Валенки Дмитрий Коган в гостях у Елены Батиновой и Максима Ковалевского

КОВАЛЕВСКИЙ:  У нас в гостях известный российский скрипач Дмитрий Коган. Здравствуйте.

 

КОГАН: Здравствуйте.

 

БАТИНОВА: Здравствуйте, Дмитрий.

 

КОВАЛЕВСКИЙ:  Вы же учились за границей?

 

КОГАН: Да, учился.

 

КОВАЛЕВСКИЙ:  Где?

 

КОГАН: Я учился в  академии Сибелиуса в Хельсинки,  в Финляндии, и в высшей музыкальной  школе в городе Эссене в Германии. И в Московской консерватории учился тоже.

 

КОВАЛЕВСКИЙ:  Объясните мне, пожалуйста, как вас после Московской консерватории, угораздило отправиться учиться в Хельсинки?

 

КОГАН: Это было не после, а до. У меня была банальная история - в Хельсинки жила и живет моя мама со своим вторым мужем, поэтому это было логично, к тому же там преподавал педагог, ныне покойный, Игорь Безродный, у которого я учился. В то время я очень хотел учиться у него, и я поехал к нему заниматься.

 

КОВАЛЕВСКИЙ:  То есть, вы ехали учиться не в город, не в учебное заведение, а к  педагогу?

 

КОГАН: У музыкантов принято все-таки ехать учиться конкретно к личности, а не в заведение.

 

КОВАЛЕВСКИЙ:  А что в городе Эссен?

 

КОГАН: В городе Эссен я стажировался в Высшей школе музыки.

 

КОВАЛЕВСКИЙ:  Почему именно в Эссене?

 

КОГАН: Там тоже был педагог, у которого я хотел заниматься.

 

КОВАЛЕВСКИЙ:  А там кто преподавал?

 

КОГАН: Замечательная скрипачка Нана Иашвили.

 

БАТИНОВА: Родители никогда не предлагали поехать учиться в ту или  другую страну?

 

КОГАН: Это согласовывалось.

 

КОВАЛЕВСКИЙ:  Что-то полезное почерпнули для себя, учась за границей?

 

КОГАН: Там абсолютно другая система образования. Там все идет от конечного результата. То есть, ты можешь не ходить, можешь не появляться, но каждые полгода изволь сдавать экзамены и изволь быть подготовленным. Если ты не подготовлен, тебе в мягкой форме и очень интеллигентно отказывают.

 

БАТИНОВА: А в консерватории также?

 

КОГАН:  Нет, здесь требовалось посещение и часто требовалось посещение таких предметов┘ Мне - 31 год, и я даже не знаю, где у меня лежит диплом Московской консерватории. Это к тому, что ни одного раза в жизни он мне нигде не понадобился. Более того, большинство предметов, которые в Московской консерватории преподавались, тоже ни разу в жизни не понадобились. Не подумайте, что у меня какие-то узкие интересы, или я зациклен только на своей профессии┘

 

БАТИНОВА: Вы можете вспомнить хотя бы один такой предмет?

 

КОГАН: Я помню, что была гражданская оборона. Вот это изумительный предмет. Я, правда, не знаю, есть он сейчас или нет.

 

КОВАЛЕВСКИЙ:  Сейчас он по-другому называется.

 

КОГАН: Нас учили, как надо к голубю привязывать записку и отправить ее. А у меня к тому времени уже был, я из-за границы привез, мобильный телефон. И, когда преподаватель спросил: что вы сделаете в случае чрезвычайной ситуации, если вам надо  отправить какую-то информацию? Я ответил: позвоню по сотовому телефону. Он обиделся и выгнал меня.

 

КОВАЛЕВСКИЙ:  А он что, всерьез рассчитывал, что вы скажете: пойду, поймаю голубя, привяжу к его лапе записку?

 

КОГАН: Видимо, так. В общем, было достаточно смешно.

 

КОВАЛЕВСКИЙ:  Дело все в том, что я тоже закончил консерваторию в Берлине.

 

КОГАН: Высшую школу.

 

КОВАЛЕВСКИЙ:  Да, Ханса Айслера. Могу сказать, что из учебы за границей я ничего особенного не вынес, видимо потому, что в отличие от вас не стремился попасть к определенному профессору.

 

КОГАН: А у вас какая профессия?

 

КОВАЛЕВСКИЙ:  Ударные инструменты. Мне попался тот профессор, который попался. Кстати, забавная деталь, выяснилось, что мой профессор, у которого я учился, всю жизнь, а он солировал в каком-то Берлинском симфоническом оркестре, был сотрудником ╚Штази╩. И в 1998 году его разоблачили, уволили, лишили звания профессора и так далее.

 

КОГАН: Лишили звания ударника ╚Штази╩.

 

КОВАЛЕВСКИЙ:  И, вообще, вспоминая свое время обучения за границей, в частности, в Берлине, я не могу вспомнить ни о каких счастливых минутах. Может быть, за тем редким исключением, что я там один раз в бильярд у кого-то выиграл 100 марок. А время, когда я учился  в училище при консерватории в Москве, считаю самым счастливым в моей жизни. Мои лучшие друзья,  мои первые девчонки, подружки┘

 

БАТИНОВА: Наверное, это зависит от людей. Если ты любишь, когда тебя заставляют┘

 

КОВАЛЕВСКИЙ:  Может быть. Но в вашем случае вы хотели учиться у конкретных профессоров.

 

КОГАН: Да. Могу вам признаться, назвать меня хорошим студентом в общеобразовательных предметах - сложно. Я с детства начал  гастролировать. С 15 лет занимался исключительно скрипкой и только скрипкой. А остальное, наверное, все-таки черпал из жизни. Например, я достаточно  неплохо разбираюсь в истории. Мне самому хотелось ею заниматься, мне никто не преподавал. Мне вообще кажется, что человек все-таки должен концентрироваться на том, что является его профессией. А остальное┘  Можно и так дойти.

 

БАТИНОВА: Но есть же шанс, что не ту профессию  выбираешь.

 

КОГАН: Бывает.

 

КОВАЛЕВСКИЙ: Помимо того, что вы учились у  русских профессоров┘

 

КОГАН: Не всегда. Не только у русских. В Хельсинки учился у финского профессора, тоже прекрасный музыкант был.

 

КОВАЛЕВСКИЙ: В Финляндии есть прекрасные музыканты?

 

КОГАН: Да. Он уже старенький, профессор Томас Хаапанен, легенда финской музыки. Он был ректором Академии имени Сибелиуса, друг композитора Сибелиуса. И музыку того же Сибелиуса с ним было очень интересно проходить. Я до сих пор пользуюсь его советам.

 

КОВАЛЕВСКИЙ: Но, тем не менее, у вас там были и другие предметы.

 

КОГАН: Были.

 

КОВАЛЕВСКИЙ: И как вы там, за границей, объясняли, что вам другие предметы не очень  нужны.

 

КОГАН: Ой,  да я не ходил! Честно говорю. Говорю же, что я плохой студент.

 

КОВАЛЕВСКИЙ: Да, я могу подтвердить ваши слова о том, что учиться там не обязательно, там нужно сдавать экзамены. Но экзамены-то вы сдавали?

 

КОГАН: Как-то сдавал общеобразовательные предметы. Но мне ни один из дипломов в жизни пока не пригодился. И что с ними делать я не  знаю. По наследству можно передать?

 

БАТИНОВА: Нет, вы оставьте для истории-то.

 

КОВАЛЕВСКИЙ: А ведь раньше всегда обязательно спрашивали диплом. В России, во всяком случае.

 

КОГАН: Ну, смотря для чего.

 

КОВАЛЕВСКИЙ: Времена изменились или просто вы такого уровня музыкант, что по первым нотам понятно, что диплом у вас есть?

 

КОГАН: А как вы себе представляете? Допустим, организующая сторона хочет пригласить меня на концерт┘

 

КОВАЛЕВСКИЙ: Копии дипломов, пожалуйста.

 

КОГАН: И что? Им недостаточно моей биографии, моих записей? Зачем им диплом? Они смотрят - продадут они зал или не продадут? И больше, я думаю, их мало, что волнует.

 

КОВАЛЕВСКИЙ: Хорошо. А вам, зачем нужны были эти дипломы?

 

КОГАН: Вообще-то принято учиться. Принято получать высшее образование.

 

КОВАЛЕВСКИЙ: Ну, хорошо, вы закончили консерваторию.

 

КОГАН: Я параллельно учился. Я учился в трех местах одновременно.

 

КОВАЛЕВСКИЙ: В трех местах одновременно?

 

КОГАН: Я же говорю, что ездил к педагогам. А так как педагоги преподавали в этих  высших учебных заведениях, я там и учился. Иначе может быть, я  и не учился бы. Я знаю много замечательных музыкантов, которые даже не имеют высшего музыкального образования высшего.

 

КОВАЛЕВСКИЙ: Например?

 

КОГАН: Насколько я знаю, Евгений Кисин, знаменитый пианист, учился в Гнесинской школе. Потом он сделал международную карьеру. Я не знаю, он вообще заканчивал Гнесинский институт или нет? Может быть, он закончил, а может быть, ему диплом просто выдали? Я не думаю, что он посетил хотя бы один предмет, одну лекцию.

 

БАТИНОВА: Это потому что талант.

 

КОГАН: Человек уже состоялся. Он уже востребован, грубо говоря, на работе. А тут идет речь об учебе. А если человек востребован на работе, если он уже зарабатывает деньги┘ Да что  тут говорить?

 

БАТИНОВА: Есть же талантливые люди не только в музыке, но и в других областях. Они тоже экстерном сдают.

 

КОВАЛЕВСКИЙ: Я просто пытаюсь понять, как вы физически успевали учиться в трех высших учебных заведениях. И, более того, учебные заведения находятся не в соседнем дворе.

 

КОГАН: Еще  и гастролировал. Вот так и летал туда-сюда. Тогда мне  казалось, что ничего в этом страшного нет. Наоборот, была какая-то романтика.

 

КОВАЛЕВСКИЙ: И где вам больше всего нравилось учиться?

 

КОГАН: Это трудный вопрос. Место не влияло  никогда┘

 

КОВАЛЕВСКИЙ: Но окружение всё равно имеет значение. Когда я представлял себе, что когда-то, через пару лет┘ Помните, раньше же жизнь была прописана на 20 лет вперед. И я точно знал, что закончу музыкальную школу при консерватории, училище при консерватории, а потом обязательно будет консерватория. И, подходя к зданию консерватории, у меня становились мягкими лодыжки, я представлял себе, что когда-то буду учиться в этом храме искусства, и этого было достаточно.

 

КОГАН: Когда я учился в консерватории, это было в конце 90-х, консерватория переживала, пожалуй, самый большой упадок в своей истории. Многие педагоги уехали за границу, потому что на те деньги, которые платили в то время, человек с талантом, со знаниями, не то, что не мог бы существовать, а он не хотел существовать. И эти разговоры: я не уехал, потому что любил свою родину, я  хотел преподавать нашим родным детям, студентам┘ Я в эти разговоры не верю. Потому что каждый человек все-таки всегда думает больше о своей семье, о своих перспективах. И это  нормально. И я, к сожалению, учился у тех, кто не мог уехать.

 

БАТИНОВА: Из-за этого качество образования понизилось?

 

КОГАН: Конечно! Колоссально!  Мне рассказывают мои старшие коллеги, что, когда они приходили в консерваторию в 70-х годах, можно было в коридоре встретить профессора Шостаковича, Хачатуряна, Ойстраха,  Свешникова, Гилельса. Но когда учился я, был упадок.

 

КОВАЛЕВСКИЙ: А сейчас можно встретить в коридорах консерватории Спивакова?

 

КОГАН: Сейчас тоже нет. Сейчас в консерватории ремонт. В Большом зале, по крайней мере. Я думаю, что сейчас это главное, и если его отремонтируют в срок, уже будет очень хорошо.

 

КОВАЛЕВСКИЙ:  Сколько раз уже ремонтируют! Я очень хорошо помню, что нас, студентов, водили в Большой зал Консерватории, чтобы мы сидели на балконе, а в это время строители замеряли уровень давления на балкон.

 

КОГАН: А если бы он обвалился?

 

КОВАЛЕВСКИЙ: Ну, если обвалился, значит, плохой уровень. Они нас еще просили хлопать!

 

КОГАН: Большой зал закрыт на сезон. Хотелось бы в это верит, учитывая все-таки наши темпы строительства в стране. Мне, правда,  хотелось бы в это верить. А в Москве, как оказывается, теперь практически залов нет┘

 

КОВАЛЕВСКИЙ: А Дом музыки?

 

КОГАН: Ну, есть Дом музыки. Но он не резиновый. Там проходят абсолютно всякие концерты: от эстрады, джаза, вечеров сатирика Задорнова до органа, до хоров, до скрипачей.

 

КОВАЛЕВСКИЙ: Но, подождите, раньше его не было.

 

КОГАН: Раньше его не было.

 

КОВАЛЕВСКИЙ: Был зал Чайковского. И все.

 

КОГАН:  Был Колонный зал, который работал в полную мощность. А сейчас Колонный зал работает очень избирательно. Там очень мало концертов, хотя он мне очень нравится по акустике. Я считаю, что он классный. Но он не используется, потому что принадлежит Московской федерации профсоюзов, да достаточно сложная политика в отношении этого зала. То есть, аренда его стоит более миллиона рублей за вечер. А цену они не снижают. У них такая позиция.

 

КОВАЛЕВСКИЙ: И что, он стоит пустой?

 

КОГАН: Он работает на 15% своих мощностей. Там проводятся какие-то съезды каких-то партий, политических  движений и очень редко концерты. Но очень дорого, безумно дорого!

 

КОВАЛЕВСКИЙ:  А на Рублевке еще есть какой-то зал.

 

КОГАН: Есть в Барвихе.

 

КОВАЛЕВСКИЙ: Там хороший зал?

 

КОГАН: Я там не выступал, да и классической музыки я там что-то пока особо не слышал. И потом - это все-таки локальный зал. Он сориентирован на определенный социальный слой, то есть на жителей данного района, района Рублево-Успенского шоссе. Я себе не представляю людей, которые в понедельник вечером из центра Москвы едут в Барвиху слушать концерт, а потом возвращаются обратно. А, если человек живет, например, где-нибудь в конце проспекта Вернадского┘ Как вы себе это представляете? Это локальный зал, что называется, для местных. Хорошо, что он есть, это нормально. Но рассматривать его как московский зал - невозможно.

 

КОВАЛЕВСКИЙ: Дима, заканчивая разговор об образовании, я не могу вас не спросить, тем более что это требуют наши слушатели. У вас есть дети?

 

КОГАН: Нет. Пока нет.

 

КОВАЛЕВСКИЙ: Вот когда будут, вы же захотите дать им музыкальное образование?

 

КОГАН: Не факт. Но музыкальные азы √ конечно.

 

КОВАЛЕВСКИЙ: Вы же потомственный музыкант, скрипач.

 

КОГАН: Я - потомственный. А дети - не знаю. Надо сначала посмотреть, какой будет слух, какие будут данные. И вообще, захочет ли это ребенок.

 

КОВАЛЕВСКИЙ: Но, тем не менее, теоретический вопрос. Отдавая вашего ребенка учиться, вы бы хотели, чтобы он учился за границей или в московской консерватории? Или, по вашему принципу, главное, чтобы был правильный педагог?

 

КОГАН: Сложный вопрос.

 

КОВАЛЕВСКИЙ: А если педагог в Челябинске, например?

 

КОГАН: В Челябинске? Не самый плохой город, кстати. Есть города гораздо с менее развитым уровнем. Когда мой ребенок по возрасту будет поступать в Московскую консерваторию, я очень надеюсь, что консерватория все-таки будет┘ Во-первых, отремонтирована. Во-вторых, это уже будет настоящее учебное заведение мирового уровня. Я очень хотел бы на это надеяться и очень жду этого. Но и я не вижу ничего плохого в учебе за границей. Сейчас же можно учиться и там, и здесь, и я ничего не вижу в этом плохого. Пусть молодой человек, студент смотрит разные миры, пробует разные системы образования, преподавания, знакомится с разными людьми. Это прекрасно. Я считаю, что он должен пробовать учиться в разных местах. Ничего в этом нет плохого.

 

КОВАЛЕВСКИЙ: Вы выступали с благотворительными концертами в Беслане.

 

КОГАН: Да, было. В Беслане, в Невельске. Я  уже несколько лет занимаюсь благотворительностью. Считаю, что это очень важно, особенно в нашей стране.  В России существует очень большая проблема - люди, которые привержены высокому искусство, классической музыке, которые хотят ее слушать, очень часто не могут себе это позволить. У них оторвали эту возможность в начале 90-х годов. А взамен √ вакуум, только канал  Муз-ТV┘

 

КОВАЛЕВСКИЙ: Ну, подождите. Не все так плохо. Есть канал ╚Культура╩ бесплатный на пятой кнопке┘

 

КОГАН: Есть. Во-первых, канал ╚Культура╩ один на пять каналов. Во-вторых, канал ╚Культура╩ должен показывать очень многие жанры. И показывает, потому что он один. И его недостаточно. И, третье, не везде сигнал канала ╚Культура╩ принимается. А, в-четвертых, может быть его и недостаточно смотрят, потому что культуры нет.

 

КОВАЛЕВСКИЙ: Сейчас не существует больше каких-то абонементов? Я имею в виду, что есть какие-то возможности, скажем, малообеспеченным слоям населения предоставлять какие-то скидки?

 

КОГАН: Есть в крупных городах √ в Москве, в Петербурге, в Екатеринбурге. А отъехать куда-нибудь подальше - вообще ничего нет. И в целом по стране, картина нерадостная.

 

КОВАЛЕВСКИЙ: И вы чувствуете за собой некую миссию пропагандировать классическую музыку?

 

КОГАН: Да, я чувствую такую ответственность.

 

КОВАЛЕВСКИЙ: Для взрослой аудитории?

 

КОГАН: Разной. И для студентов, и для молодых, и для ветеранов. Сейчас у меня заканчивается очень большой тур для ветеранов. И, вы знаете, очень большой интерес он вызвал. Ни одного свободного места, ни на одном из концертов тура не было. Наоборот, дополнительные стулья ставили и на сцену, и за сцену. Потому что людям это нужно. А возможности слушать нет, на известных гастролеров очень дорогие билеты, а на местных музыкантов не хотят ходить, потому что не тот уровень.

 

КОВАЛЕВСКИЙ: Вы хотите сказать, что на концерты местных музыкантов не собирается публика?

 

КОГАН: Как вам сказать? Собирается какая-то публика, но эти музыканты никогда не будут пользоваться таким же успехом, как концерт известного музыканта.

 

КОВАЛЕВСКИЙ: В общем, да, логично.  А вы помимо классической музыки, не чураетесь выступлений с эстрадными артистами? Я сегодня в Youtubе смотрел ваше выступление с аккордеонистом Петром Дрангой.

 

КОГАН: Что значит - чураюсь? Он прекрасный профессиональный аккордеонист в классическом репертуаре. В своей деятельности ищет какие-то  новые  жанры. Это его право. Я с ним, если выступаю, то, как классическим аккордеонистом, без подзвучки. И это очень хорошо.

 

КОВАЛЕВСКИЙ: А как вы нашли друг друга?

 

КОГАН: Мы просто познакомились и решили что-то сделать. Возможно, мы придумаем какую-нибудь большую программу.

 

КОВАЛЕВСКИЙ:  А у вас до сих пор  один номер?

 

КОГАН: Да. Пока не расширились, но пора подумать о программе. У нас плотные графики, очень заняты, но как соберемся, так обязательно что-нибудь сделаем. Петр - талантливый человек и очень хороший парень.

 

КОВАЛЕВСКИЙ: Я вообще в его сольных выступлениях не слышал, чтобы он классическую музыку играл. Все какой-то ширпотреб, простите.

 

БАТИНОВА: Почему? Она стилизована просто. Нет?

 

КОВАЛЕВСКИЙ:  Может быть. Во всяком случае, играется то, что понятно людям.

 

КОГАН: Наверное, так. Я не готов судить. Я с ним работаю, и мне нравится. По-моему, это неплохо получается.

 

КОВАЛЕВСКИЙ: Исходя из того, что вы работаете, в частности, с Дрангой, вы как-то думаете расширять общепринятые границы классической музыки?

 

КОГАН: Что такое границы общепринятые? Я же с ним играю не Баха. Мы не отходим от базового жанра. Ничего не придумываем. Вот когда начинают играть ╚Времена  года╩ Вивальди под какую-то жуткую обработку с танцами, с плясками┘

 

КОВАЛЕВСКИЙ: Но это же тоже, своего рода, пропаганда классической музыки. Или это, на ваш взгляд, антипропаганда?

КОГАН: Это, на мой взгляд, уже не пропаганда. Потому что пририсовать к картине Леонардо да Винчи ╚Мона Лиза╩ усы, джинсы, шляпку┘ Мне кажется,  что этого не нужно делать.

 

БАТИНОВА: Вы говорите о скрипачке, которая китаянка - Ванесса Мэй?

 

КОГАН: Да.

 

КОВАЛЕВСКИЙ: Она, на ваш взгляд, хорошая скрипачка?

 

КОГАН: Я хорошо  знаю педагога, у которого она училась в Лондоне. И он говорил, что у него в классе она занимала одно из последних мест по уровню талантливости. Она просто играет такой репертуар, что  невозможно судить. Она не играет классический репертуар. То есть, она занимается совершенно иным, чем занимаюсь я. 

 

КОВАЛЕВСКИЙ: Хорошо. Но, тем не менее, даже в классической музыке есть свои хиты. Пусть они даже тогда хитами и не назывались.

 

КОГАН: Есть, конечно.

 

КОВАЛЕВСКИЙ:  Правда же? ╚Времена года╩ - это тоже хит.

 

КОГАН: Гениальное произведение. А что плохого в слове ╚хит╩? Ничего плохого не вижу.

 

КОВАЛЕВСКИЙ: Я как раз и говорю о том, что делает Ванесса Мэй - это отчасти пропаганда классической музыки. Вы считаете, это не имеет право на существование?

 

КОГАН: Раньше был непримирим. Сейчас пришел к мнению, что все имеет право на существование, за исключением вещей, которые запрещены законом. Просто мне это не нравится. А за это, конечно, никто в тюрьму не посадит и не  расстреляет.

 

КОВАЛЕВСКИЙ: Опять же, приезжая в какой-то город, где у людей  нет достаточно возможности посещать концерты классической музыки┘ Вы же тоже подбираете программу, учитывая ту публику, которая придет на ваш концерт?

 

КОГАН: Конечно. Я не буду играть там сонату Шостаковича или произведения Арво Пярта. Я не буду играть это на каком-то благотворительном концерте. Но все равно за  рамки своего жанра я не выхожу.

 

БАТИНОВА: Дмитрий, вы для диска ╚Посвящение 65-летию Победы╩ выбрали девять треков. Больше нельзя было?

 

КОГАН: Можно было и больше. Но мне кажется, что  диск тогда хорош, когда ты хочешь к нему вернуться.  Он не должен замучить.

 

КОВАЛЕВСКИЙ: Дмитрий, как вы все успеваете? Вы участвуете практически во всех известных музыкальных фестивалях.

 

КОГАН: Далеко не во всех.

 

КОВАЛЕВСКИЙ: Я имею в виду крупнейшие: фестиваль имени Чайковского,  фестиваль во Франции, ╚Русская зима╩, ╚Черешневый лес╩,  фестиваль в Афинах, Шанхае, Вильнюсе, Гонконге┘

 

КОГАН: Много, конечно. За всю жизнь-то.

 

КОВАЛЕВСКИЙ: А зачем вы участвуете в фестивалях? Зачем музыканты участвуют в фестивалях?

 

КОГАН: Но это те же концерты в рамках фестиваля.

 

БАТИНОВА: Там нет призовых мест. Просто собираются музыканты.

 

КОГАН: Нет, нет, это фестиваль. Не надо фестиваль с конкурсом путать. Это просто фестиваль классической музыки. Чем фестиваль отличается от концерта? Концерт - один, а фестиваль - за неделю пять концертов разных исполнителей, коллективов, оркестров, квартетов. Очень приятная атмосфера.

 

КОВАЛЕВСКИЙ: И вы выступаете исключительно как сольный исполнитель? Вам не хотелось бы забабахать что-нибудь?

 

КОГАН: В качестве кого?

 

КОВАЛЕВСКИЙ: В качестве солиста оркестра.

 

КОГАН: В качестве солиста оркестра все-таки трудно ╚забабахать╩. Ты играешь в массе. Там одному-то не забабахаешь.

 

КОВАЛЕВСКИЙ: Ну, как же! Есть же произведения для скрипки с оркестром.

 

КОГАН: Этим я и занимаюсь, я играю для скрипки с оркестром. Вот в этом моя сольная деятельность и заключается.

 

БАТИНОВА: Интересно, а за последнее время вы встретили кого-нибудь на фестивале? Может быть, какое-нибудь открытие, которое вас лично впечатлило или поразило? Или все люди уже знакомы друг с другом?

 

КОГАН: Чаще знакомы. Но вообще встречаю. Вот  недавно девочку одну слышал. Она пианистка. Слабослышащая, но играет на рояле.  Мне так понравилось! Очень хорошо играет.

 

КОВАЛЕВСКИЙ: Русская?

 

КОГАН: Нет, гречанка. Она что-то слышит, у нее  20 %  слуха. Я просто представляю, что это такое. У меня у самого от перепадов давления этим летом месяц были проблемы с ушами. И я понял, какой это ужас, когда ты на 10 %  меньше слышишь. А она слышит всего на  20%. Ее игра √ просто фантастика!

 

КОВАЛЕВСКИЙ: А среди российских исполнителей есть новые звезды в хорошем смысле этого слова? Классические музыканты?

 

КОГАН: Вы имеете в виду, молодые?

 

КОВАЛЕВСКИЙ: Молодые - их не может не быть. Всегда, в любые времена есть молодежь, которая подает надежды. Но не всегда вырастает что-то.

 

КОГАН: Есть. Проблема в другом. Талант надо сохранить и развить. А в нашей стране это сделать очень трудно. Допустим, в регионе появляется талантливый ребенок. Первым  делом идут в музыкальную школу, где он попадает к не очень квалифицированному  педагогу. Этот не очень квалифицированный педагог не очень квалифицировано его учит. Потом родители все-таки решают отвезти его куда-то в более крупный город к более квалифицированному педагогу. Но этот педагог тоже недостаточно квалифицирован для уровня таланта этого ребенка. И к 16-ти годам┘ А наши профессора, если ты до 13-14 лет не научился и уже не мастер, значит, шансов на сольную деятельность, на какую-то звездность в будущем практически нет. Поэтому все дело в системе образования, а не в недостатках талантов. Очень много талантливых детей.  Но их надо выявлять правильно и учить правильно.

 

КОВАЛЕВСКИЙ: Где, на ваш взгляд, на сегодняшний день находится эпицентр классической музыки? Где лучше всего учиться классической музыке? В Москве, в Санкт-Петербурге или все-таки в Европе?

 

КОГАН: Сложно сказать. Смотря где, в Европе? В Лондоне, в Берлине┘

 

КОВАЛЕВСКИХ: Но Россию и  Москву не стоит списывать со счетов? Есть у нас еще порох в пороховницах?

 

КОГАН: Фортепьянная школа в Москве все-таки очень сильная. Скрипичная √ менее сильная. А вот фортепьянная  очень сильная и пианисты получаются очень  хорошие.

 

КОВАЛЕВСКИЙ: То есть, надежда есть?

 

КОГАН: Конечно.

 

КОВАЛЕВСКИЙ: Ну, что ж, спасибо огромное.

 

БАТИНОВА: Спасибо большущее.