
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Как американский космонавт.
ГОЛУБКИНА: Это где-то в Германии.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Лейкербад в Швейцарии.
ГОЛУБКИНА: А, даже так, у меня мать-то, видал, какая продвинутая. Хочу заметить, зарабатывает сама до сих пор, работает, как вол.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Нет, я не как вол работаю.
ГОЛУБКИНА: Ну, относительно меня, как вол.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Мне нормально, я не рвусь.
ГОЛУБКИНА: Поет, и даже с температурой может петь концерты и все.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: А потому что с температурой можно петь. Правильное дыхание и все, больше ничего.
МИТРОФАНОВА: Ну, у нас сегодня две крылатых фразы, это "трое с подагрой" - название группы.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Это я слышала.
ГОЛУБКИНА: С температурой можно петь.
МИТРОФАНОВА: И еще чего-то третье, сейчас придумаем.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Трио с подагрой.
ГОЛУБКИНА: А расскажи, мам, смешные истории. Мы как бы от Татьяны Самойловой отвлечемся, потому что это тоже длинная история.
МИТРОФАНОВА: Да, и грустная, как получилось.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Во всяком случае, я ее любила, и вот трепетно очень относилась к Татьяне, она об этом не знала наверняка.
ГОЛУБКИНА: Как стареют актрисы это отдельная песня. Это вообще можно взять на целый час разговор такой.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Девочки, да все стареют.
ГОЛУБКИНА: Давай, расскажи что-нибудь смешное, пожалуйста. Помнишь, ты мне рассказывала, как ты стояла за кулисами у Аркадия Исааковича Райкина и умирала со смеху, а Аркадий Исаакович кололся. Расскажи вот эту историю.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Да, Райкин, да.
ГОЛУБКИНА: У них были концерты.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Мне повезло, я года три ездила, он приглашал меня в свою программу, и я там пела в его программе старинные романсы. Ну, потому что он уже к этому времени был болен, и все, и с ним ездил и врач, и медсестра, и всякое такое. Но это поразительное, конечно, качество актерское. Человек, его под руки ведут на сцену…
МИТРОФАНОВА: Это он по стране ездил?
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Открывается занавес, как ни в чем не бывало, как будто он нас обманывает. Работает. Но я помню, в Новосибирске от нечего делать забралась туда наверх, где осветители, очень большая…
ГОЛУБКИНА: На колосники.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: На колосники, там большая очень сцена, больше, чем наша, наверное, театра Российской… В тапках домашних и начала ему что-то такое показывать, нос…
ГОЛУБКИНА: Кривляться.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Как он хохотал. И я поняла, что этот человек, который, вообще столько лет от него все умирали, любили, сам он, Ларисочка, я тебя очень прошу, я теряю серьез сразу.
МИТРОФАНОВА: Серьез теряет.
ГОЛУБКИНА: Есть такая штука, вот мы говорили об актерском страхе, а есть такая штука, как потеря серьеза.
МИТРОФАНОВА: О чем-то серьезном мы решили поговорить или о чем-то таком жизнеутверждающем в последние 8 минут нашего эфира сегодняшнего.
ГОЛУБКИНА: Мы не хотим про смех и шутки говорить, нет?
МИТРОФАНОВА: Я не знаю, как мама, ты теперь руководи.
ГОЛУБКИНА: Смех и шутки самые серьезные и жизнеутверждающие. И мы говорили о смехе. Расскажи, пожалуйста, Лариса Ивановна, какие смешные истории были у тебя в жизни? Помнишь, как артист Сошальский, которого ударило током, это мы рассказывали. Как вы ехали в Германии в автобусах и они выбегали, расскажи, как ели овощи, фрукты.
МИТРОФАНОВА: А у меня можно еще вопрос, ну, такой он, я не знаю, я боюсь, эту жабу я давно знаю, могу что угодно спросить. А у вас все-таки, ну, если уж был у вас такой царь-муж, ну, вот вам было, знаете, у нас есть друг Ваня Ургант, я даже не представляю, как его жена с ним живет, потому что он смешной. То есть люди, которые на сцене… ну, не смешной, юморной.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Я вам сейчас скажу, в чем дело. Это меня совершенно мало волновало, смешной он, не смешной. Я за него не вышла замуж в молодом возрасте только потому, что я увидела, какая чистота и порядок в его квартире. И, подумав, неужели это я вообще смогу соответствовать этому, я отлетела на какое-то время. А потом я вдруг увидела человека с единственным с моей точки зрения недостатком, ну, любит человек порядок, так, господи, намочила тряпочку, вытерла, и все, нет проблем, понимаете? У меня с ним не было проблем. А смешно, не смешно, весело.
МИТРОФАНОВА: Ну, он вас веселил хоть как-то?
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Он переводил все на… Ну, у меня потом же замена была Маша, когда он ушел, я всегда говорила, что я так… С Машей у меня была замена такая, что ни скажет, все мне было смешно и весело.
ГОЛУБКИНА: Ну, что делать.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: И поэтому я помню, когда ей было 4 года, а мы там чего-то таскали какие-то вещи, стол и все, он как всегда в халате Андрюша, с сигаретой, кто-то несет, и вдруг он закричал: не так, и, значит, все. И мы начали с ней смеяться, с Машей. Он подошел, стукнул об стенку кулаком: вы что, меня не боитесь? Мы сказали: нет, и он засмеялся. И мы поняли, что нам он не страшен, нам, в общем-то, легко, хотя, если ему надо было, все по полкам.
ГОЛУБКИНА: Ну, это маме он был не страшен.
МИТРОФАНОВА: То есть, если муж круче, чем ты, грубо говоря, образно.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: А как это понять круче он, не круче.
МИТРОФАНОВА: Ну, вот внутри себя же не можете обмануть. Вот, например, у меня муж, парень мой, любовь моей жизни, я чувствую, что он намного сильнее, целостнее, глубже, прозорливее, ну, пусть жаднее, чем я, но я чувствую, что он…
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Я понимаю вас, я понимаю, о чем речь, так я, думаете, я в присутствии Андрюши говорила, что я тоже артистка? Я этого не говорила. Он был артист.
МИТРОФАНОВА: А вот у этой тоже история.
ГОЛУБКИНА: Чего?
МИТРОФАНОВА: Ну, такая же, по-моему, была.
ГОЛУБКИНА: А, в смысле круче-то? Этого-то?
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Девочки, а почему надо соревноваться? Я думаю, что не нужно соревноваться. Вся крутизна женская и мужская, она сама по себе. Как только начинается соревнование, ничего не складывается, уступать должны.
ГОЛУБКИНА: Только что ты сказала, что дядя Петя вот такой, такой прекрасный, я подумала, как хорошо, что у тебя такой муж. Ты замечательный человек, а он еще лучше.
МИТРОФАНОВА: Вдруг он куда-то денется? А потом же остаются одни карасики.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Что значит вдруг?
ГОЛУБКИНА: Знаешь, если он будет вести себя безобразно, пусть он тогда лучше куда-то денется. А до тех пор, пока он приносит радость и счастье и может, и умеет переводить на шутку, как вот Андрей Александрович переводил на шутку. А когда он теряет юмор и все это на серьезе, тогда пусть девается куда-то, давай, пока.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Вы знаете, а мне кажется, что, если вот дойти до этого текста, который, я не знаю, правда это или нет, в день смерти Андрюши мы гуляли утром с Суриковой Аллой, и она мне сказала: тут мы разговаривали с Андрюшей, и он сказал, чем больше мы живем с Ларисой, тем больше я ее люблю. Может, Сурикова придумала. Но я видела, что значит, люблю, понимаете, я понимаю теперь, что это такое люблю, когда люди уже складываются, понимаешь. Складываются, и у них чего-то такое происходит в жизни, что не раздражает и не утверждает, вот я, я тоже артистка, я тоже пойду сейчас спою, и лучше, чем он споет. Понимаешь?
ГОЛУБКИНА: Или там круче. Как я могу соревноваться с мужиком.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Нет, вот это не нужно. Но я за это…
МИТРОФАНОВА: Но ты же осознаешь это, тебя же это чуть-чуть, может, подтачивает?
ГОЛУБКИНА: Нет, меня только подтачивает, что ты об этом думаешь, потому что совершенно никто никого не круче. Я настолько отдельный самодостаточный человек, что я не могу себя ни с кем сравнивать, ни с каким бы то ни было мужчиной, ни с какой-то женщиной. Я тебя уважаю и люблю, потому что я никогда не провожу между нами сравнения в смысле того, кто из нас круче, я готова уступать всем, кто лучше и круче меня, и я восхищаюсь талантом других людей. Но у меня есть и мое что-то, и я себя уважаю.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Понятно, и все равно вот в этом самом состоянии, в паре кто-то уступает. Я считаю вот почему-то, хотите что угодно со мной делайте, я считаю, что это должна быть женщина, но только тогда, когда она, вот как вы говорите про своего мужа, уважает его, его любит и ценит вот за это, за это, за это. А просто так уступаю, уступил, потому что он по башке сейчас не треснул, понимаешь?
ГОЛУБКИНА: Я добавлю пять копеек по поводу уступает. Знаешь, кто уступает? Тот, кто умнее, тот уступает.
МИТРОФАНОВА: Не плохо сейчас сказано. На тост похоже. Пойдем?
ГОЛУБКИНА: Да, если ты умеешь сделать так, что твой муж рядом с тобой, когда находится, то все знают, что он круче, чем ты, то это значит, что ты настолько крута, понимаешь, что ты можешь дать ему возможность…
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: А зачем быть крутой, скажи, пожалуйста?
МИТРОФАНОВА: Да нет, но это самосознание. Ну, многие же женщины…
ГОЛУБКИНА: Ты знаешь, есть женщины, которые своих мужей превращают в бог знает, во что. Я вот с некоторыми общалась и рассказывали про своих жен, я говорю: боже мой, да как же так, как она могла, если он с тобой живет, то ты реально должен быть самым лучшим на свете в мире из семи миллиардов мужчин, и ему это надо объяснить.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Слушайте, знаете, что, мы не про то говорим.
ГОЛУБКИНА: Почему?
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: А я вам сейчас скажу. Опять вот вернемся ко многому количеству женщин. Я когда-то еще - пробежки у меня были в парке ЦДСА утром рано - я бегу, идут три женщины простые, лохматые какие-то, толстые уже, грузные, и слышу такой текст, одна говорит: я своему 10 рублей кладу под подушку ночью.
ГОЛУБКИНА: Зачем? От сглаза?
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: А, если что, никогда не положу 10 рублей и отвернусь. Догадывайтесь, что?
МИТРОФАНОВА: Платит за секс.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Да. Простые тетеньки. Я прям аж, я бежала, я остановилась…
ГОЛУБКИНА: Она ему платит?
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: 10 рублей под подушку.
МИТРОФАНОВА: Это какая-то страшная история.
ГОЛУБКИНА: Это, если по нынешним временам, чего-то дешево.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Нет, ну, это в Советском Союзе было.
МИТРОФАНОВА: Но я уже от второй уважаемой мной женщины слышу, что нужно с природой встречаться. Хакамада нам тоже вчера сказала. Она говорит, я поехала куда-то в какие-то джунгли, и там, сама себе же врать не будешь, и там, раз, сложности…
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Ой, девочки, а у меня какие родились стихи.
МИТРОФАНОВА: Прям сейчас?
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Нет, ну, они в горах. Ну, я, конечно, сейчас не буду их демонстрировать, просто белый стишок, но мысль потрясающая. В следующий раз, когда увидимся…
МИТРОФАНОВА: Мы вас позовем. В сентябре.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Да, позовите. В сентябре прекрасно, я как раз приеду опять же с гор, из лесу, вестимо, и в лесу надо разговаривать, не с кем, если, то с собой, с деревьями, это очень помогает.
ГОЛУБКИНА: Можно с соловьями, сейчас соловьи вылезают. Можно пересвистываться так.
МИТРОФАНОВА: Ну, я про себя всегда говорю, что с возрастом будет только хуже.
ГОЛУБКИНА: А чего хуже-то?
МИТРОФАНОВА: А, оказывается, нет.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Нет, лучше.
ГОЛУБКИНА: Оделись-то одинаково, чего плохого-то?
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Оделись одинаково, все нормально, да. Но главное, от некоторых вещей избавляешься, и остается главное, если оно будет, а то можно вообще, прозрачная голова такая, а там чего-то плавает внутри.
МИТРОФАНОВА: Единственная разница, у Ларисы Ивановны нет татуировок.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: А у кого есть?
ГОЛУБКИНА: У Маргариты Михайловны.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: А зачем они?
МИТРОФАНОВА: Как говорится, все в ракушках.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: А в каком месте? На попе?
МИТРОФАНОВА: Да на спине. Ну, там где-то.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: Ну, это же все для красоты?
МИТРОФАНОВА: Да, именно так, ради красоты и живем.
ГОЛУБКИНА: Зато у тебя уши не проколоты.
МИТРОФАНОВА: Да, никогда.
ГОЛУБКИНА: А у мамы проколоты. Один-один.
МИТРОФАНОВА: Мы встречаемся в сентябре с вами.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: А я слушаю вас.
МИТРОФАНОВА: Спасибо, до новых встреч.
ЛАРИСА ГОЛУБКИНА: До свидания.
